Алексей Селецкий - Когда наступит ночь Страница 21

– Будьте любезны, ваше благородие! – подхватил предложенный тон Александр.

– Ваше высокоблагородие! Ну да ладно, своим прощаю. Итак, милостивый государь, воткнули нам ерша по самые ноздри. Мягенько так воткнули, нежно даже. Но так, чтобы не вытащили и век помнили. Главное, сударь мой, вы должны запомнить накрепко – никого мы не задерживали. И даже видеть не могли, поскольку в лесу в тот день никого не было. Кроме нас, естесс-но, и постоянных обитателей. Вашу мать, дятлы гребаные! – кулак грохнул по столу. Задребезжала посуда, бутылка кагора покачнулась, но устояла. – А свинки, Санек, совершили массовое самоубийство, ты это твердо запомни! И следующий раз, когда эти деятели будут совершать здесь массовое убийство, ты тоже их не увидишь, а пройдешь мимо! Понял?!! Никого мы не видели, не было ничего!!!

– А оружие?

– Какое оружие, Саня? Какое оружие, если не было никого?! Эти стволы нигде не числятся. Ребята для меня специально проверили до самой Москвы. Нету их, и все. Даже газовых. Ни в продаже не были, ни на учете, ни в розыске. Понял, дела какие?! От меня их принять не могут. Протокола задержания и изъятия нет? Нет. В лесу я их нашел? Хозяев искать придется – значит, все-таки кто-то был. С отпечатками пальцев и стреляными гильзами. Начальство могло бы и само замять это дело, но тогда оно хоть что-то, да обязано знать. А знать не хочет. Так что получай трофеи в полное владение. Еще лучше – выкинь их в болото и забудь, в какое. Иначе только мы рыпнемся – все эти стволы на нас повесят и будут долго выпытывать, а где это мы их раздобыли. Хочешь, продадим – одно ружье сейчас тыщи две потянет, не меньше. А уж карабин чистенький, без следов и документов, можно на-амного дороже загнать. В любой момент. Хочешь?

– Не хочу, Юрий Натанович. И вообще, непорядок это, когда оружие без хозяина гуляет. Еще выстрелит где.

– О! Понял мою мысль, значит?! Времена сейчас шибко неспокойные настали, это ты прав. Так что в болото кинуть можно, но только не забывать, куда именно. Раз у нас нынче начальство расщедрилось… Давай-ка еще по маленькой. За щедрое начальство!

Выпили. Посидели немного, обдумывая последние новости.

– Юрий Натанович, как вы думаете, эти… могут сюда вернуться?

– Испугался, что ли? Да шучу я, шучу, не вскидывайся ты так! Знаю, что не от этого спросил. И они знают. Поэтому и не сунутся. Очень уж ты их напугал напоследок.

– Чем, Натаныч?!

– Вот это ты уж сам разбирайся. Юрик этот всю дорогу в себя приходил. А остальные все шептались о каких-то силах, ключах и уровнях. Насколько я их понял, ты круче яйца оказался. Или они себя слишком высоко до этого ценили, да признаваться не хотят. Я не знаю, что ты там сделал, а гадать не буду. Тебе виднее. Только меня как током ударило, когда я к тебе после этого прикоснулся. Так что твои дела, судя по всему, проходят по ведомству доктора Чумака и прочей компании.

– А как вы думаете, есть в человеке что-нибудь подобное? Или бред и выдумки?

– Хороши выдумки – шибануло не хуже, чем двести двадцать вольт, – проворчал егерь. – Я, Сань, такого среди людей навидался, что и в черта с рогами поверишь. Ты на этого моего тезку как глянул – все заорали, как коты.

– Один не орал. Длинный такой, белобрысый. Тот, что оправдывался.

– Оправдывался, говоришь… – Натаныч задумчиво вертел в руках широкую рюмку. – Не орал, это точно. Знаешь что, такие эксперименты лесу, может, и на пользу, но ты их проводи в следующий раз без меня. А надумаешь огонь из глаз пускать или шаровые молнии из пальца – лучше иди на протоку. И пожара не будет, и рыбы наглушишь к ужину.

На берег Александр пошел, но молнии метать не получилось. Пробовал вспомнить все, о чем думал и что чувствовал там, на поляне, взвинчивал себя до красной пелены перед глазами – бесполезно. Нервы только потрепал, а почувствовать себя жгучим, мечущим молнии клубком не удалось. Не помогали и те способы боя, которым учился у Древних. Просто не срабатывали, и все. И внутреннее зрение не вернулось.

Проплывали к реке желто-бурые листья. Изредка на воде появлялись быстрые круги. Однажды около посеревшего деревянного причала плеснуло, выпрыгнула рыбешка, у поверхности пронеслась длинная тень. Щука никак не успокоится, пытается впрок наесться. Хищница.

Возле причала покачивался на медленном течении катер. Хорошая вещь. Водометный, мощный, может и по траве пройти, и по сетям. Осадка не больше, чем у дюралевых моторок, которые то и дело сновали по многочисленным протокам, заливчикам и озерцам. Рыбаки – черт с ними. И рыбинспектор заодно. А вот любителей «погулять, серых уток пострелять» пришлось отогнать. Задержать не удалось.

«Казанка» с двумя «Вихрями» вырвалась на большую реку и ринулась вперед, шлепая днищем по волнам. Натаныч, выматерившись, сбросил скорость и развернул катер. Перед глазами мелькнули белые барашки на серой воде, поредевшая щетка деревьев на островах – и над островами, в мутной полосе дымки, гряда холмов над противоположным берегом. Довольно далеко. Километров двадцать, не меньше. И оттуда, из этой мглистой дали, долетела и ужалила в руку лилово-золотистая искра. Те самые холмы. Даже не сверяясь с картой, Александр понял, за каким именно гребнем сейчас набухает от сырости пепел на выжженной молниями поляне. Катер скользнул обратно, в лабиринт речек и проток, под облетающие кроны леса.

С того дня Александр мог ходить по лесу без компаса. Направление на холмы он чувствовал всегда и везде. Даже в городе, во время своих редких поездок к друзьям. У родителей. За обедом. В погребе. При объезде леса. Разговаривая с Натанычем. Таская из конюшни ведра с навозом. Прочищая и смазывая ружье. Всегда. Везде. Он даже начал привыкать к этому свербящему чувству, как привыкают жители болот к комарью. Исчезни оно – и чего-то будет недоставать.

Старые способности не восстановились. Зато, похоже, зародились новые. Вот и пригодился совет странного лесника – учиться самому.

Раньше, среди Древних, чувствовать лес получалось не всегда. Боль леса, тревогу, беспокойство – бывало, иногда при помощи волевого усилия, чаще самостоятельно. Какое-нибудь дерево или зверька тоже понимал неплохо. Но тайная внутренняя жизнь огромного живого существа, состоящего из множества других, открылась ему впервые.

Он ходил по лесу пешком, реже – ездил на Гривне. Человека на лошади лес опасался меньше, чем пешего. Александр долго пытался понять, в чем дело. Зайцы, лисы, даже мыши настораживались задолго до того, как он подходил. Когда ехал верхом – только косо поглядывали и бежали по своим делам.

Ответ пришел неожиданно. Александр сидел у огромного дуба, прислонившись к стволу и закрыв глаза. Сквозь дрему он слышал, как переступает неподалеку лошадь, похрупывает, срывает пожухлую траву. Вокруг шелестела мелкая живность, где-то вдали долбил дятел, попискивали синицы…

…И вдруг не ушами – позвоночником, затылком почувствовал мерные глухие удары. Туп, туп, туп, туп. Гривна фыркнула, прекратила пережевывать. Лес насторожился, синицы запищали громче. Что-то жутковатое, чужое было в этом приближавшемся погромыхивании. Что-то такое, от чего могла бы встопорщиться шерсть на загривке, будь Александр зверем. Такого в лесу он еще не слышал. Не бывает в лесу таких размеренных звуков. Если лось или кабан бегут, спасая жизнь, звучит похоже, но копыта бьют о землю гораздо чаще, слышится треск кустов, тяжелое дыхание – а здесь словно механизм движется.

Тяжелые удары приближались. В кустах послышался шорох – пестренькая мышь кинулась к своей норе. Лошадь фыркнула еще раз, нервно ударила копытом. Кто-то или что-то подходит. Руку на ружье, откроем глаза, медленно, без резких движений повернем голову. Кто?

К дубу подошел небритый мужик в потертом пальто, из-под которого виднелись тупые носы резиновых сапог. Сквозь цветастый пакет проглядывали несколько горстей опят. Грибник. Всего лишь грибник?!

– Слышь, паря, я на Гнилуху так выйду, не знаешь? Говорят, там грибов этой осенью – море.

– Выйдешь, только потом свернуть надо будет. По просеке иди, до столба между шестым и седьмым участками, за ним тропа направо отходит. По ней прямо.

– Ну, спасибо, а то я на Гнилуху через эти места только раз ходил. А ты что, лесник здешний?

– Нет, я в охотхозяйстве, стажер.

– А-а, Юнату в помощь прислали! – обрадовался мужик. – Это хорошо, а то он запарился в последнее время, городских много наезжать стало. Слышь, стажер, а насчет грибов – точно?

– Точно. По краю луга, где вырублено, смотри. Только не рви, а срезай. Нож есть?

– Обижаешь, стажер! Что ж я, без понятия! Ну, пойду я. Привет начальнику передавай, от Сереги из Терешки.

Туп, туп, туп – шаги удалялись. Мышка высунулась из-под куста, повела носом, подозрительно блеснула темным глазком на Александра. Забавно пошевелила ушами, вслушиваясь в затихающие удары сапог. Вот оно что! Действительно, ни один зверь так не ходит. У каждого через десяток-другой шагов обязательно задержка: воздух или дерево понюхать, препятствие переступить, поинтересоваться чем-нибудь вкусным. Человек идет, как робот. Лесные жители так мерно, целеустремленно только спасаются от кого-то, уходят из плохого места подальше. Вот все остальные и настораживаются. А шаг с ударом всей подошвой далеко по земле отдается. Ну что, будем учиться у мышей? И ходить все время только звериным шагом. Волчьим. Как в разведке учили. Эх, и ноги же разболятся!