Олег Таругин - Штурмовой отряд. Битва за Берлин Страница 21

Родченко, для себя уже окончательно решивший, насколько можно откровенничать с командиром непонятной «группы особого назначения генштаба», экипированной и вооруженной лучше, чем его бойцы и немецкие панцергренадеры, вместе взятые (ну, вот не шла у него из головы та труба с гаубичной гранатой внутри, и все тут!), запираться не стал. Да и какой смысл, если все наличное вооружение, как говорится, на виду:

– Два пулемета с полным боекомплектом, «Дегтярь» и фрицевский «сорок второй», противотанковое ружье – мы его в качестве дальнобойной снайперки пользуем, по окнам пулять, фаустпатронов около десятка и тола килограмм с восемь. Ну и ранцевый огнемет с запасным баллоном. На группу, конечно, больше добра полагается… полагалось, – неожиданно смутился он, словно бы оправдываясь перед Трешниковым. – Да только четверых ребят вместе с танками побило. Так что все остальное там осталось, – капитан мрачно дернул головой в сторону затянутой дымом горящих танков поляны. – Второй огнеметный расчет тоже погиб…

– Раненых у тебя сколько? – быстро перевел разговор Трешников. – Тяжелые имеются?

– Один тяжелый и двое легкораненых. Всех перевязали, спасибо вашим бойцам, помогли, а то наш-то инструктор тоже погиб. Хорошие у вас аптечки, я издали глянул. Нам таких не дают. Как Ваське пластмассовую ампулку какую-то кольнули, так сразу и полегчало, а то я уж грешным делом думал: все, не жилец. Пуля в живот – хреновое дело, насмотрелся за три-то года. А так, глядишь, и выживет.

– Дадут, когда массовый выпуск наладят, – буркнул Трешников, выругавшись про себя. Ну, спецназеры хреновы, мало оружия и штурмовых комплектов, так еще и аптечки засветить ухитрились! Хотя, если подумать, глупости все это, после экипировки и «Шмелей» какая уж теперь разница? Помнится, еще Локтев, отвечая на его вопрос, на этом особо внимание акцентировал: «мол, относительно интереса предков к «будущанским» прибамбасам особо не парьтесь, главное, постарайтесь оружия в прошлом не оставлять. Ну а если и потеряете, переживем – потому и «ПП-19-01» с собой берете, что он на основе родного «АК» разработан, а его Михаил Тимофеевич в любом случае через пару местных лет изобретет».

– Тяжелого оставишь у пехотинцев, что батарею захватили, так он всяко быстрее в санбате окажется, остальные пусть готовятся к выходу. На все про все – пять… ладно, семь минут. И да, вот еще что: временно переходишь под мое командование, поскольку, как верно решил товарищ Сталин, в армии должно быть единоначалие. Вопросы?

– Не имеется, товарищ подполковник. Разрешите идти?

– Давай, капитан, иди. Да, кстати, звать-то тебя как?

– Василием мамка с батькой назвали. Ну то есть Василием Ивановичем. Как Чапаева, – с гордостью ответил тот.

– Ну а меня, значится, Витей. Ну то есть Виктором Ивановичем, – усмехнулся Трешников, спародировав капитана. – Как… да просто так. Так что, по бате мы с тобой тезки. Ладно, рад знакомству, дуй к бойцам.

Глава 7

Берлин, апрель 1945 года

Приплюснутые железобетонные блины дотов, расположенные по обеим сторонам перекрестка, Трешнику не понравились с первого взгляда. Категорически. Как, впрочем, и заложенные кирпичом, превращенные в узкие бойницы подвальные окна близлежащих домов с торчащими оттуда решетчатыми кожухами пулеметных стволов. Каждое окно-бойницу немецкие фортификаторы еще и укрепили дополнительно мешками с песком. Саму улицу преграждала высокая, почти в полтора роста, баррикада, основой которой оказались уже знакомые мешки с песком, уложенные в несколько рядов, и сваренные из трамвайных рельсов противотанковые ежи, густо опутанные колючей проволокой.

Понаблюдав за опорной точкой несколько минут, подполковник понял задумку гитлеровцев: перекресток располагался таким образом, что атаковать его в лоб танки не могли. Улицы сходились под острым углом, что было весьма нетипично для берлинской застройки, и двигающиеся со стороны Тиргартена боевые машины должны были повернуть, хотя бы на несколько секунд подставив укрывшимся за баррикадой фаустникам борт. Добивать попавшие в огневую ловушку танки должны гранатометчики, засевшие на вторых этажах выходящих на перекресток фасадами домов – не зря же ажурные балконные решетки заложены мешками с песком и всяким хламом, а над перилами то и дело мелькают надоевшие до оскомины каски. Всего-то делов – дождаться, пока защищенные железобетоном дотов и толстенными стенами старинных зданий пулеметчики отсекут и рассеют пехотное прикрытие, да шарахнуть из «панцерфауста». Или просто забросить на решетки моторного отсека бутылку с зажигательной смесью. А когда танкисты начнут выбираться наружу, надеясь успеть сбить огонь, швырнуть следом гранату или причесать автоматной очередью. Дешево и сердито… и весьма знакомо…

Спецназовцы с бойцами капитана Родченко укрылись в руинах разрушенного во время бомбардировки дома метрах в ста от перекрестка. От здания остались лишь две зиявшие голыми оконными проемами несущие стены, между которыми высился многометровый завал из обрушившихся перекрытий, кровли и внутренних перегородок, перемешанных с обломками мебели, паркетными досками и прочим хламом, поэтому гитлеровцы не сочли бывшую трехэтажку достойным внимания фортификационным объектом. Чем и воспользовались бойцы, незамеченными пробравшись внутрь через захламленный обломками стен, битым закопченным кирпичом печных труб и искореженными листами кровельного железа пустынный двор. Судя по всему, ударная волна попавшей в здание авиабомбы сбросила чердак внутрь дворового «колодца», после чего обрушила все перекрытия до самого подвала.

Оборудованный Трешниковым наблюдательный пункт был просто роскошным: они с Родченко лежали под косо нависшим обломком перекрытия, каким-то чудом держащимся на изогнутой взрывом двутавровой балке, в паре метров от бывшей балконной двери. Ни оконных рам, ни дверного косяка, разумеется, не уцелело, но сам балкон, хоть и лишился настила, сохранился на удивление неплохо. Вот сквозь ажурную решетку ограждения, на которой повисли какие-то грязные изодранные тряпки, до бомбежки, вероятно, носившие гордое имя гардин, они и наблюдали за противником…

– Неплохо подготовились, суки, – констатировал Трешников, протягивая бинокль капитану. – На, сам погляди. Видишь, сколько гранатометчиков? И за баррикадой, и на балконах? Заметь, каждую пару еще и автоматчик прикрывает, а кое-где и двое. Не пожги фрицы ваши «коробочки» еще в парке, все одно кисло б пришлось.

– Так танкисты бы их с трех-то стволов мигом загасили! – возмутился было Родченко, но тут же умолк, наткнувшись на взгляд подполковника.

– Угу, загасили бы, прямо счас. Чтобы танку нормально орудие навести и с дистанции выстрелить, нужно вон по той улице ехать, а вы бы вот оттуда выперлись. И пока башнями б крутили, гарантированно словили бы по гранате в борт. И все, прощай, Родина, – как в той песне пелось, «и молодая не узнает, какой танкиста был конец». Согласен?

– Согласен, – хмуро буркнул капитан, возвращая бинокль. – О, хоть что-то у вас трофейное, тарщ подполковник! – капитан показал взглядом на логотип производителя на корпусе прибора. – Немецкий, поди?

– Немецкий, – не стал спорить Трешников, вкладывая бинокль в футляр. Вот же глазастый ему напарничек попался! Хорошо хоть Локтев распорядился клейма «сделано в России» с корпусов оружия вместе с серийными номерами поудалять, а то б у предков, попади им в руки стволы из будущего, точно какой-нибудь, как сейчас модно в Сети говорить, «когнитивный диссонанс» случился…

– Что тут поделать, Василий, честно говоря, умеют они, заразы, оптику мастрячить! Ну да ничего, вот победим да к себе ихние заводы вывезем – будем учиться не хуже делать. Так что насчет расклада думаешь, капитан?

– А что тут думать? – помедлив, ответил тот. И неожиданно спросил:

– Товарищ подполковник, разрешите вопрос?

– Вася, ну я же просил! – перебил его Трешников. – Прекрати ты постоянно «подполковничать». Ты б еще козырял каждый раз! Так что за вопрос?

– А вы уже в Берлине были? Ну, в смысле, с бойцами?

– Откуда? Нет, конечно, нас только вчера перебросили, а что? – напрягся Трешников, пытаясь понять, к чему клонит собеседник.

– Да то, что вы можете и не знать, но у них подвалы соседних домов часто между собой соединяются. Мы с ребятами этим иногда пользовались, и не только здесь.

– Понял тебя. Думаешь, подвал мог уцелеть? Сомневаюсь, тут, похоже, полутонная упала, наверняка обрушилось все. А если подвалы и уцелели, как вход найти? Нет, Василий, мы, как говорил Владимир Ильич, пойдем другим путем.

– Товарищ Ленин? – зачем-то уточнил Родченко.

– Ну а кто же еще? – деланно удивился подполковник. – Неужели этой фразы не помнишь?

– Ну почему, все я помню, на занятиях политрук рассказывал… – насупился капитан, поспешив перевести разговор. – Так что вы предлагаете?