Анатолий Лернер - Город двух лун Страница 20

— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. — Произносит старик. — Иконой Святой Богоматери благословляю тебя, Велимир. Стань моей девочке Марии, опорой в этом жестоком мире безбожия.

— Целуй икону! Теперь ты мне внук. Подойди. Дай поцелую.

Старик переворачивает икону и открывает маленькую потайную дверку. Вынув из неё какие-то бумаги, он закрыл дверцу, перекрестил её и, перевернув, поцеловал образ Святой Марии.

— А вот это, — старый Аникей, подслеповато смотрит на свои колени, на которых лежат бумаги, — вот эти бумажки, список сокровищницы. Это приданное я хочу вручить тебе в день свадьбы. Но Господь может не захотеть отпустить меня от себя этой ночью. На этот случай, я предусмотрел кое-что, благодаря чему ты сам скоро узнаешь, где это всё можно найти. Я стар для хранителя сокровищ. Возможно, настало время, когда я смогу наконец-то избавиться от этой тяжкой ноши.

— Можно взглянуть? — спросил Велимир, и голос его прозвучал растеряно и глухо.

— Конечно, — рассмеялся старик, вынимая зубы и складывая их в стакан с мутной водой, — Это теперь твоя головная боль. Читать закончишь — не забудь погасить свет. Бумаги в икону спрячешь. Привыкай к порядку. Сокровища порядок любят. И не забудь: утром жду от тебя вестей из больницы.

Старик тут же захрапел, одним глазом наблюдая за Велимиром. А Велимир сидел над списком и думал:

— Но где же, старый чёрт, ты всё это прячешь?

Сложив бумаги в икону и погасив свет, Велимир попытался покинуть жилище старика, но совершенно опьяневший, он ошибается дверью, и входит в комнату Марии. Свет люстры освещает её мир. Велимир видит кровать, комод, фотографии Марии.

— Она чертовски привлекательна, — прохрипел Велимир. — Прости, вечно хохочущая глупышка, но после того, как ты с ним переспала, я просто обязан… как порядочный человек!.. на тебе жениться! Так хочет твой дедушка, старый хранитель несметных сокровищ. А твоего любимого я засажу в тюрягу. Пусть ему там сломают целку! Это будет моральная компенсация за то, что беру вас, милая, не девушкой.

Он выключил свет и вышел из дома, сел в машину и громко хлопнул дверцей. Закурил. Высыпал из мешочка золотые монеты. Одну положил на зуб и, зарычав, стал кусать её.

Старый Аникей дождался, когда Велимир, наконец-то уехал. Тогда старик встал, достал из стакана зубы, распрямился во весь свой исполинский рост, нервно заходил по дому и, сунув нож в голенище, вышел со двора.

Велимир перепрыгивает через две ступеньки подъезда Городской травматологии. Он проносится через приемный покой, поднимается на второй этаж, и заглядывает в ординаторскую. В ординаторской на диване лежит пожилой мужчина, укрытый белым халатом.

— Доктор, вас можно? — будит он врача.

— Вы, собственно, по какому вопросу? — приподнимается с дивана врач.

— К вам девушку из Звездино привезли…

— Марию! — Доктор вскочил и набросил на плечи мятый халат.

— Это моя невеста, — сказал Велимир. — Я хотел бы услышать именно от вас, уважаемый, э…

— Рувим Яковлевич…

— Уважаемый Рувим Яковлевич! Что с ней, а?

— Жива ваша невеста! Жива, слава Богу! Вам повезло… — Врач зацокал языком: — Это ж надо ж, чтоб такое… А какие глаза!

— Она пришла в сознание?

— В сознание она пришла. Только у неё… как бы вам сказать понятней?.. — врач снова зацокал языком:

— Такая молодая… да, так вот… глаза открыла — глаза как с иконы! А память придётся восстанавливать. Амнезия, знаете ли. Мы её попридержим, понаблюдаем, но процесс восстановления займет большой промежуток времени. Гарантии, что память вернётся к ней на все сто процентов, лично я, Рувим Яковлевич Шапиро, не дам. Вы меня поняли?

— Я вас понял. Я вас очень замечательно понял! — едва скрывал свою радость Велимир. — Доктор, ведь главное, что она жива! К ней в палату можно?

— К ней вы можете войти, но не факт, что она вас узнает. Правда, ваше появление может оказать положительное эмоциональное воздействие на повреждённый участок мозга. Вы ведь жених? Пойдёмте, я провожу вас к ней.

Велимир очень скоро выходит из палаты:

— Доктор, как это называется?

— Амнезия.

— Да-да. Это важно. Так вы утверждаете, что она ничего не помнит?

— Нет, несомненно, память со временем восстановится, но какой-то участок информации будет утерян.

— Спасибо, доктор! — Велимир обнял Шапиро, — я спешу. Но я буду наведываться. Я в Звездинском МТС механиком работаю. Если есть проблемы с машиной, — добро пожаловать.

— О! Я слышал про вашу фирму! Вы — капиталист! Из деревенской слесарной мастерской устроили автосервис европейского класса! Браво! Очень рад был познакомиться!.. К сожалению, повод не очень весёлый. Но это — жизнь.

— Мы подружимся, доктор. Вы мне вернёте Марию. — Велимир широко улыбнулся, показывая два ряда крепких зубов. — Я верю в вас, доктор.

Вездеход Велимира въезжает в деревню и направляется прямиком к МТС, где у шлагбаума припаркован серебристый «Фольксваген». Погасив фары, Велимир выходит из машины, и, бросив взор по сторонам, ныряет под «Фольксваген».

— Я тебя технично урою, — говорит он, включая фонарик, — без огня и шума.

— Что за чёрт? — Он бьется головой о днище, и утирает холодный пот со лба. — Где бомба? Где? Эта? Хрень?.. Кто? Неужто жонглёр? А если участковый?..

Велимир слышит шум мотоцикла… голос пьяного Бубна. Он прощается с кем-то. В ответ взрывается женский хохот.

Велимир бежит к вездеходу. Он едва успевает спрятаться, когда появился Бубен, идущий по направлению к «Фольксвагену». Но тут он замечает вездеход Велимира, и резко меняет намерение.

На плече у Бубна баул. Подойдя к машине, он оглядывается, ставит баул на землю и, наклонившись, вынимает самодельную бомбу. Ту самую, которую Велимир не обнаружил под «Фольксвагеном». Он прикрепляет её к днищу вездехода, и застёгивает баул.

— Вот так! — хохотнул Бубен. — Кто к нам с мечом, тот от меча и… бжжжж!!! — руками он изобразил взрыв.

— Ну, Звездино, не поминай лихом. Прости и ты, брат! — Бубен сел в машину и спешно покинул деревню. До назначенного времени оставалось два часа.

Дверца вездехода открылась, и Велимир аккуратно вышел из машины. Он осторожно обезвредил бомбу, и произнёс:

— А ты, жонглёр, совсем не прост.

Сложив составные части в полиэтиленовый кулёк, Велимир заспешил. Он быстро прошёл к вагончику, отпер его и включил свет. Прошёл к несгораемому шкафу, по пути задев стол, громко выругался; затем, сложив в сейф взрывчатку, запер тяжёлую дверь. Положив ключ в ящик стола, он глянул на электронные часы. На них высвечивалось 21:21.

А тем временем старый больной дед ковыляет в темноте к дому оперуполномоченного.

— Лёша! — стучит он палкой в окно. — Лёша, это я, Авдей Евстафьевич! Худо мне, Лёша! Открой, поговорим.

Двери избы отворились и Лёша в кальсонах и милицейской фуражке, заспанно кивает:

— Заходи Евстафьевич. Не шуми. Жену не надо будить. А то всю ночь перемелет своим длинным языком. — Греков засуетился, усаживая старика на летней веранде.

— Лёша, — говорит дед Аникей участковому, — плохо мне. Боюсь, не доживу до Пасхи. Хочу перед смертью этому ироду в глаза взглянуть. Дай мне, Лёша с этим… посланником… побеседовать. Запри меня вместе с ним на пару минут. И никому о том не говори. Мне надо видеть его глаза. Я хочу убедиться в том, что мне умирать пока рано…

— Дед Аникей! — Сонный капитан усаживается на влажный табурет. Он в трусах и майке, и, зачем-то в фуражке, — я впущу тебя к нему в камеру, а ты его замочишь! И по секрету скажу, будешь прав! Но только мне двух мокрых дел не надо! Живым и почти невредимым мы передадим его в руки правосудия.

— Мне бы только поглядеть на него, Лёша.

— Ну, это удовольствие я тебе могу предоставить. — Греков взглянул на часы. — В десять утра из городской прокуратуры приедет за ним машина. Там займутся им всерьёз. Зуб у них на предателей родины. Иди спать. Время есть.

— Вот и пойдём, коли есть время! — Настаивал Аникей. — Не тяни резину.

— Отчего, пойдём? Поедем! Мотоцикл под домом. Рано утром и поедем. А теперь — ночь. Ментам спать надо. Сил набираться! Да и выпил я. Такой день, понимаешь… Девку твою жалко, веришь, аж до хруста в костях!.. За неё и вздыхаю всё. — Греков встаёт с табурета, заходит в дом и выходит с начатой бутылкой водки и двумя стаканами. Ставит всё на табурет и снова уходит в дом. Через минуту он появляется с банкой солёных огурчиков и баночкой маринованных грибов. Наливает водку по стаканчикам. Протягивает старику:

— Выпей дед, и ложись. Я тебе уже на диване у входа постелил. А в семь часов я тебя разбужу. И поедем. Нож-то из голенища вынь, неровён час, поранишься. А в твоём возрасте это уже недопустимо.