Екатерина Александрова - Короли без короны Страница 20

Графиня привычно склонилась к руке ее величества и вышла вон. Королева-мать задумчиво смотрела ей вслед, по обыкновению перебирая четки. Что, если принцесса Релинген не пожелает простить графиню? А впрочем… Мадам Екатерина пожала плечами. Мятежный сын вернулся в Париж, и, значит, отныне Луиза была не так уж ей и нужна. Принцесса Релинген могла делать с дурехой, что угодно.

Всю дорогу до дворца Релингенов Луиза де Коэтиви размышляла, что в последнее время ей излишне «везет» на провинциалок. Королева Луиза, Соланж де Сен-Жиль, Аньес… По мнению графини, эти добродетельные дуры были просто созданы для того, чтобы вечно скрываться в тени великолепных мужей, ежегодно рожать, заниматься хозяйством, вышивать церковные покровы и молиться по монастырям. За последние годы Аньес Релинген лишь дважды появлялась при дворе — на коронации Генриха и его свадьбе, а все оставшееся время безвылазно сидела в Лоше, ничем не отличаясь от деревенских гусынь, не обремененных титулом. Эти признаки доказывали графине, что фламандская простушка даже не подозревала, что значит быть принцессой, и, следовательно, необходимо было с первых же слов дать понять Аньес, что их дружба остались в прошлом, вместе с беспечной юностью, а положение мелкой фламандской принцессы не может даже сравниться с положением самой блистательной дамы двора и матери сына короля Франции.

Окрыленная подобными размышлениями, графиня явилась во дворец Релингенов, вооруженная чувством снисходительного превосходства, и потому была немало удивлена и раздосадована, когда лакеи чуть ли не полчаса продержали ее в передней, а потом провели не в личные апартаменты Аньес, а в большой зал, предназначенный для торжеств и приемов. Фламандская гусыня восседала в кресле, весьма напоминающем трон, а ее обычно кроткое лицо было строгим и недовольным. Что поделать, но в последний месяц Аньес Релинген очень часто вспоминала бывшую подругу, и эти воспоминания не способствовали добрый чувствам. Змею надо взрастить на собственной груди, размышляла Аньес, спасать от гнева отчима и королевы-матери, искать ей мужа, воспитывать ее ребенка, и все для того, чтобы при первом же несчастье она посмела ужалить ласкающую ее руку!

Нет, если бы Луиза обратилась к ней лично, признавала принцесса, думала о благе Алена и его будущем, возможно, Аньес и согласилась бы отпустить воспитанника ко двору. Однако похищение ребенка вызывало в принцессе такой гнев, усиленный запоздалым страхом за жизнь мальчика, что Аньес так и подмывало объяснить зарвавшейся родственнице, что положение придворной шлюхи не дает права Луизе шутить шутки с независимой государыней. Аньес даже принялась за вышивание, надеясь, что рукоделие лучше всего поможет ей справиться с гневом. Однако ее обращение к гостье было таким неласковым, что оскорбленная почти королевским высокомерием бывшей подруги Луиза вскинула голову.

— Ах, оставьте эти упреки, кузина, — недовольно ответила графиня де Коэтиви, — вам оказали честь воспитывать сына короля, но что вы могли сделать для него в своем жалком Лоше? Отныне будущее Луи наша забота, моя и королевы-матери, не вмешивайтесь не в свое дело.

— Если бы здесь был мой или же ваш муж, — выпрямилась принцесса, — то за вашу выходку с Аленом вас ожидала бы хорошая порка. Ваше счастье, что один сейчас в Риме, а второй в Вальядолиде.

— Это ваше счастье, что мой кузен покинул Париж, — немедленно парировала графиня, — иначе он задал бы вам изрядную трепку за дерзость. Не забывайте, Аньес, вы всего лишь жена моего любимого кузена, а я мать сына короля.

Глаза принцессы Релинген засверкали.

— Если бы вы не вели себя как непотребная женщина, ваш сын был бы законным сыном короля, а не бастардом, — отчеканила она.

— И это говорит внучка фламандкой шлюхи?! — еще больше вспылила графиня де Коэтиви. Аньес вцепилась в пяльца, сдерживая страстное желание наградить Луизу пощечиной. Досчитала до десяти и заговорила спокойным тоном истинной воспитанницы короля Филиппа Второго Испанского.

— Я вижу, сударыня, вы не понимаете, в чем разница между принцессой и женщиной легкого поведения. Что ж, придется вам это объяснить. Вы непотребная женщина и с вами поступят, как с непотребной женщиной.

На свист ее высочества примчались слуги, и Аньес холодно и четко отдала приказ. Луизе де Коэтиви показалось, будто она угодила в какой-то бессвязный сон. Словно зачарованная графиня наблюдала, как в зале появились розги, небольшая скамеечка и подушка, ножницы на серебряном подносе, полотенце, притирания, помада, румяна и пудра, два кувшина с водой, какие-то флаконы и стопка платков. Служанки двигались уверенно и споро, без малейшего удивления, словно приказ госпожи был самым обычным делом, и Луиза отрешенно подумала, что они действуют уж как-то слишком привычно и умело. А потом она сама не поняла, как это случилось, но две служанки, подступившие к ней с почтительными реверансами, стремительно освободили ее от верхнего платья, расшнуровали корсет, а потом усадили на скамейку и распустили волосы. Одна из камеристок взяла в руки ножницы и ухватила Луизу за волосы, и вот тогда графиня с ужасом поняла, что это не ночной кошмар и не бред, а правда. С отчаянным воплем Луиза вырвалась из держащих ее рук и бросилась за выходящей из зала принцессой, с рыданиями рухнула ей в ноги, постаралась ухватить за подол платья и покрыть его поцелуями.

— Ради всего святого, мадам, сжальтесь, — рыдала графиня, с ужасом представляя, как лишится своих роскошных волос и пойдет с голой головой по улицам Парижа. Позор, гнев королевы-матери, презрение и насмешки Франсуа, неизбежный монастырь… Луиза простерлась на полу у ног принцессы, униженно просила о прощении и пощаде, молила наказать сколь угодно сурово, но только не лишать волос.

Аньес опомнилась. Подставлять под удар Алена, отдавая на публичное поругание его мать, было очень дурно, и принцесса милостиво кивнула, приказав камеристке унести ножницы.

— Ради вашего сына, сударыня, — холодно сообщила Аньес, — я не стану подвергать вас позору и лишать волос, однако вы заслужили хорошую порку, и вы ее получите. Поднимете ее сиятельство, — повелела принцесса, — и продолжайте, а когда все закончите, проводите графиню до Лувра. С почтением.

Аньес величественно покинула зал, служанки подняли с пола рыдавшую Луизу и с предписанным им почтением торопливо вернули графиню на скамью. Оцепенев от ужаса, Луиза неподвижно сидела, пока служанки приводили в порядок ее прическу, а потом, когда ей велели встать на колени, предварительно подложив под колени подушку, и лечь поперек скамьи, жалобно всхлипнула и подчинилась.

Когда через два часа к Луизе вернулся привычный вид, и только не прошедшие страх и боль напоминали ей о случившемся, слуги принцессы Релинген проводили графиню до Лувра. Луиза тяжело опиралась на руку провожатого и вновь размышляла, как жестока и несправедлива жизнь. Быть выпоротой королевой-матерью было не обидно — мадам Екатерина была ее госпожой. Получить трепку от матери, отчима или мужа также было естественным. Даже кузен Жорж имел право поднять на нее руку. Но Аньес… Лишь боязнь, что у нее вновь покраснеют глаза, удерживала Луизу от слез. Однако когда королева-мать осведомилась у графини, чем завершился ее визит к принцессе Релинген, Луиза не выдержала и разрыдалась.

Мадам Екатерина слушала бессвязные жалобы Луизы, и в ее душе воцарялась радость. Как приятно иметь дело с людьми простодушными и отходчивыми. Выпорола, значит, простила, ликовала королева-мать. Отвела душу, проучила дуреху и теперь не станет строить планы мести и составлять заговоры. Прекрасно!

— Ну, хватит реветь, pazza[4], - оборвала причитания Луизы королева-мать. — Плакать надо было там, а не здесь.

— Я плакала, — пожаловалась графиня.

— Значит, мало плакала, — наставительно заметила медичиянка. — Порыдала бы больше там, меньше пришлось бы плакать здесь. Постояла бы на коленях, пообнимала бы ноги принцессы — с тебя бы не убыло. А, впрочем, раз ее высочество изволила тебя наказала, значит, она тебя простила. Лицо-то утри, а то смотреть противно.

Королева-мать небрежно швырнула Луизе платок и повторила уже с большей строгостью:

— Я сказала, довольно.

Графиня хорошо знала этот тон и немедленно замолчала.

— А теперь о деле. Рядом с Франсуа ты мне сейчас не нужна, — заговорила королева-мать, — поэтому приведи себя в порядок и возвращайся к принцессе Релинген. Войди к ней в доверии, будь услужливой и милой, полагаю, мне не надо тебе объяснять, как этого достичь. Нет, я не желаю, чтобы ты подсыпала яд в бокал принцессе. Я хочу, чтобы ты постоянно твердила ей, как я люблю племянника, как скучает по его высочеству король, и как мы ждем возвращения принца во Францию и его появления при дворе. Ты все поняла?