Владислав Стрелков - Случайный билет в детство Страница 21

— Ты домой, или ещё куда? А то пошли, провожу. — И смотрит заинтересованно.

— Привет! — Это подошла Смольнякова, тоже сумку с продуктами держит. Я заметил взгляд Раевской, явно недовольной появлением Верки. Что-то раньше девчонки не обращали на меня такого внимания, а теперь разом начали глазки строить. Причина-то понятна…

— Привет, — киваю Верке, — я домой иду, пошли?

Направился в сторону дома, а девчонки следом. Они молчали, я молчал. Так и шли. Я чувствовал, что обе хотят со мной поговорить, но только с одним мной. У нашего двора расстались. Смольнякова и Раевская пошли дальше, а я к дому. На прощание получил от каждой по улыбке! Вот блин, дела творятся!

В подъезде задержался у почтовых ящиков. В нашем отсеке обнаружил толстую упаковку газет. Отец выписывал несколько изданий, включая специфические журналы. Но мне хватило бы одной, все равно во всех новости почти одинаковые. Я зашел в квартиру, кинул прессу на тумбу и, оставив в руках одну Правду, двинулся на кухню. Там отломил половину лепешки и принялся её есть и запивать молоком. При этом бегло просматривал газету.

Так, на первой странице, как всегда про пленумы, решения, про лозунги… не то, в общем. Дальше про то, что творится за рубежом. Ирак воюет с Саудовской Аравией. Эти постоянно воюют, а Саддам пока не знает, что ему через десяток лет кирдык будет, но это тоже не то. Что же за событие случится двадцать пятого числа? Откинул газету. Может, в вечерних новостях скажут, если цензура не придержит? Часто о случившемся событии, обычные граждане узнавали гораздо позже.

Ой, не заметил, как съел всю лепешку и выпил молоко. Аппетит я, конечно, перебил, но все равно надо что-нибудь приготовить. Картошку пожарить что ли?

Кажется плавленные сырки я в холодильнике видел, сделаю-ка я сырный суп! Быстро, несложно и сердито, то есть сытно.

Начистил и нарезал соломкой картошку, поставил её вариться. Налущил лука, нашинковал его, высыпал на сковороду, залил маслом и включил газ. Кастрюля с картошкой закипела, и я бросил в неё плавленые сырки. Зарумянившийся лук переложил в кастрюлю. Сделав огонь слабей, пошел в коридор, к большому зеркалу.

Пора заняться своим взглядом. Как я ни присматривался, не находил в нём ничего такого-эдакого. Обычные глаза, обычный взор. Чуть подумав, достал из серванта альбом с фотографиями, нашел своё фото, вгляделся в него, затем посмотрел в зеркало, сравнивая с «оригиналом». Да, что-то есть такое. Усталость — не усталость, злость-не злость, но глаза были… зеркало души, блин. Взор орлиный, мать-перемать — как говорил Белкин.

Попробовать смотреть по-другому? Попытаемся. Начинаю кривляться — и так и эдак. Прищурюсь — не то, выпучусь — совсем не то. Изображу грусть — с таким видом только «подайте на пропитание» просить. Нахмурюсь… ерунда получается. Зрачки к носу — идиотом выгляжу. Даже попробовал сделать глаза, как у кота из «Шрека». Получилось… даже описать трудно, но слеза от этого вида наворачивается…

В дверь позвонили. Потер лицо, разгоняя все выражения, пошел открывать.

— Это я. — Савин зашел и сразу принюхался:

— Чем это так вкусно пахнет?

— Супом, — говорю ему, — есть будешь?

— Не-а, я дома поел, — махнул рукой Олег, — мама никуда не отпускала, пока тарелку каши не склюю.

Мы прошли на кухню. Я снял крышку с кастрюли и посмотрел внутрь.

— Кажись готово.

Савин тоже заглянул в посудину.

— Что это за варево? Не то ли зелье, которым ты сегодня объелся?

Он принюхался:

— А пахнет! — и махну рукой, — ладно, накладывай. Так и быть, попробую его.

Усаживается за стол и улыбается:

— Может, тоже как шпиён глаголить, да руками и ногами, махать начну.

— Ну-ну, хлебай, мечтатель.

Мы быстро опустошили тарелки. Суп, приготовленный без приправ из незамысловатых и доступных продуктов, был вкусен и сытен.

— Уф, здорово! — Олег вытер вспотевший лоб и прокомментировал:

— Ешь — потей, работай — зябни! Вкуснотища! Рецепт у матери узнаешь, или это семейный секрет?

Я улыбнулся, наливая чай.

— Никакого секрета. Рецепт прост — картошка, плавленый сырок, лук, соль по вкусу, и всё.

— И всё? Постой, так это ты варил? — Он взял лежащую на столе записку и пробежал её глазами. Потом поднял на меня взгляд и пробормотал:

— Серый, ты… как… это… а ты кто?

Я рассмеялся:

— Да Вязов я, Вязов. Сергей Вязов.

Савин посмотрел на меня внимательно и начал перечислять, загибая пальцы:

— Драться стал как заправский каратист, по-английски вдруг заговорил, да ещё местную гопоту развёл, сам суп сварил… Ты вчера ещё обычным был, — загнул он все пальцы в кулак, — а сегодня… Что произошло? Скажешь или нет? Или опять забухтишь про желание волшебное?

Я вздохнул. Что ему сказать? Правду? Не поверит всё равно. Сказать — вещий сон увидел, про будущее? Увидел, впечатлился, и бац! — заговорил внезапно по буржуйски. А про приемы, что тогда сказать? По телевизору изучил? В какой передаче, каком фильме? М-да!

— Знаешь, Серёг, — вытирая пот со лба, говорит Олег, — ты на самом деле какой-то другой стал. Мне начинает казаться, что Зеленина права, считая тебя шпионом.

Обалдеть! Ладно, хоть про глаза ничего не говорит. И что в ответ сказать?

— Ты меня раскрыл! — отвечаю ему шуткой и, хлопнув себя в грудь, объявляю, — я Серж Эльмс, агент интеллижен сервис под номером ноль-ноль восемь. И теперь мне придётся тебя убить или завербовать!

— Да ну, шуточки у тебя, — показушно обижается Савин, — ладно я, а вот что ты отцу Зелениной ответишь, если она всё расскажет ему, да ещё записку представит?

Мля! — только и мог я подумать в этот момент. Все знали, что отец Зелениной, был комитетчиком. А здесь пока к таким фактам присматривались. Точно на заметку возьмут, а мой честный рассказ о будущем, в лучшем случае, покатит на психушку. Проблемы у отца будут точно. Как чуял, что шутка очень неудачная была. Остряк хренов.

Мысленно махнул на это рукой — все равно ничего уже не изменишь, а отец Зелениной, надеюсь, может принять всё это за детскую шутку. И раз начал, то продолжаю гнуть свою линию:

— А я не шучу — не успел узнать самую важную тайну…

Савин поднял в удивлении брови. Я смотрел на него, а он, в ожидании продолжения, на меня.

— В нашей школе, я так и не узнал, — сделав паузу, огляделся (типа — нет ли кого рядом), и громко объявил, — какие на завтра заданы уроки!

— Клоун ты, а не каратист, — констатирует Олег, — прав Генка Ким, тебе в цирке выступать надо.

— А чо? — чешу я затылок, — мож и вправду, ну эту всю разведку, в клоуны, что ли податься?

Савин крутит у виска, но я сам уже понимаю — надо завязывать. И так дошутился, хорош!

— Ладно, шутки в сторону, что там задали?

— Да ничего почти. Завтра последний день учиться будем. По математике примеры порешать, по русскому ничего, а вот по литре стих выучить. Это для тех, кто оценку исправить хочет. Так Елена Михайловна сказала.

Елена Михайловна Щупко была нашим классным руководителем, она же вела у нас литературу и русский язык.

— А стих какой?

— Как она сказала — на усмотрение, — пожимает плечами Олег, — а там, мол, поглядим, какую оценку в итоге ставить.

Да, бывали у наших учителей такие бзики, но только чтобы вытянуть нас на хорошую оценку в четверти.

Выучить-то выучу, только что учить?

— Сам-то что зубрить будешь?

— Пока не знаю.

Я не помнил, какие у меня были оценки по литературе за седьмой класс. Вообще не помнил оценок в целом. Вроде четверки были, но стоит в дневник глянуть.

— Пойдем в комнату, чего на кухне сидеть?

Зашли в мою комнату. Я достал свой дневник и взглянул на последнюю страницу, где выставлялись итоговые оценки по предметам. Ага, имеются три тройки — английский, русский, физика. Ну, по двум «могучим и великим» все понятно, а вот с физикой у меня в школе были нелады конкретные. Не было понимания этого предмета, хотя после школы, как-то начал вникать в суть. Получилось аналогично английскому языку. Те же электрические цепи с законами Ома для меня стали открытой книгой, после пояснения одного продвинутого парня. Возможно, получится исправить тройку на четвёрку. Надо будет Василия Владимировича спросить на предмет исправления оценки по физике и английскому, а сочинение по русскому языку и литературе мне придется писать.

Олег в комнате даже не присел. Постояв, он заглянул в мой дневник, хмыкнул и пошел в зал. С оценками я разобрался, поэтому тоже направился туда же.

Савин вытащил из мебельной стенки толстый том Большой Советской Энциклопедии и с ней плюхнулся на диван, а я уставился на телевизор. Хм, что говорить? Привык к своей метровой жекашной «соньке». Опять появилось музейное чувство, только уже в своей квартире. Передо мной стоял раритет. Совсем забыл, что у нас имелось такое чудо советской бытовой техники. «Радуга-704» была одним из первых цветных телевизоров. Рука сама потянулась к выключателю. Вообще, процесс включения напоминал своеобразный ритуал — включить стабилизатор, включить телевизор, повернуть ПТК… экран, напоминавший огромный иллюминатор, начинал светиться не сразу, можно чашечку кофе успеть выпить. Зато цветной! Даже в это время цветные телики имелись не у всех. Я уже говорил — дефицит.