Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов Страница 20

Ярослав вновь глянул на Турслана Хаши, я как раз закончил тому переводить, и представитель Батыя отрицательно покачал головой. Эти пункты уже обсуждались между ними, и позиция монголов князю была известна. Он перевел жесткий взгляд на рязанцев.

— Я уже говорил вам и еще повторю. Ингвар Ингваревич воевал против монгол, а значит, на стол рязанский сесть не может. У них на это правила жесткие. Пока в городе будет мой наместник и баскак татарский с отрядом.

Господа рязанская вновь недовольно забурлила, но Ярослав тут же пресек недовольство.

— Отряд небольшой будет, токо для порядка, и наместник тож на время войны лишь. Как взойду на престол Владимирский, обещаю, будет у вас князь.

Глава 9

Монгольское войско и князья со своими дружинами двинулись к Коломне, где, по слухам, собирались полки Великого князя Юрия, а я остался в Рязани. Не по своей воле, естественно.

Кулькан назначил временным баскаком Рязани одного из своих сотников, а поскольку тот кроме того, что рубить врагов и пасти скот, ничего больше не умел, то Турслана Хаши оставили помочь бедолаге на первых порах. Меня он, наверняка, уже считал частью своей свиты, поэтому просто уведомил, как бы невзначай — мы остаемся в городе. Я поначалу даже обрадовался — хоть с лошади этой проклятущей слезу, но когда въехали в городские ворота радости этой сразу поубавилось.

Улочки узкие, по бокам засыпанные снегом избушки — одни крыши торчат. Лица навстречу злые и насупленные, того и гляди разинется в крике рот и завопит — бей их! Я, конечно, все понимаю, радоваться им нечему. У многих на берегах реки Воронеж братья и сыновья лежать остались, но с другой стороны, все могло бы быть намного хуже.

Как там в летописи сказано — «ворвались татары свирепые в горящий город и порубили всех, не щадя ни малого, ни старого». Пока ничего подобного нет и в помине, вон они едут, никого не трогают, лишь глазищами своими узкими по сторонам зыркают.

«Может быть все еще обойдется, — тешу себя надеждой, — а разорение Рязани всего лишь чья-то злая выдумка».

Разместились на княжьем подворье. В свете отсутствия хозяев, мне даже отдельная комната досталась. Правда, ни кровати, ни матраца вновь не нашлось, из всей мебели лишь одна широкая лавка. Хочешь сиди, хочешь спи, на все случаи хороша. Я не в претензии, за те несколько месяцев, что тут отираюсь, уже пообвык маленько. В этом времени, если на голову не льет и тепло, то уже хорошо, а если и пожрать есть, то вообще счастье несказанное.

Первые дни прошли тихо, Турслан с сотником ездили по городу, дворы пересчитывали. Меня не брали, чему я был несказанно рад, ибо шариться по улицам в такой мороз радости мало. Даже заскучал малость от безделья. Зато сегодня, едва стемнело, в мою комнатенку ворвался Калида. Бесцеремонно распахнув дверь, он прямо с порога засверкал глазами.

— Беда, хозяин! Бежать надоть, да поживее!

Не знаю чему я больше поразился, смыслу сказанного или заполошному виду своего вечно непробиваемого спутника. Неспешно спустив ноги с лавки, спрашиваю его, еще не проникнувшись настоящей тревогой.

— Да что случилось?! Толком-то можешь сказать?!

Калида скривился как от зубной боли.

— Некогда разговоры говорить! Пока еще можно, бежать надо из города, а упустим время, ворота закроют, тогда хана!

Нервозность Калиды подстегнула меня лучше всяких слов, и я, разом проснувшись, вскочил на ноги.

Наматывая портянки, успеваю подумать:

«С одним преимуществом моего нынешнего состояния уж точно не поспоришь. Ни одеваться, ни раздеваться! Ноги в сапоги сунул, шубу накинул, кушак затянул и все, уже готов куда угодно, хоть на соседнюю улицу, хоть к черту на рога. Все равно больше ничего нет и собирать нечего».

Пока я одеваюсь, Калида басит, бросая отрывистые фразы.

— С утра в город вернулся боярин Коловрат. На улицах сразу шумок пошел, что не по закону татарва тут хозяйничает. Мол, Ярослав с братом за старшинство спорит, так это их дело. Кто на Владимире князь нам все равно, а вот нехристей на нашу голову ставить не по старине. У нас свои князья родовые есть, пущай они суд правят!

Поднимаю на него вопросительный взгляд.

— И что тут такого?! Ну почешут языками, да разойдутся, чего ты панику то наводишь?

Не отвечая, Калида вдруг стащил шапку и навострил ухо.

— Слышишь? — Его встревоженный взгляд уперся мне прямо в глаза, и, прислушавшись, я улавливаю бой колокола.

— Началось! — Рыкнул Калида. — Рязань на мятеж поднялась! Теперь вся надежа только на удачу! Да не оставит нас Всевышний!

Он распахнул дверь и, не церемонясь, выпихнул меня в темный коридор.

— Бежим вниз! — Зашипел он, принижая голос. — Там, во дворе, Куранбаса уже коней седлает. Можа еще и выскочим!

Несемся вниз по лестнице, перелетая через ступени. В тереме уже начался переполох. Дворовые мечутся туда-сюда, бабы орут, сполох пожара бликует в слюдяных окнах. Выскакиваем на двор. Там тоже уже людская неразбериха, и набат над городом грохочет как приговор. Слава богу, Куранбаса уже верхом у ворот. За ним в поводу еще две лошади под седлом, да заводные (запасные лошади) с поклажей.

Вижу, что ребятки мои подготовились заранее, а меня дернули лишь в последний момент. На бегу думаю, это они от заботы обо мне, или чтобы я не сболтнул лишнего?

С ходу не попадаю ногой в стремя, и Калида, подсев, рывком забрасывает меня в седло. Хлестнув по крупу мою кобылу, он орет на половца.

— Пошли, пошли! Гони к воротам, может еще успеем выскочить!

Вырываемся с княжого двора, и батыры из татарской сотни, словно дожидаясь только этого, сразу за нами начинают закрывать ворота кремля. Мчимся галопом по темной улице, и я ни хрена не вижу! Что впереди, что вокруг, одна чернота, разбавляемая только белизной свежего снега.

Держу ориентиром спину половца и стараюсь не отстать. Неожиданно, тот резко осаживает своего мерина так, что я чуть не впечатываюсь идущих следом заводных. Моя кобыла вскидывается на дыбы, я лечу в сугроб, а сверху сыпется отборная ругань Калиды.

— Ты что творишь, степная твоя башка?! — Спрыгнув с лошади, он помогает мне выбраться из сугроба, ни на миг не переставая крыть Куранбасу.

Тот же, суетясь, пытается побыстрее развернуть наш маленький табун в обратную сторону. Все это он делает молча, единственно бросив обиженно в ответ.

— Зачем кричишь, лучше глаза открой!

Теперь уже и я вижу,