Мессия (СИ) - "Пантелей" Страница 20

Пленников делили на три лагеря: плебеи, которых никто и не собирался судить, а сразу организовывали в роты трудовой армии, и кнутами начинали учить хорошим манерам и уважению к закону; всадники (бароны и рыцари), которых предстояло судить Йохану Мюллеру; и патриции, всего девять человек, которых следовало отправить на суд в Рим. Особняком, в подвале Ратуши, содержался сам Вильгельм. Хоть и провёл он в подвале всего три дня, королю Саксонии они показались вечностью. Вроде и голодом не морили, и охрана относилась со всем возможным для конвоя уважением, однако для ещё недавно наслаждающегося королевским могуществом юноши, каждая минута тянулась в десять раз дольше, чем обычно. Наконец, к вечеру третьего дня его посетили. Бешеный пёс Ричарда, Демон войны, король Запада, Сир Роберт I Бомон с оруженосцем и бывший воспитатель, изгнанный граф Йохан Мюллер.

– Жильбер. – если бы Дьявол общался со смертными, он говорил бы именно таким голосом.

– Слушаю, Сир!

– Караулку очистить, всех отвести на площадь перед ратушей, пусть начинают строить эшафот.

– Слушаюсь, Сир. – оруженосец исполнил приказ Демона даже не бегом. Вот он только что тут стоял и уже испарился.

– Ну, что, Вилли. С эшафотом они провозятся часов шесть, до темноты закончить точно не успеют, значит до утра у нас время есть. Расскажи-ка мне, милый друг, кто тебя на всё это паскудство подбивал, да смотри, обстоятельно, никого не забудь. Ты то понятно, просто дурак, но нехорошо получится, если настоящие виновники избегнут заслуженного наказания. Граф Мюллер, приготовьтесь записывать. Уже готовы? Хорошо. Говори, Вилли.

Вильгельм «потёк» сразу, всего за час Йохан Мюллер заполнил семь листов только именами и, тезисно, вопросами для будущих судебных заседаний, которые должны начаться завтра с рассветом.

– Хорошо, малыш, я доволен. – бегло просмотрел записи Демон – А теперь снимай портки и ложись на лавку. Граф восполнит тебе недополученное вовремя воспитание. – Роберт де Бомон повернулся к графу Мюллеру – Я, Роберт де Бомон, волей сената диктатор Саксонии, приказываю вам Милорд. Каждый вечер, после судебных заседаний, приходить сюда и пороть этого беспредельно наглого щенка. Судебные заседания проводить не спеша, тщательно разбираясь в вине каждого, они сейчас друг на друга валить будут. После окончания процесса – доложите, я зайду проверить. И если найду хоть лоскуток неокровавленной шкуры на спине, или заднице, этого щенка, сделаю вывод, что вы с ним сообщники. Вы сами в этом виноваты, граф, пороть надо было вовремя, тогда обошлись бы без жестокости, а сейчас поздно. Шкура у него уже задубела, придётся внушать более серьёзными методами.

– Вы меня не убьёте? – с робкой надеждой, словно речь о порке шла не про него, спросил король Саксонии.

– Обязательно убьём, если ты ещё хоть раз повторишь что-нибудь эдакое. Тогда я лично тебя буду жарить живьём, срезать прожаренные куски и скармливать гиенам. Мне не нравится, когда меня отрывают от дел, ради всяких сопляков, так что следующий раз для тебя точно станет последним. Портки долой, рубаху долой, на лавку животом вниз, живо! Приступайте граф, это ваш долг. Он, конечно, возрос, но долги нужно платить вовремя.

Глава 11

До острова Манхэттен, где расположилась столица колонии Лузиньяния, город (хотя какой там город, деревня деревней с небольшой крепостью в центре) Нью Йорк, корабли круизной эскадры Ричарда добрались шестнадцатого декабря 1201 года. Адмирал Гуго де Лузиньян уже два месяца как вернулся из своего полукругосветного путешествия, в которое он отправился в сентябре 1199 года. Отправлялся Ле Брюн на трёх винджаммерах первого выпуска, а вернулся на двух, один корабль он потерял, обходя мыс Горн, уже на обратном пути. Что поделаешь… Великие географические открытия без жертв не обходились и в другой истории. Людей было, конечно, жаль, ведь помимо шестидесяти восьми человек экипажа «Публия Корнелия Сципиона», погибли и шестнадцать матросов и офицеров из экипажей вернувшихся кораблей, однако Ричард был рад. Может это и слишком эгоистично, но для него было главным то, что сам Ле Брюн вернулся живым и здоровым.

Фараона переполняли впечатления, поэтому первым рассказывал о своих приключениях он. Хоть адмирал и заранее имел приблизительное представление о величине открытых им континентов, карту мира, что называется на глазок, Ричард ему нарисовал ещё перед первым походом, но увидеть всё своими глазами – это ведь совсем другое дело. Особенно его впечатлили высокие северные широты и живущие там аборигены, которые рискуют выходить на промысел в океан на кожаных лодках. Вот где нужно набирать кадры во флот. Дикие, конечно, учить их и учить, но отважные до безумия.

Поднявшись вдоль западного берега обеих Лузиньяний, до Берингова пролива, в мае 1200 года, адмирал развернул свою эскадру на юг – юго-запад, вдоль восточного берега Азии. Почти на месяц задержался на Камчатке, очень уж ему понравилась там природа, он даже организовал совместную с местными жителями экспедицию по подъёму на один из вулканов.

С аборигенами у Ле Брюна не возникало проблем до самой Японии, у берегов которой, скатившись по течению вдоль Курильской гряды, эскадре пришлось принять бой, продолжавшийся почти двенадцать часов. Кораблики у японцев были маленькие, одномачтовые, но их было очень много. Несмотря на пушки, четыре раза дело доходило до абордажа, правда, это только увеличило количество жертв среди нападавших, короткие морские мушкеты выметали абордажников картечью с первого же залпа. В том бою адмирал потерял шестерых матросов и офицера и, что называется, закусил удила. В принципе, никакой необходимости заходить в Японию у него не было, Провиантом и водой они запаслись на одном из южных островов Курильской гряды, так что могли и просто отвернуть на восток, но теперь такая необходимость возникла, и Фараон отдал приказ преследовать отступающих, которые и привели его в Токийский залив. У японцев был реальный шанс атаковать ночью, с наступлением темноты, эскадре пришлось встать на якоря, но этот момент они прошляпили, а рассветом адмирал начал «резню», благо, различными плавсредствами залив буквально кишел. Жаль, что на кораблях не было десанта. Они всё-таки отправлялись не в военный поход, а в длительную исследовательскую экспедицию, где каждый лишний рот – большая обуза, но место на карте Ле Брюн для себя пометил особым крестом и пообещал вскоре вернуться для продолжения знакомства.

Гавайи адмирала совсем не впечатлили, тропические джунгли ему не нравились, а аборигены и вовсе оказались натуральным и виртуозным ворьём, умудрившимся, несмотря усиленные вахты, украсть одну из шлюпок с «Марка Випсания Агриппы», флагманского корабля адмирала. Правда, за один стальной кинжал удалось пополнить запас продовольствия на всей эскадре, а за топор купить продажной любви, опять же на всех, но гавайские женщины были настолько страшными, что Фараон и многие его офицеры от этой услуги отказались.

От Гавайев, почти прямо на восток, отправились к Центрально-Лузиньянскому (Панамскому) перешейку, где поселенцы первой волны, оставленные на Атлантическом берегу побережья, уже основали факторию. В первый заход Ле Брюн основал три колонии: Нью Йорк на Манхэттене, Панама на перешейке и Бразилия на северо-восточном берегу южной Лузиньянии.

В Нью Йорке были поселены шестьдесят семей сервов, шесть рыцарей-монахов (тогда ещё разных орденов – Тамплиеров и Госпитальеров) для окормления христианской паствы, чтобы не одичали без пригляда, и наместник адмирала, барон Готье де Тригон. Их задачей было выживание, уход за привезёнными животными, проба европейских семян на урожайность в местном климате, а для барона и рыцарей – ещё и дипломатия. Местные хоть и не проявляли враждебности, но не факт, что так будет всегда. Племена враждовали между собой из покон веков, а тут у них вдруг появился арбитр. Кто-нибудь обиженный обязательно крикнет: «Судью на мыло!», а усмирять его придётся руками других аборигенов, или, как назвал их Ричард, индейцев. Своих значимых военных сил у колонии не было, поэтому дипломатия и только дипломатия.