Дорога миров - Владимир Поляков Страница 20

Глава 5

Глава 5

1504 год, июнь, нейтральная полоса, место переговоров.

Свершилось! Я про переговоры между мной, Чезаре Борджиа, и Маквилмалиналли Акмапитчли, не знаю уж, как его раньше звали-величали. Своё прежнее имя и прозвище этому субъекту также открывать не намерен. Облезет, собака страшная, после чего неровно и погано обрастёт, становясь похожим на покрытый мхом и «удобренный» пробегающей живностью камень.

Место подобрали неплохое. Около тридцати километров — так и не привык к местным мерам длины, всё на привычные метры с километрами перевожу и вряд ли от этого отвыкну… равно как и Белль, у неё та же самая особенность — от Папантла. Самое то расстояние и чтобы науа чувствовали себя спокойно, и для нас не было такой большой проблемой отступить под защиту каменных стен. Собственно рельеф местности, как сговаривались — равнина и никаких лесов на достаточном расстоянии. О нет, они есть, но если откуда покажется большое число вооружённых людей — у другой стороны будет достаточно времени, чтобы, огрызаясь, отступить. Риск, конечно, есть везде, особенно при таких то договаривающихся сторонах, но мы реально постарались свести его к минимуму. И нет, никаких коварных сюрпризов я со своей стороны не подготавливал. Взрывчатка, яд, хитрые тактические схемы, позволяющие подловить тлатоани на отходе…. Принципы дороже. Ещё банальный расчёт оные принципы подкреплял. Живой он мне нужен, живой и говорящий, причём первая встреча и вовсе должна пройти в предельно миролюбивой обстановке. Не как между гроссмейстером Ордена Храма и императором с тлатоани Теночка, а как двух выходцев из другого мира, оказавшихся здесь, в мире новом, где оба успели взлететь на самый верх.

Вот он, шатёр посреди поля, к которому иду я в сопровождении десятка телохранителей из числа наиболее умелых, способных обращаться что с клинками, что с аркебузами и пистолями головорезами, что тлатоани с десятком же воинов-ягуаров. Тоже, однозначно, взял лучших из лучших, готовых костьми лечь, но сохранить жизнь правителя.

В самом шатре пусто, никто не подобрался тишком, это совсем недавно троица разведчиков с нашей и их стороны проверили, после чего доложились во всех подробностях.

Молчание. Тамплиеры, среди которых исключительно адъюнкт-рыцари и тройка сквайров из числа совсем уж виртуозов мечей и пистолетов, предельно сосредоточены. Ноль доверия к науа, абсолютная концентрация на защите своего гроссмейстера. Понимаю это, потому даже не пытаюсь отвлекать их. Ответят, но выйдут из особенного состояния, в которое заново входить та ещё морока. Не следует их огорчать, они ж реально жизнь отдать готовы, меня защищая. Не слепо, а понимая весь тот гемор, который начнётся, случись что непоправимое.

Вот уже чётко видны лица как «ягуаров», так и тлатоани. Мда, отнюдь не юная персона, но оно и понятно. Около двух десятков лет тут обретается. Да и попал, насколько могу судить, не в юношу. Крепкий такой индеец, закованный в не стесняющую движений, но вместе с тем довольно тяжёлую и надёжную броню. Шлемом также не пренебрёг, в отличие от части его телохранителей. Ох уж эти ацтекские традиции, требующие должной степени раскраски собственных лиц и пышных, украшенных золотом и перьями птиц причёсок. Уязвимость, однако, которую мои парни уже приняли во внимание и, случись что, четверым целям непременно будут стрелять аккурат в голову. По два четырёхствольных пистолета у каждого, причём не кремневых, а колесцовых из числа улучшенных, заводимых-взводимых не специальным «ключом», а просто круговым поворотом специального рычажка на корпусе — это звездец всему живому. Мало какие доспехи спасут, учитывая особую, допиленную самим да Винчи конструкцию оружия личной охраны рода Борджиа.

— Я, Чезаре Борджиа, император и глава Ордена Храма, приветствую тлатоани великой империи Теночк Маквилмалиналли Акмапитчли, — произношу на языке науа, хотя его почти не знаю. Так, пару фраз выучил из числа нужных именно здесь и сейчас.

Тлатоани бросает фразу в ответ, а Марио Траццони, один из сопровождающих меня охранников, тут же переводит:

— Маквилмалиналли Акмапитчли, тлатоани, готов говорить с тобой.

Мания величия? Этикет науа, которые считают других, даже побеждающих, ниже себя? Пофиг! Тем более слова звучат от того человека, которого я всё едино намереваюсь прибить, предварительно выжав досуха. А какая разница, с какими интонациями что-то лопочет без какого-то времени труп? То-то и оно, что ноль разницы. Это мои тамплиеры напряглись, словно электричество, уже сильно желая порвать в лоскуты как самого тлатоани, так и сопровождающих его «ягуаров». Не, у меня с нервами всё в порядке. Следовательно, вместо эмоций озадачим болезного несколько иным. Словами на испанском, но переплетая во фразе здешние «староиспанские словеса» и кое-какие нотки из уже другого испанского, мне тому современного.

— Пройдём в шатёр, тлатоани всея ацтеков. Есть о чем поговорить, прояснить картину этого мира. Мир, он ведь разный, порой неуловимо меняющийся. Р-раз, а вот уже из привычного совсем другим становится. Знакомо тебе, да?

Моим пофиг, они к экстравагантности поведения всех Борджиа привыкли. Зато несколько «ягуаров», явно знающих испанский в той или иной степени, аж вскинулись, Ну как же, весь этикет под хвост пробегающей мимо кормовой псине пошёл, непорядок! Опять-таки уважения в моих словах особого не просматривалось. Уровень обычного разговора между двумя людьми, причём не совсем понятно собственно внутреннее, истинное содержание фразы. Всем, кроме самого тлатоани, который искривил губы в неприятном подобии улыбки, после чего процедил. На испанском, причём идеальном, без тени акцента. Современном для меня и слабовато понятном для моих охранников:

— Да, Борджиа, будем говорить. Ты и я, другие при разговоре не нужны, Ждать и следить!

Последние слова уже на языке науа, обращённые к «ягуарам». Пофиг, ведь такой же, как и я сам, иномирец, уже потопал внутрь шатра. Не то и впрямь ничего не опасаясь, не то успешно делая вид. Пора и мне внутрь. Разговор тет-а-тет, он такой, особенный.

Внутреннее убранство шатра было одновременно и подобающим высоким договаривающимся сторонам, и в то же время весьма аскетичным. Шелк и бархат, красное дерево походного столика и два походных же, но шикарно исполненных кресла, в которых сидеть реально удобно. Это из подобающего. Аскетизм же, если вообще можно так сказать, выражался в отсутствии золота, вычурности и роскоши ради неё самой. Сугубо функциональность, доведённая до уровня, близкого к абсолюту. На столике бумаги и карта. Опять же карты на специальных треногах, растянутые и закреплённые.

Еда и напитки? Если что понадобится — принесут промочить