Андрей Плеханов - Франкенштейн. Мёртвая армия Страница 20

В первый раз Вик и Эрви добрались до викингов в июне 1997 года. К этому времени Виктор уже купил машину — престарелый «Фольскваген Пассат» сборки 1975 года достался ему всего за пятьсот баксов. Ярко-желтый «универсал» пытался развалиться на ходу, чихал, кашлял и, кажется, даже страдал поносом. Ларсенис, к тому времени уже ставший по водительским правам Ларсеном, потратил полторы тысячи долларов, чтобы привести автомобиль в чувство. Оказалось, не зря. За эту смешную сумму машину выпотрошили и набили совершенно иным, не совсем новым, но стабильно работающим содержимым. Перекрашивать машину Вик не стал — денег не хватило. Поэтому, когда Ларсен бодро пилил по автобану со скоростью сто десять километров в час, многие объезжающие его обладатели новеньких сверкающих авто высовывались из окон и показывали большой палец — отлично, пенсионер! Вик не возражал. Эрви, как обычно, было все по фигу. Норденг, развалясь на заднем сиденье, читал толстую книгу, слюнявя палец. Эрви был косоглаз, правый глаз его почти ничего не видел, зато левый обладал орлиной остротой зрения. Руки Норденга были мощны, перевиты мускулами, горбун полагался на них больше, чем на ноги. Посему Эрвин был одним из лучших лучников фюльке[17] Бускеруд. Очки ему были не нужны. Вроде бы одноглазость должна была настраивать на близость к Одину, но Эрвин признавал только Тора, народного норвежского бога, рыжего, веселого и могучего, а престарелого человеконенавистника Одина терпеть не мог. Это живо напоминало Виктору слова Сауле. В Литве Вик не ощущал особой разницы между Одином и Тором — для него, как для атеиста, оба были лишь отзвуками северного мифотворчества. Но здесь, в Норвегии, он увидел, что Один и сын его Тор — фигуры почти живые. Антитезы — не враги, но и не друзья. И даже те, кто называли себя в Скандинавии христианами, разделялись на приверженцев Одина либо Тора.

Выехали рано, и до Хемседала, деревеньки между гор, добрались к десяти утра. Зимой здесь работал горнолыжный курорт, известный во всем мире, а летом раскидывалась немалая коммуна викингов, большинство из них приехали из Осло и его окрестностей. Вик в первый раз узрел вживую то, что много раз видел на фотографиях в Интернете — деревню новых викингов. Коммуну окружал своеобразный забор из положенных наискось сосновых планок, сшитых между собою длинными полосами из хвойной коры и тонких горбылин. Вик определил это как загон для скота — сам он прошел бы через такую изгородь без задержки и затоптал бы ее, не остановившись ни на секунду. Вик оказался прав — в дальнейших своих путешествиях он увидел такие изгороди по всей Норвегии, Швеции и Финляндии, и везде они были загонами — либо для скота, либо от скота.

Тем временем Эрви энергично размахивал рукой, призывая Вика, тупо уставившегося на экзотический скандинавский тын. К палатке, преграждающей вход в деревню викингов, тянулась длинная очередь людей. Они платили деньги, по десять крон за вход. Виктор подошел к Эрвину. Тот предъявил охраннику статуэтку, висевшую на груди. Ага, понятно, маленький домашний языческий идол. Как ни странно, Виктор никогда доселе не видел эту фигурку на груди Норденга. Он узнал ее сразу — керамическая копия исландского полуязыческого креста десятого века, уплощенная и уменьшенная. Знаменитый амулет из Фосси, соединение христианского креста и молота Тора, с большеглазой ушастой головой дракона на нижнем конце вертикальной перекладины. Смесь христианского и языческого, примерно так. Исландцы сопротивлялись вере Белого Христа очень долго, а когда согласились принять ее, усваивали медленно, мешая христианские обычаи с поклонениями древним богам. Попробуй вбей веру в бородатых громил, если каждый из них в два раза крупнее любого воина Христа, пришедшего с юга, хрупкого и неумелого, и одним ударом секиры может положить троих чернявых воев и заодно, в виде незамеченной добавки, пару христианских священников.

Эрвин схватил Виктора за руку сильной клешнястой лапой и поволок через палатку к яркому солнечному свету, где толпились десятки людей, больших и толстых, мужчин и женщин, одетых в звериные шкуры, с луками через плечо и мечами, свисающими с пояса.

— Эрви! — Люди набросились на Норденга, затискали его в объятьях. — Ты живой! Ты с нами! Привет, Крыса! Что это за красавчик рядом с тобой? Это твой друг? Любовник? Как ты подцепил его? Отдай его мне, я придумаю, что с ним сделать…

— Это м-мой друг, В-вик, та-таксидермист, — объяснял Эрвин, мучительно заикаясь. Меж тем к Виктору тянулись десятки рук, мужских и женских, желающих немедленно потрогать его и ощупать. — Мы-мы-мы с ним ра-работаем. Он эт-то… т-того… н-норма-манн, но из ды-ды-ругой стра-стран-ны, из Ли-литвы, есть та-такая стра-стра-стра…

— Эй, люди, уберите руки! — гаркнул Ларсен на чистейшем норвежском. — Я вам не обезьянка! Я Виктор Ларсен, если кто желает знать! Я пришел, чтобы познакомиться с вами и подружиться с теми, кто этого достоин. А те, кто тискает меня без дозволения, могут получить в морду, предупреждаю честно. Давайте обойдемся без рукоприкладства!

Большинство рук немедленно убралось. Осталась лишь одна — светло-коричневая, покрытая старческими пятнами. Виктор бережно снял ее со своей груди — рука занимала едва ли четверть его ладони.

— Кто ты? — спросил Вик древнюю старушенцию, слепую, ростом чуть более метра, разряженную в белые холстяные тряпки.

— Я вёльва[18]. Вижу тебя, громадина. Ты пришел, чтобы найти свое. Взять свое и уйти надолго. Уйти в прошлое. Только не потеряй свое, когда будешь бороться. Не отдавай свое Крысе. Он потеряет его!

— Да ну! — Ларсен качнул головой. — Дай мне три кроны, и я с таким же успехом предскажу твое будущее. Ты пришла сюда, чтобы побыть среди людей, которые любят тебя, хотя ты и лжешь им. Ты трогаешь их за руки и пытаешься сказать им то, что им понравится, определяя это по дрожанию ладони.

— Торвик с разными глазами, — старуха усмехнулась, показав единственный зуб, оставшийся во рту, — слушай меня, Торвик из страны Литуании, лежащей по пути на восток. Самое главное, что у тебя есть, висит на твоей груди. Это овальный предмет из серебреца. Сегодня ты встретишь много хороших людей, но среди них есть вор. Он стоит сейчас рядом, но я не могу показать его, поскольку слепа. Тебя пригласят бороться, и ты не сможешь отказаться. Не отдавай амулет Крысе! Крысенок хороший, но он слаб и не сбережет амулет! Это все, что я могу тебе сказать.

Виктор хотел ответить что-то, но слова застряли в глотке. Он невольно дотронулся пальцем до шелкопряда — тот был на месте, висел на груди. Незрячая старуха не просто увидела Вика — она сказала о том, о чем не мог знать никто.

— Спасибо… — прошептал Виктор, шаря взглядом вокруг. Его окружало людей сорок, многие весили больше него, а некоторые были даже выше — истинные норманны, белобрысые или русые, с курчавыми бородами и длинными волосами. Кто из них был вором, собирающимся украсть шелкопряда? Кто?

— Дай мне пять крон, — проскрипела карга. — И Тор будет с тобой, верзила. Он не даст тебя в обиду.

Вик шлепнул в руку старухе десятку — пусть Тор будет с ним вдвойне. А вдруг пригодится? Впрочем, он больше полагался на себя, чем на призрачных старых богов, и не собирался изменять этому в ближайшем будущем.

Виктор отлично знал тех, кто называл себя современными викингами Норвегии, Швеции и Дании. Сообщество, неудовлетворенное нынешним миром и всеми способами пытающееся создать вокруг себя атмосферу, отличную от современности и возвращающую в «идеальную» эпоху Скандинавии восьмого — двенадцатого веков от Рождества Христова. Викинги были немалым количеством людей, напоминающих по нашим меркам толкинистов. Только различие между толкинистами и викингами было глобальным. Если толкинисты в основном были недорослями, не готовыми принять реальность взрослой жизни, то «современные викинги» были успешными в жизни людьми — богатыми, ездящими на крутых внедорожниках, возрастом от тридцати до семидесяти лет. Они таскали на свои сборища всех своих неисчислимых детей, внуков и собак, приезжали с палатками, яхтами, доисторическими устройствами и современными компьютерами. Как правило, летние их собрания проходили в больших долинах вдоль фьордов (Гуденваген, Хемседал и многие тому подобные) и спонсировались богатыми бизнесменами. Конвенты викингов обносились оградой, пройти внутрь можно было только за плату, но если кто заходил, то местные чудеса оставались в его памяти навсегда. Викинги жили в палатках из оленьих шкур, одевались как в Средние века, готовили пищу на кострах по древним рецептам и угощали ею всех посетителей, чаще всего бесплатно. Викинги мастерили и продавали сувениры, изготовленные по староскандинавским образцам, — из меди, железа, дерева, кости и камня, — в большинстве случаев поделки были выполнены искусно и радовали глаз. Искусные шуты жонглировали горящими факелами, ножами, мечами и яблоками, тушили факелы во рту и в своих штанах, устраивая совершенно безумные и неприличные представления — никогда в жизни не Виктор видел ничего настолько экстремального. Также викинги демонстративно состязались в борьбе без оружия, совершенно не похожей по правилам ни на восточные единоборства, ни на русский кулачный бой, бились на тяжелых двуручных мечах и стреляли из луков и арбалетов. Любое оружие можно было купить на месте.