По грехам нашим. Книга 4 (СИ) - Старый Денис Страница 20

Семьюн с самого начала своего присутствия на встречах заговорщиков стал обрабатывать Никанора, профессионально надавливая на болевые точки боярина. А давить было куда. Никанор оказался очень закомплексованным человеком, который хотел признания и власти, но при этом понимал свою никчёмность, как лидера. Вся идея бунта против великого князя была интересна хозяину усадьбы только в том ключе, что он стал «главным», переборов комплексы и повысив самооценку.

Когда же Семьюн стал предлагать обговаривать слова и речи главного революционера перед выступлением и тот понял, что его слушают уже с большим вниманием, новгородец стал самым желанным гостем в усадьбе, чем прожженный интриган и воспользоваться. Сочинять же речи Семьюну было легко, так как учитель у него был, не под стать Никанору – монах Даниил. Тот так же придерживался идеи союза с монголами и уже многие штампы для будущих бравурных выступлений Никанора были готовы.

Новгородский купец, ставший знатным боярином после известных событий в Новгороде, и сам некогда верил в идеи уже почившего Даниила, но сейчас он увидел в Ярославе другую силу, с которой не хотел играть. Да и быстрое продвижение по социальной лестнице сыграло свою роль в настроениях, чего скрывать, честолюбивого человека.

Семьюн не видел, как вспыхнул дом Никанора, как горящие люди с криками боли выбегали на крыльцо, где незамедлительно получали стрелу или болт в свое тело, как на штурм усадьбы, воспользовавшись переполохом, пошли две сотни дружинников под прикрытием пятидесяти конных.

Боярин сделал свое дело, к которому готовился больше трех недель, связываясь секретно с алхимиками из поместья Корнея. Нужно было убить всех заговорщиков разом. Вариант с отравлением был признан тупиковым, как оказалось, зря – никто так и не попробовал вино на яды, которое принес Семьюн, но рассчитывать на беспечность Никанора, тем более монголов, было опасно и опрометчиво. Однако, взрыв и последующий за ним пожар, отлично дезориентировали многочисленную охрану, которая была по всему периметру усадьбы и в хозяйственных постройках. В доме же было мало вооруженных, так как бояре опасались, что их разговоры станут известны великому князю. Да и монголы прекрасно понимали, что, если приставить к каждому боярину-заговорщику два-три воина, то у «соли земли Русской» могут сдать нервы. Не привыкли власть имущие к неуважительному обращению. Да и Семьюн свою лепту внес в дело уменьшения охраны в самом здании. Да, был риск, что большое количество воинов во дворе и пристройках создаст сложности для штурма усадьбы. Был и соблазн как можно больше взорвать в самом доме отступников и степняков, но эмоции были отброшены, а их место, в головах средневековых великокняжеских диверсантов, занял холодный расчет. И расчет на самоуверенность бояр и монголов оправдался, серьезного сопротивления на пути к укрытию в подвале, не было. Наивные, нельзя считать себя самыми умными, пока на стороне Ярослава такая связка как Нечай и Семьюн.

Между тем, по всему городу штурмовали усадьбы и дома, где были люди заговорщиков. Загодя, на некоторых домах, мелом чертили кресты и для дружины князя, усиленной новгородцами и тайно подошедшими тремя сотнями рижского князя Вячко, не составляло труда распознать места скопления ратников бояр. Но была объявлена воля князя не убивать бунтарей, если только имели место не сильно ретивые и непреклонные. Воля княжеская была доведена до дружины и других союзных воинских соединений, не раньше, чем за полчаса до начала операции, чтобы минимизировать утечку информации.

Внезапность и подготовленность сыграли определяющую роль. И вот уже связанные, побитые, или просто обезоруженные люди потянулись вереницей пушком или на телегах на семь подворий, выделенных для этих нужд. Сдавшиеся без боя, были в лучшем состоянии, те же, кто решил биться за свои облачные идеалы боярской республики, на пример Новгорода, да и в подчинении монголов, частью были вырезаны. Многие же пленные, раненные, плелись лекарням, где их обихаживали частью приглашенные обозники из воинской школы.

Сложнее всего было с монгольским посольством, которое занимало уже две рядом расположенные большие усадьбы. Степняков оказалось больше двух сотен и это с тем, что часть их была в усадьбе Никанора. Штурм длился четыре часа, дружина потеряла от точных выстрелов мастеров лука больше десятка воинов, и это при том, что сотники старались максимально сберечь своих ратников. И только тогда было принято принципиальное решение спалить обе усадьбы, дело сдвинулось. Да, трофеи, как и пленников, очень хотелось получить, но не ценой своих людей.

К чести монголов, даже в уже горящих усадьбах, они продолжали оказывать ожесточенное сопротивление, не сдался ни один воин. Это и поселило некоторое сомнение в победе над таким врагом. Если так бьются в безнадежном положении с явным преимуществом атакующих, то, как они станут биться в большинстве?!

- Сладили с войском, что на Унжу шло? – просил Ярослав, когда воеводы, Семьюн, Радим и конечно, Нечай, пришли отчитаться об операции.

- Так, великий князь, тысяцкий Филипп, да сотник Ермолай ожидают встречи с тобой, - усмехнулся Нечай, поправляя на себе немного порванный новомодный, опять же унжанской выделки, кафтан.

Как только был решен вопрос с посошным войском, не дожидаясь окончательного разбирательства, Филипп и Ермолай, переложив свои обязанности на других, устремились одвуконь во Владимир. Ощущение, что они предали друга, сжигало, поэтому те, кто считался самыми ближними людьми Корнея, решили просить великого князя о прощении своего друга, даже если и не виновен тот. Они были только частью посвящены в многоуровневую интригу в стольном граде и до конца не понимали, какая же судьба ждет Корнея.

- А мы можем вызвалить из поруба боярина? – спросил великий князь, баюкая плечо, которое этой ночью разболелось, возможно, из-за нервов, Ярослав не спал уже третий день.

- Так, токмо я не пойду, много еще сладить требо, учинить разбор, а никому боле твои, князь, личники не отдадут Корнея, у них наказ, - развел руками Нечай.

У главного организатора разгрома оппозиции действительно сейчас только, как это ни странно для давно не высыпающегося и нормально не евшего человека, начинается работа. Завтра необходимо, по горячему, созывать городское вече, начинать призывы и воззвания к народу, чтобы сформировать общественное мнение о ситуации и разъяснять, как это нужно власти. Следует четко, при том с максимально жестких тонах осветить роль монголов в заговоре, дать всем возможность проникнуться тем, что степняки – злейшие враги. Нужно сделать такую ситуацию, чтобы за призывы к переговорам со степняками простые люди сразу же били морду, в любом гостином дворе. И гонцы уже ждут своих листовок, чтобы одвуконь мчаться во все уголки большой державы с призывами к людям, боярам. Церковь в таком же ключе начинает действовать по своему ведомству, используя княжьих людей, как вестовых.

А еще нужно решить проблему и с имуществом разгромленных бояр. Поэтому, Нечай на силе воли работал, превозмогая усталость. Это воеводам хорошо, помахал мечом и все довольны, можно пировать, а ему нужно проследить, чтобы поместья работали, люди не разбежались, поговорить с тиунами об урожаях, назначить в разгромленных боярских родах ответственных за посошную рать. Может и родичей младших линий, может из тиунов боярских, а где и своих людей назначить и предать им ратников для поддержки. Да много чего. Эти же поместья временно, а некоторые и навсегда, переходят в казну, поэтому должны приносить прибыль. Ну не все, конечно, будет делать Нечай лично, он уже смог подобрать себе команду, но она для более мирного времени хороша и деятельна, а не для такого аврала. Поэтому, как бы ни хотелось Нечаю лично освободить своего главного коммерческого партнера из поруба Переяславля-Залесского, уехать из Владимира в ближайшие две недели точно не получится.

- Воевода, Воеслав, тебе не повелеваю, но прошу, съезди в Переславль, да проследи, кабы рать посошную по чину привели, - толи приказал, толи попросил, но без возможности отказа, Ярослав.