В. Бирюк - Парикмахерия Страница 20

Ниже крыши — потолок. Потолки здесь делают из половинок расколотых брёвен. Пусть так и будет. А вот полы — можно только из досок. И нефиг выпендриваться и тесовыми крышами хвастаться.

Ночью у меня от бражки был такой напор, что мужики тут же разобрали только что поставленную крышу на поварне. А вот щепяную поставить… Трудовой подвиг был отпразднован настолько… многолитрово, что народ попадал. Трезвые Ивашко с Ноготком за нами малость прибрали. Главное — огонь погасили.

Мда… трое трезвых здоровых мужиков, включая «живого мертвеца», меня не остановили. Даже не пытались. Ну, Сухан — понятно. Ему любое моё действие — истина божеская. И эти лбы туда же. Хоть бы подсказали, намекнули. Типа: «мужик, ты не прав». «Слуги верные»… А что будет, если у меня спьяну ещё какой свих выскочит? Они же так рядком и пойдут. Сносить, ломать, рубить, резать…

Всё, Ванька,

«Бросаю пить, встаю на лыжи.Взамен цирроза будет грыжа».

На покосе — снова мысли по поводу. Неотвязные. Как бы оно, того… Русь уелбантурить. В смысле: обустроить «малой кровью».

Думать я люблю. Даже больше чем косить. Главное — мыслить систематично. Последовательно, по-шагово, без беспорядочного перепрыгивания по дереву следствий и вариантов. Тогда обязательно куда-то придёшь. Или к конкретному результату, который можно применить, или к осознанию собственной глупости. Тоже — по конкретному пункту. Что исправляется самообразованием или консультаций с экспертами в именно этой конкретной области моего незнания.

Итак, чтобы жить — нужно жильё. Чтобы хорошо жить — нужно хорошее жильё. Банально. Ага, аж скулы сводит. Вот с такой мордой, со сведёнными скулами, и ходят по моей России люди. По моей, где доля неприличного, нехорошего жилья, которое «ветхое и аварийное», от 0.3 процента по Москве до 21 по Ингушетии. А так-то, по всей России… всего-то 3 процента. Где-то 4–5 миллионов русских людей живёт… неприлично. По «святорусски». Несколько меньше, чем здесь, в 12 веке. Но значительно позже. На восемь с половиной веков.

Мда, корни у нас, как у саксаула — тот, говорят, тянет воду с глубины 10–12 метров. У нас не метры — столетия. Но мы тоже… как дерево.

Цель мне понятна — строим избу «белую». Есть у меня мечта, что это ну очень здорово здоровье местным поправит. Здоровье, не головы. Головы — даже печной трубой не выправишь.

«Мечта — это неналитый стакан, а ностальгия — уже выпитый». Весь вопрос: как перевести «мечту» в «ностальгию». Пошаговую бы мне инструкцию.

Чего нет — того нет. Работаем методом отсечения абсурда.

Значится так: пяти-шестистенки — отпадают — нет мастеров. Сам не потяну — надо сперва попробовать, проверить, людей выучить. Землянки, полуземлянки — отпадают — иначе нечего было и браться.

Секретарь провинции Новые Нидерланды, который в 1650 году писал по-голландски для сведения тех, кто хотел там селиться, подробно описывает, что «жители Новых Нидерландов и особенно Новой Англии, когда не могут выстроить себе сразу дом, какой им хотелось бы, роют в земле прямоугольную яму, наподобие погреба, в шесть — семь футов глубиною, любой нужной им ширины и длины, внутри всю её обкладывают деревом, а потом корьём, или ещё чем-либо, чтобы земля не оседала, на дно настилают доски и из досок же делают потолок, а над ним — крышу из перекладин, на которые кладётся кора или дёрн, и в таких землянках живут всей семьёй в сухости и тепле по два, три и четыре года».

И вот с этого они построили свою «Великую Америку»? За каких-то триста лет. А мы что, хуже? Или глупее? Или у нас руки не тем концом не в то место вставлены?

У меня тут не Новая Англия с такими же Нидерландами. А на Верхней Угре, как и вообще в России, действует железное правило: «Нет ничего более постоянного, чем временное». Делаем сразу. Если не «хорошо», то хотя бы «прилично».

Хороший «мастер ножа и топора» — плотник может с этими двумя инструментами сделать с деревом всё. Хоть сказочную птицу Гамаюн. Но у меня, как всегда по жизни, есть кое-какие мелочи. Ограничения — называются.

Нужно спешно, «ещё вчера», поставить не одну избу «для себя», а полсотни полных крестьянских подворий. Команды мастеров для этого нет, с инструментом… непонятки, исходный материал — лес, который Рябиновские мужики валили год-два назад по приказу Акима. Сам Аким про моё решение ещё не знает, но с этим после разберёмся. Оно мне нужно, а «необходимость — лучший учитель» — собственная мудрость из личного опыта.

Вылежавшийся лес пойдёт на жилые, зимние избы. Линейная усадка для сырой древесины составляет около 5 % за 1–2 года. Так что то, что мужики повалят в этом году, можно будет использовать только для прочих построек.

Начнём с коробки-сруба. Брёвна для этого здесь используют пятисаженные. По моему счёту — 6 метров. Сам сруб ставят квадратным.

В моё время толщина бревна, которое идёт в стенку — от 18 до 40 сантиметров. При норвежской стенке (не путать со шведской) — 40–50 сантиметров.

Здесь — диаметры ещё больше. Причины простые: и обилие леса, и, главное: «очаг тепла не держит». Недостаток теплоёмкости источника тепла компенсируется толщиной термоизоляции. При полуметровом диаметре и шестиметровой длине получаем в каждом бревне около куба с четвертью. Куб сосны — от 400 до 800 кг весом. Мда… Как бы пупки развязались.

Самое простое, на мой взгляд, соединение угла сруба — «в лапу». Всё равно — хлыст разрубается на бревна топором. И само соединение делается аналогично. Пилы на «Святой Руси» есть. Только я ни одной не видел. Хотя у Акима, явно были, когда он свою усадьбу строил.

Если соединять углы без выступающих хвостов брёвен, то угол будет промерзать. Не новость — по высоте инея внутри дома определяют температуру на улице. Видел я такое, но самому так делать… не хорошо. Делаем «в чашку». А чашки бывают… Вот только «канадской» мне не надо — там такая точность, которую мне не вытянуть. Самый простой вариант — «в охряпку». Без внутренних шипов и пазов.

С учётом выступающих концов брёвен и их толщины внутренняя площадь получается около 20 квадратов. Средняя сельская семья в этой «Святой Руси» — 10 человек. Плюс печка или очаг, плюс скотина и птица…. То-то крестьяне живут в своих избах только «под снегом». Остальное время — кто где. «Кочующие по подворью».

Дальше, когда будет свой сухой лес, когда с печками разберусь, когда местным покажу, что и тонкостенная изба не промерзает… Тогда можно будет и вдвое уменьшить диаметр брёвен. Но это — другие условия обогрева и вентиляции. Сейчас мои люди меня просто не поймут… Про саботаж я уже погрустил.

По высоте — 4 венца. Два метра… Наверное хватит? Нет, не хватит: от четверти до трети высоты бревна — паз.

Если бревно похоже на усечённый конус, то два бревна прилегают друг к другу по касательной. Толщина стены в этом месте, грубо говоря — ноль. Туда или тепло вытягивает, или наоборот, оттуда холодом тянет. Сказать можно по разному. Но смысл один: нужно обеспечить плотное и достаточно широкое прилегание двух брёвен.

Вариантов два. Или плоскости, как делаются дома из бруса или из заменяемых железнодорожных шпал. Никогда дома из старых деревянных шпал не видели? Бывают.

Брус на циркулярке — не проблема. Хоть брус, хоть лежень. Это такой «брус наполовину» — плоские грани с двух противолежащих сторон. Но сделать гладкую плоскую поверхность топором… Можно. Я же сказал — плотник с деревом может почти всё. Цена? Не в бумажках или серебрушках, а в днях… Не пойдёт.

Либо по всей длине верхнего бревна прорубается паз. И оно, как шапочка, одевается этим пазом на нижнее. Ширина паза 13–15 сантиметров. Лучшая форма паза — полуокружность, худшая — треугольник. Сюда надо бы сыскать тесло. Это такой топор, только лезвие у него поперёк топорища. Похож на мотыгу. «Тяпка по дереву». Многие народы применяли аналогичные орудия в земледелии и ремёслах, а новозеландские маори — единственный народ, который постоянно применял тесло как оружие. «Боевая мотыга». Мне этого для убийства себе подобных не надо — мне надо канавку в брёвнах быстренько… Если сварганить эту приспособу с полукруглым лезвием, то вот эти пазы делать будет легче. Где взять? Сделать? Нет кузнеца.

Подклет… Надо делать. Невысокий. В два венца, пожалуй, хватит. Больше — пока нет нужды — почва сухая. Но — должно быть. Значит, уже и не «позёмка» — позёмный сруб. Это хорошо — суше и чище. У Анны Петровны Керн, которая «Гений чистой красоты», и про которую Пушкин пишет Оболенскому: «Ты ничего не пишешь мне о 2100 р., мною тебе должных, а пишешь мне о M-me Kern, которую с помощию божией я на днях уеб», в Тригорском дом поставлен на высоком подклете. Чуть не в рост человека. Но зато они там и туалет под общей крышей соорудили — всё проветривается.

Потом вокруг сделать завалинку — для тепла. А в ней — отверстия для вентиляции. И сухо, и тепло. А погреба, как у Пушкина в Михайловском, отнести от дома. Пушкин в таких погребах развлекался стрельбой из пистолета. В погребе — чтобы окружающих не беспокоить. Чарльз Дарвин тоже любил тушить свечи пистолетным выстрелом. Но — в своей спальне, в Тринити Холле. Там, конечно, стены непробиваемые. Но соседи всё равно удивлялись: «такой экзотический мальчик — каждый вечер щёлкает хлыстом».