Алексей Рюриков - В бездне времен. Игра на опережение Страница 21

– Предъявим, предъявим, – благодушно махнув рукой, согласился следователь. – Обязательно. Но чуть попозже. А пока вот не взглянете, великодушно?

– Я не читаю по-русски, – безразлично отозвался Коттоне, даже не повернув голову.

– Ничего, ничего, – так же незлобиво продолжил Петр Николаевич. – Я вам изложу. Вот-с, тут у нас отпечатки ваших пальцев и ладоней, помните, вам руки краской выпачкали? А вот это следы большого пальца и ладошки, обнаруженные в доме убитого Иванова. Вы ведь только посуду, шкап и стол протерли, помните-с? А снизу столешницу-то и позабыли. Второпях-то.

Вито молчал. Следователя это, впрочем, не смущало.

– А что это у вас в кармане струна лежала, не подскажете? На ней, буде вам известно, следы крови, совпадающей с кровью Иванова, сыскали.

Тут он врал. Причем врал откровенно, обнаружить спустя столько времени кровь на гитарной струне уровень медицины не позволял. Но отечественные жулики, как правило, покупались. А вот наследник римлян не прореагировал вообще никак. Не взволновало его это.

– Что Коттоне? – спросил Сиволапов появившегося наконец у себя в кабинете Ежевского.

– Молчит. Не отвечает на вопросы, и все. Два часа с ним сидел.

– А мы ему предъявить что-то можем?

– Сложно, – скептически откликнулся Петр Николаевич. – «Пальцы», половой из «Самовара» его опознал – это доказывает только факт знакомства с Ивановым. Саквояж не нашли, часы и бумажник тоже, гитарная струна в кармане – это вообще никуда.

– Медики же дали заключение, что Иванов мог быть удушен данной струной?

– Мог, – поднял палец следователь. – А мог и другой струной. Или не струной… не доказательство это. Что в саквояже лежало, вот в чем вопрос. И откуда у Иванова грифованный пакет взялся.

– Да, вопросов больше, чем ответов! – взорвался Шатунов. – Откуда вообще этот итальянец появился, какие у него с Ивановым дела. И какая связь между Ивановым, Брасовой и фальшивыми фунтами.

– Кстати, не факт, что Коттоне с фунтами связан. Вполне возможно, это разные вещи, – заметил Ежевский. И мечтательно добавил: – Брасову бы допросить…

– Не от нас зависит, – вздохнул жандарм. – А с итальянцем что дальше делать собираетесь?

– Попробую еще пообщаться, – без энтузиазма ответил следователь. – А что сделаешь?

Жандармский ротмистр почесал затылок, воздел глаза к потолку и невиннейшим тоном осведомился:

– А вот если как-то попроще подойти? Вон, Николай по делу Фриновского рассказывал, как Мюллер своего однофамильца тряс…

– Думаешь, самый умный? – отозвался Шатунов. – Ну, упал тут этот Вито при задержании… пару раз. И ничего, как молчал, так и молчит. Крепкий орешек.

Шатунов совершенно верно определил главное. Давать показания Вито действительно не собирался. Сицилиец, членом мафии он стал с шестнадцати лет и закон молчания «Омерта» считал непререкаемым. В одиночке предварительного заключения он вспоминал, что произошло в ту ночь.

– Я не понял тебя, Василий, – слегка коверкая слова, произнес он тогда в комнате подельника. – Мы платим тебе хорошие деньги за непыльную работенку, верно?

– Слушай, Витя, – угрожающе сказал Иванов, – ты за кого меня принимаешь? Эти бумаги – они миллион стоят! Графиня ведь за царским братом замужем! А в этаких делах оказалась замешана. Значит, полмиллиона точно заплатит, никуда не денется. Хороший капиталец, а? А вам я ничего не должен, я все отработал.

«Mezza morta», – спокойно подумал Коттоне, сжав рукой край стола. Mezza morta – полумертвый, на Сицилии так называли приговоренных мафией. Сейчас это определение точно отражало статус Иванова.

«Он же не понимает, куда он влез, – продолжал размышлять Вито. – Начал шантажировать Брасову, а она обратилась к нам. Не сама, через Рейли и ее любовника англичанина. А Рейли и Локкарт – это не «Ванька-стопарь». Это люди из английской разведки. И неприятности они смогут устроить даже мафии».

– Василий, – попытался он уговорить русского еще раз, – ты ломаешь нам систему. Брасова работает на дона Кармело. И шантажируя ее, ты идешь против всех нас, понимаешь?

– Ничего я не иду, – возмутился громила. – Я про вас ей ни словом, вот те крест! Только про бумаги шпионские. Но тут уж она сама виновата.

«Сам выбрал, – вздохнул про себя Вито. – Ну что ж, ты знал, на что шел».

А вслух, пожимая плечами, сказал:

– Как хочешь. Но на нас ты с этого дня не работаешь, понял?

– Понял, понял, – обрадованно замахал руками Иванов. – Не в претензии я, оно ж понятно. И молчать буду, ясно дело. Не шпанка какая. Сниму денег с графини и на дно до конца жизни!

– Так и быть, – согласился мафиозо. Решение было принято не им. Но выполнить полученное вчера указание дона Вито собирался, не откладывая. Теперь надо отвлечь жертву, усыпить подозрительность бывалого каторжника. Ненадолго, ему хватит нескольких мгновений.

– Только помни, Василий, где бы ты ни оказался, хоть слово про дело брякнешь – найдем. Везде найдем, понял?

Он дождался ответного кивка и закончил:

– Наливай на прощание, да пойду я, коли так у нас сложилось. Как у вас говорят? На посошок?

– На посошок, да, – засуетился широкоплечий урка, подумав про себя:

«Брякнешь… маму свою поучи, умник. Да и быстро как-то ты согласился, смугляш. Подозрительно это. Не иначе, надо от вас пакости ждать. Сегодня же с квартиры съеду, есть где затихариться. А потом ищи свищи. Пристроюсь где-нито в Сибири, с полмиллионом-то. Куплю домишко, хозяйством обзаведусь».

Он встал из-за стола, подошел к поставцу, где всегда приберегал запас белой, потянулся за штофом.

Иванов не учел одного. Предоставлять ему лишнее время в планы итальянца совершенно не входило. За плечами этого невысокого, худощавого, двадцатипятилетнего парня уже было четыре трупа. Там, на Сицилии. Иным путем заслужить доверие дона и выдвинуться в международные курьеры невозможно. Урка всего этого не знал, воспринимал Коттоне как обычного гонца, не ожидая от него опасности. Потому и повернулся спиной на пару секунд.

Вито этого времени вполне хватило. Привычным движением, выдернув из широкого рукава гарроту, он мягко, по-кошачьи неслышно скользнул к спине собеседника. Отточенным движением набросил петлю на шею амбалу, рванул… потом, переждав рвущийся из наполовину перерезанного горла предсмертный хрип, сдернул струну.

Опустив труп на пол, быстро обыскал комнату. Нашел саквояж с бумагами, снял с убитого часы. Достал из его пиджака бумажник, переложил деньги из него в карман, потом протер платком свою посуду и места, на которых могли остаться отпечатки его пальцев, и вышел на улицу. Извозчика брать не стал, побоялся. Прошелся пешком до небольшой гостиницы, недалеко от Финляндского вокзала, хоронясь в подворотнях от редких городовых. По дороге выбросил часы и пустой кошелек в Неву. В номере гостиницы бегло пробежал глазами бумаги из саквояжа, переложил их в пакет, который уже утром лег в арендованный на имеющийся у него подложный паспорт сейф в Северном банке. Саквояж он вынес из отеля вечером, утрамбовав его в небольшую полотняную сумку. И отправил его на дно, за остальными вещами Иванова.

«Поторопился, – в очередной раз подумал Вито, откидываясь на жесткие нары, – вот снизу стол протереть и забыл. Ладно, в крайнем случае, можно знакомство и признать. Знаком был, убивать не убивал. Пусть докажут!»

Допросы местных сыщиков его не пугали. Сицилийские полицейские орудовали куда более свирепо, чем русские. Коттоне повернулся на нарах, накрыл голову пиджаком и уснул.

27.06.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, 4. Штаб Отдельного корпуса жандармов

Докладывал генералу Сиволапов. Коттен, узнав про итальянца, надолго задумался, потом спросил:

– Ну и что? Ваш Коттоне молчит, верно? Таким образом, этот след нас никуда не ведет. Что связывает Иванова и Брасову, мы не знаем. Причастна ли графиня к распространению фальшивых денег, тоже. Связан ли Коттоне с Брасовой и фальшивомонетчиками, опять же неизвестно. Вопросов больше, чем ответов, – не зная того, процитировал начальник Охранного Департамента Шатунова. – Откуда итальянец приехал, установили?

– Точно так, – отозвался ротмистр. – Выехал из Италии двадцать пятого апреля. Был семь дней в Германии, потом в Югославии, в Белграде и Дубровицах. Оттуда выехал в Стамбул, в Турции прожил две недели. Потом пароходом в Одессу и железною дорогой к нам. В Петербург прибыл 30 мая.

И тут же полюбопытствовал:

– Разведчасть хоть что-то пояснила?

Михаил Фридрихович вздохнул, потом осведомился:

– Ротмистр, вам известна поговорка: «Не суй нос не в свое дело»?

– Известна, – кивнул Владимир. – Так ведь без сего продвижения нет. Знали бы, откуда у Иванова пакет, могли б дальше двигаться.

Его снова, как это частенько случалось, заносило.

– А чего, – рассуждал Сиволапов, – может, разведка пакет просто потеряла по пьяни, а теперь своих прикрывают?