Кровь на эполетах - Анатолий Федорович Дроздов Страница 20

– Что скажете по поводу описания подвига егерей капитана Руцкого? – продолжил царь. – Как-то сомнительно все. Ладно, они сумели сорвать переправу неприятеля и разрушить наплавной мост. Не велик подвиг – спрятаться в кустах и встретить неприятеля залпом в упор. Но отбиться от бригады кавалерии, имея в составе батальона половину новобранцев? Кутузов пишет, что французы сумели прорвать фронт каре, тогда Руцкий схватил топор и принялся крушить им заскочивших в строй гусар, положив их не менее десятка, чем дал возможность егерям закрыть брешь и, в конечном счете, отбиться от неприятеля. При этом капитан не получил даже царапины, отделавшись разрубленным кивером. Разве такое возможно?

Будучи опытным царедворцем, Аракчеев знал, когда царю можно возражать, а когда – лучше не пытаться. Сейчас он видел, что Александр настроен благодушно. Ну, а что сомневается… Нужно попытаться убедить – нельзя лишать Россию такого подвига.

– Бывает, – кивнул Аракчеев. – Я знаком с капитаном – имел с ним беседу перед отправкой в Действующую армию. Меня тогда удивило желание Руцкого обменять пожалованный ему вами, государь, чин гвардейского поручика на армейского капитана. Редкий случай, обычно бывает наоборот. Заодно прочел формуляр офицера. Руцкий рассказал мне про бой, который принял, еще не будучи военным. В одиночку он убил троих неприятельских гусар, кои напали на него по дороге к биваку. Сначала ударом приклада ружья в голову лошади свалил ее, после чего приколол первого гусара штыком. Выстрелом из ружья снял из седла следующего, а последнего из французов прикончил из трофейного пистолета. Этот офицер чрезвычайно ловок и необыкновенно силен, так что вполне мог остановить неприятельских гусар подобным способом. Хотя, как полагаю, число убитых им врагов преувеличено. Трое, четверо, вряд ли больше. Но все равно подвиг несомненный.

– Вам лучше судить, Александр Андреевич, – тут же согласился царь, подтвердив предположение Аракчеева. – Ваш опыт в военных делах не чета моему. Хотя дворянин с топором – это несколько эпатажно, не мужик все-таки. Но я рад, что вы заступились за капитана. Я несколько предвзят к нему. Руцкий оказал мне большую услугу, я предлагал ему остаться при моей особе, но он попросился в армию, чем, признаюсь, вызвал мое недовольство. Но ему покровительствует государыня, а я не могу ей отказать. Знаете, почему? – улыбнулся Александр.

– Нет, – ответил Аракчеев.

– Вы мой верный слуга и сподвижник, потому первым узнаете новость, до сих пор не известную никому при дворе. Государыня непраздна, и лейб-акушер это подтвердил.

– Поздравляю, ваше императорское величество! – вскочил министр. – Это действительно великая весть. У вас будет наследник!

– Сидите, Александр Андреевич, – император указал на стул, и Аракчеев послушно занял его. – С наследником пока неизвестно – кого бог даст. Буду рад и дочери, хотя мечтаю о сыне. Остается молить Господа даровать его нам с супругой. Чтобы она успешно выносила дитя и благополучно разрешилась от бремени. Сами понимаете: мы не молоды.

– Никак нет, ваше величество! – возразил военный министр. – Вы мужчина хоть куда, да и государыня свежа как роза. «Родила двоих детей, родит и третьего», – едва не добавил Аракчеев, но вовремя спохватился, вспомнив, от кого императрица рожала.

– Ах, оставьте, Александр Андреевич! – делано рассердился император, погрозив военному министру пальцем. Но по лицу царя было видно, что комплимент он воспринял благосклонно. – Нам с супругой за тридцать. Не старики, конечно, но молодые годы уже за спиной. В таких летах обзавестись наследником непросто, я уже и не чаял, потому теперь всячески угождаю государыне, не желая ее огорчать. Она просит за капитана – ну, что ж? Каприз беременной женщины… Я спрашивал у нее: чем Руцкий заслужил такое благоволение? Ответила, что по совету фрейлины приглашала его как лекаря, дабы разобрался в ее женских хворях. Лечить Руцкий умеет, я и сам пользовался его услугами. Супруга осталась довольна, и ее беременность – тому подтверждение.

Последние слова Александра прозвучали двусмысленно, но военный министр сделал вид, что не заметил. Руцкий был амантом[36] Елизаветы Алексеевны? Сомнительно: при дворе такое не скроешь. Когда у государыни имелся фаворит, о том знал весь Петербург. Не такой человек капитан, чтобы к нему воспылала страстью императрица. Ни титула, ни светского лоска, да и собой не слишком хорош.

– Полагаю, государь, следует объявить новость народу и велеть ударить в колокола, – предложил Аракчеев. – Из-за войны у людей много горя, пусть порадуются.

– О беременности государыни объявлять пока рано, – не согласился царь. – Сделаем это позже, когда сомнений не останется. А вот победу под Малым Ярославцем колокольным звоном отметить стоит. Я распоряжусь. А к вам, Александр Андреевич, просьба. Посмотрите список представленных светлейшим князем офицеров – кого из них стоит награждать и как. Например, для Руцкого Кутузов просит орден Святого Георгия третьей степени, поелику крест четвертой степени у капитана уже есть. Не много ли будет обер-офицеру? Не припомню, чтобы мы награждали кого-либо таким орденом в столь невеликом чине.

– Никак нет! – возразил военный министр, отчетливо понимая, что царь хочет, чтобы его убедили. – Будь Руцкий генералом, ему бы и Андрея Первозванного[37] не жалко. Капитан не позволил французам захватить Малый Ярославец, тем самым преградив неприятелю дорогу на Калугу. Следствием этого стал поворот армии узурпатора к Смоленску, то есть вон из русских земель.

– Как скажете, Александр Андреевич, – не стал возражать царь. – Полностью доверяю вашему суждению. Подготовьте указ, я подпишу. Не скупитесь на награды, раз такая радость.

– Сделаю, государь, – поклонился Аракчеев, – а еще предлагаю о подвиге Руцкого и казаков не только в газетах прописать, но и афишки для простонародья выпустить, разослав их по губерниям. Газеты только высший свет читает, а так вся империя узнает и вознесет молитвы за императора и его славное воинство.

– Да будет так! – сказал император. – Ступайте, Александр Андреевич! У меня еще много дел.

Аракчеев встал, поклонился и вышел. Александр проводил его довольным взглядом. Никаких дел у царя не имелось, он и канитель с наградами свалил на военного министра, чему радовался. Трудиться император, льстиво прозванный современниками Благословенным, не любил.

* * *

– Мама́! Мама́!

Груша вбежала в комнату графини с листком в руках.

– Чего тебе, егоза? – проворчала Хренина, откладывая газету, которую перед этим читала. – Что врываешься заполошно?

– Вот! – Груша показала листок. – Про Платона Сергеевича пишут.

– Откуда это у тебя? – спросила графиня, забирая у дочери лист серой бумаги с крупным текстом.

– Начальник лазарета, Карл Фридрихович, принес. По пути на службу увидел, как афишки