Владимир Голубев - 1894. Часть 1 (СИ) Страница 21

- Понабегут злые америкашки с глазами завидущими, с руками загребущими, нас за белых людей не считающие, и будем мы больше отстреливаться, чем работать, - остановил Петьку Прокоп Лукич.

- Лукич! Сколько тебя просить? Называй их "янки".

- Лады, - привычно согласился хитрый крестьянин.

* * *

Три дня, отведенные Ершовым для хождения по чиновникам, плавно превратились в десять. Единственный адвокат в городе, нанятый для составления договоров и сидения в коридорах учреждений, неожиданно оказался англичанином, в отличии от большинства своих южных коллег. Ершов, таскавший везде за собой рыжего Петьку, высказал ему свое недоумение этим фактом. За совместным обедом Петька решил попрактиковаться в английском языке.

- Мистер Джо, а почему ты не еврей? - ошарашил он своей непосредственностью адвоката.

Бедняга зашелся от смеха и закашлялся, подавившись.

- Въезд евреям во французские владения был запрещен вплоть до их завоевания английской армией в семидесятых годах прошлого века. Но и потом они не торопились селиться в Доминионе. Двадцать лет назад их было всего около тысячи, сейчас стало около шести тысяч, за счет помощи фонда барона Мориса де Гирша. Сюда, в Калгари, приехала лишь одна семья, совсем недавно, еще не прошло и года. Господин Ершов должен был видеть главу семьи в банке, - обстоятельно ответил адвокат, отдышавшись и успокоившись от смеха.

- Тот клерк, что взвешивал золото? - удивился и занервничал Ершов.

- Нет, другой. Он отвечает за расчеты с другими банками. Не понимаю, зачем директору нашего банка понадобился третий сотрудник? Тут для двоих человек работы мало. Тем более..., - замялся адвокат.

- То, что он эмигрант?

- Мы все дети или внуки эмигрантов. Нет, тут другое. У него сын - революционер-анархист, - смутился адвокат.

- Не понимаю! Юноша борется с несправедливостью общества! Что тут плохого? - возмутился Ершов.

- Бомбы не разбирают где охрана, а где прохожие. Его сын грабил банковских инкассаторов. Я считал, что у банкиров должна быть солидарность, - объяснил свою точку зрения адвокат.

- Этот анархист в Калгари? - Николай был полностью на стороне революции, но обеспокоился собственной безопасностью, и сохранностью золота.

- Он в тюрьме. Но его сестра в городе. Эмма тоже анархистка.

- Надеюсь, хрупкая девушка не будет бросать в нас бомбы, - натянуто засмеялся Ершов.

Остальные деликатно поддержали его смех.

* * *

Не обладая пронырливостью настоящих "адвокатов", Джо не смог существенно ускорить прохождение дел, но познакомил с мэром, Джеймсом Лафферти. От него Ершов узнал, что правительство Доминиона разрешило сдавать землю внаём по 2,5 цента за гектар в год. Николай тут же договорился взять десять тысяч гектаров на четыре года, заплатив в казну тысячу долларов золотым песком. Целинные земли быстро истощались, длительный срок аренды не имел смысла.

Поручив адвокату оформлять разрешение на строительство гидроэлектростанции в районе порога "Белая Лошадь", Ершов отобрал себе дюжину человек охраны, забрал почти всё золото, и помчался на всех парах к цивилизации. Николай блаженствовал на диване мягкого пульмановского вагона экспресса Ванкувер - Калгари - Виннипег - Нью-Йорк, охрана вместе с грузом золота занимала три купе в соседнем вагоне, классом ниже. Соседом Ершова, в мужском двуместном купе, оказался юноша, видимо, впервые путешествующий самостоятельно. На вид ему было лет пятнадцать-шестнадцать, усы только-только начали пробиваться на верхней губе.

"Если бы не усы, вы были бы так похожи на мою жену", - вспомнил Ершов старинный анекдот, но не придал значения подсознательной ассоциации. Большие губы, черные, навыкате глаза, смесь наглости и страха во взгляде юноши показались Николаю влиянием негритянской крови.

Ершов сбрил усы и бороду еще в Калгари, и, в первые дни, смотрелся на пять-шесть лет моложе. Николай уже знал про этот эффект, и не обольщался, зная, что через неделю кожа огрубеет на ветру и под лучами солнца, а возраст возьмет своё.

Сосед по купе молчал весь вечер.

* * *

Первая остановка поезда была только утром. Конструкция вагонов не предусматривала возможности хождения по составу во время движения. В дверь купе постучал проводник.

- Господа! Стоянка четверть часа, - заученно проинформировал он, и обратился к Ершову, - К вам гость. Пропустить?

Николай кивнул головой и засунул руку под подушку. Его движение не осталось незамеченным соседом по купе.

"Слишком наблюдательный юноша", - всколыхнулось внутри чувство опасности.

Рыжий Петька радостно залетел в купе.

- У нас в вагоне тепло! - доложил он, не дожидаясь вопроса, и даже не поздоровавшись.

- Доброе утро! - по-английски ответил Ершов, удивленный реакцией соседа. Тот резко повернулся в сторону Петьки, и Николаю показалось, что юноша знает русский язык.

- Да. Да, простите. Здравствуйте..., - Петька начал говорить по-английски, но увидел соседа, и в восторге зашептал по-русски, - пани Зося. Как я рад! Какое счастье!

- Пани Зося? - желчно спросил Ершов, наконец-то прозревший, (он разглядел в "соседе" женщину), - Или, правильно будет, мадам Эмма? "Страшная" Эмма?

Женщина растерялась, напуганная жестким тоном Ершова. Петька стоял в дверях, закрывая дорогу, а Николай поднялся, и схватил левой рукой Эмму за горло. Женщина ощутила дуло револьвера у самого сердца, Ершов слишком сильно надавил, злой от того, что его провели.

- Вы спутали меня с Эммой Голдман! Она старше меня на три года! - с ноткой возмущением пропищала молодая женщина.

"Нашла время возмущаться", - рассмеялся в душе Николай, и отпустил хватку.

- Что ты делаешь в моем купе, "коллега"! - всё так же жестко прошипел Николай, и бросил Петьке, - Закрой дверь!!!

- Коллега? - с надеждой прошептала Эмма, закрыв двумя руками горло, - я пытаюсь скрыться от ищеек Пинкертона, товарищ.

- Так, ты не пани Зося? - наконец-то догадался Петька, - а чем докажешь?

- У "пани Зоси" была особая примета?

- Родинка на левой груди, - простодушно сообщил Петька. Вот здесь, нагло ткнул он пальцем под соском.

Эмма расстегнула куртку, а затем и рубашку.

"Охмуряешь Петьку? Нашла себе жертву по зубам?" - подумал Ершов.

Эмма, глядя в глаза Николаю, приподняла тяжелую, не по годам, грудь. На два пальца ниже соска чернела родинка.

- Вот как? Вот как! Хорошо. Петр, оставайся в купе, я еще успею перейти в твой вагон. Никаких разговоров обо мне и работе. Вообще ни слова о себе, разговоры только о "пани Зосе", - грубо ткнул пальцем в сторону женщины Ершов.

"Пусть парень развлечется. Сбежать она не сбежит, наоборот, поверит в то, что хитра и удачлива. Будет продолжать хитрить дальше, надеясь вывернуться. И выдаст всю свою сеть!" - Ершов ни на секунду не сомневался в том, что Эмма-Зося следила за ним, а не пряталась от Пинкертона.

- В купе тепло, поэтому я заберу верхнюю одежду. Выходить на перрон необходимости нет. Петр, тебя это тоже касается. Эмма! Я тороплюсь! Снимай куртку, рубашки будет достаточно, - поторапливал Ершов.

- Николай Николаевич, зачем тебе наша одежда? - жалобно спросил Петька, снимая куртку.

- "Пани Зося" тебе всё объяснит, - усмехнулся Ершов.

Николай был уверен, что на любой остановке нужно ждать нападения. Для этого он и пошел в вагон к охране, чтобы подготовить ответный удар.

* * *

До Виннипега ехали целые сутки. Было три остановки в маленьких городках, одна ночью и две днем, заставившие Ершова поволноваться. Никто не подходил ни к пульмановскому вагону, ни к вагону охраны. Собственно, первые пассажиры этих вагонов выходили лишь в Торонто. Когда утром Николай посетил свое купе, Петька был жив-здоров. Его потное и красное лицо порадовало Ершова. "Зося-Эмма" сидела на диване скромная, как первоклашка. Николай предупредил Петьку, чтобы он запирал дверь на остановках, обговорил условный стук и ушел. Последний, трехчасовой перегон, перед Виннипегом, Ершов посвятил беседе с "коллегой". Они нашли много общего в своих взглядах. Но в конце разговора Николай начал горячо отстаивать абсолютную ценность человеческой жизни. Анархистка не соглашалась, обосновывая свои взгляды высокими целями.

- Мои друзья в России считают также как и ты, товарищ Эмма. Я же мечтаю, чтобы революция обошлась малой кровью! - яростно отстаивал свою правоту Ершов.