Сэй Алек - Нихт капитулирен! Страница 20

В то время, когда дело при Ториджа подходило к своему логическому завершению, маршировавшие всю ночь легионеры вышли к мосту через Бадиэль. К их удивлению, он не только не был взорван – он не был даже заминирован, а в самом Торе дель Бурго, к тяжелому штурму которого они уже морально приготовились, не оказалось ни одного вражеского солдата. Командование обеих наступающих групп решило дать передохнуть своим солдатам (да и новый год, все ж таки), так что выступление в сторону Гуадалахары состоялось только утром первого января. К вечеру этого же дня произошло соединение наступающих в виду местечка Тарасена – последнего препятствия на пути к славной своими средневековыми храмами Гуадалахаре.

Тарасена – поселение некрупное, но расположилось для атакующих крайне неудачно. С запада от него нес свои воды Хенарес, а с востока подступал горный массив, тот самый, что не давал атаковать с юга Ториджа. Именно тут, в еще одном «бутылочном горлышке», республиканцы и создали эшелонированную линию обороны из шести батальонов пехоты, их полевых орудий и батареи 155-и миллиметровых гаубиц. Конечно, у наступающих был решающий перевес в тяжелой артиллерии (изрядно расстрелявшей боеприпасы в предыдущих боях), но защитники буквально зубами вцепились в эту землю, и все атаки первого и второго января оканчивались неудачей. Неудачным был и налет немецкой авиации – у республиканцев оказалось несколько истребителей «Рата», вынудивших бомбардировщики сбросить свой груз раньше времени и спасаться бегством. Лишь ближе к вечеру второго числа, когда с востока, от Киенафуэнтоса, подошел и переправился через Унгриа, противнику в тыл, батальон итальянской пехоты, республиканцев удалось потеснить и утвердить красно-желто-красный флаг на руинах Тарасены.

Третьего января начались бои за окраины Гуадалахары, где ее защитники попытались закрепиться. Потратив последние заряды гаубиц и потеряв несколько танков, к ночи их удалось оттеснить из северо-восточной и восточной частей города. Бои за город продолжались всю ночь и половину следующего дня, обе стороны понесли серьезные потери, однако уже к полудню судьба города была окончательно решена – немногих уцелевших защитников выбили в его западную часть и прижали к реке. Гуадалахара пала.

Республиканскому правительству теперь необходимо было отзывать для защиты столицы часть войск из Каталонии, где в это время шли основные бои – этой операцией Франко открыл себе дорогу на Мадрид. Открыл, в основном, руками союзников.

Москва, Кремль

— Польская сторона желала бы проведения границы по Даугаве, — заметил Риббентроп. — Это вполне логичное требование, если учесть то обстоятельство, что они согласны передать Германии Мемель. Польше нужен нормальный выход к морю, а протяженность побережья Литвы, остающаяся после удовлетворения Польшей наших требований, будет не так велика. Скорее даже, совсем мала.

— Это совершенно неприемлемое предложение, — отрицательно покачал головой Литвинов. — Латвия, если мы правильно поняли суть ваших предложений, переходит в сферу интересов Советского Союза, а поляки требуют фактического разделения ее пополам. Мы настаиваем на том, что Рижский залив должен полностью и без каких-либо оговорок считаться нашей зоной влияния.

Максим Максимович быстро глянул на Молотова, получил утвердительный кивок с его стороны, после чего продолжил.

— Конечно, мы можем удовлетворить притязания Польши, уступив им часть побережья на юге Латвии, но не в таком объеме. Кроме того, польская сторона должна понимать, что в случае конфликта с СССР форсирование Даугавы не станет такой уж большой проблемой для РККА.

— Германии хотелось бы избежать конфликтов в окрестностях ее восточных границ, — дипломатично заметил Йоахим фон Риббентроп.

— СССР также не желает конфликтов в районе своей западной границы, — парировал Максим Максимович.

В переводе с дипломатического языка этот диалог означал ни что иное как: «Мы не позволим вам напасть на Польшу». «А мы – вам».

Переговоры между немецкой и советской делегациями продолжались уже пять часов.

— Товарищ Литвинов рассуждает умозрительно, — вмешался в беседу Молотов. — Совершенно понятно, что президент Мощицкий руководствовался скорее военными, нежели политическими резонами. Однако Советское Правительство в моем лице заверяет вас, что никаких военных действий против Польши мы не планируем, и не намерены планировать в будущем. Да, у нас имеются некоторые территориальные претензии к Польше, однако они не настолько значительны, чтобы решать их военным путем.

— Миролюбие Советского Союза общеизвестно, — кивнул Риббентроп, припомнив, как русские надавали по шее японцам у озера Хасан.

— Господин министр должен понимать, что дипломатию Польши очень хорошо описывает пословица «аппетит приходит во время еды», — дождавшись, пока Пауль Шмидт, личный переводчик Риббентропа, сможет передать этот его пассаж своему начальнику, Литвинов продолжил мысль. — Если сегодня, на предварительном согласовании позиций, мы удовлетворим их требования, то завтра поляки захотят получить и остров Сааремаа.

— Видимо, — улыбнулся фон дер Шуленбург, — господин Мощицкий знаком с другой русской пословицей: «проси вдвое больше, получишь столько, сколько желал».

— И все же, хотелось бы, в первом приближении, уточнить, о каком именно участке побережья Латвии, передаваемом Польше, может идти речь? — продолжил гнуть свою линию Риббентроп.

Молотов взял карандаш, подошел к висящей на стене карте Европы, и аккуратно отчеркнул прибрежный кусок латвийского побережья, проведя будущую границу по реке Вента.

— Примерно вот так, — произнес он. — В первом приближении.

Риббентроп задумчиво побарабанил пальцами по столешнице.

— Президент Мощицкий не уполномочивал меня вести переговоры от его лица, но, полагаю, немецкая дипломатия сможет убедить его довольствоваться этим предложением.

— Ну вот и славно, — ответил Молотов. — Господа, предлагаю сегодня сделать перерыв, а завтра подробнее обсудить вопросы с Буковиной, Финляндией и черноморскими проливами.

Берлин, Вильгельмштрассе, 77

— Ты что, совсем не отдыхал, Йозеф? — Гитлер смотрел на осунувшееся лицо своего «министра правды». — Или отпраздновал Рождество и Новый Год с особым размахом?

— Какое там, отпраздновал… — Йозеф Пауль устало махнул рукой. — С этой «программой культурно-исторического рывка» даже выспаться удавалось раз в две недели. Однако, — тут Геббельс довольно улыбнулся, — все готово.

— Знаю я, почему ты не высыпался, — добродушно усмехнулся фюрер. — Небось опять лично отбирал актрис на главные женские роли. И не оправдывайся, лучше по делу давай.

— По делу, так по делу. Хотя я, между прочим, примерный семьянин и отец.

— Ну-ну, — усмехнулся Гитлер. — Ладно, я не твой исповедник, чтоб ты мне в грехах каялся. Рассказывай, что у нас хорошего.

— Хорошего у нас следующее: стартовало три музыкальных проекта – остальная музыка никак не подходит для граждан Третьего Рейха. Ну, разве что Linkin Park… Этот вопрос пока изучается. Конкретно запущено: «Rammschtein», «Nachtwunsch» и «Berliner hotel»… От ссылок на Токио мы решили отказаться – мало ли как у нас потом разовьются отношения с Японией.

— Это правильно, — кивнул рейхсфюрер. — Надеюсь, внешний вид у солиста «Berliner hotel» будет не как у прототипа?

— Да мне самому чуть с сердцем плохо не стало, когда я узнал, что это мальчик! — усмехнулся Геббельс. Не так уж он и преувеличил, поскольку его реакцией на крупный план Билла Каулица (была у Карла в мобильнике пара клипов Tokio Hotel) являлись слова «Страшноватая девочка, честно говоря». — Нет, конечно. Немного расхлябанности и вольности в одежде, ведь песни-то молодежные, — но в меру, строго в меру, и со стилизацией под фельдграу, — а так все вполне прилично. Два концерта они уже дали, а сегодня, без десяти двенадцать, запускаем их первую песню на радио.

— Непременно послушаю, — сказал Гитлер и сделал пометку в своем дневнике. — Что по фильмам?

— По фильмам… — рейхсминистр пошуршал бумагами. — Пересказ их моим однофамильцем, конечно, убог, но мы подключили лучших фантастов и сценаристов Германии, и, в качестве приятного дополнения, получили семь новых фантастических романов разных направлений. Писатели меня умоляли познакомить их с автором идей.

— И что ты? — усмехнулся фюрер. — Пообещал знакомство?

— Нет, я сказал, что рейхсканцлеру некогда встречаться с ними, — иронично заметил Геббельс. — И что он уступает все права на идеи им.