Андрэ Нортон - Меч обнажен. Меч в ножнах Страница 21

И когда поезд покатил в глубь огромной страны, юноша обнаружил в себе недоумение. Что было реальностью, а что сном? Это комфортабельное мерное движение через невозмутимую страну чем–то напоминало поход через влажные джунгли Суматры. Только тут была страна, где Ганеша, конечно, твёрдо стоял на своём широком основании и не боялся переворачивания.

А потом они вышли из зоны затемнения. И здесь наконец–то увидели то, что давно стало для них лишь смутным воспоминанием — города, сверкающие огнями, безбоязненно открывающие себя взорам под мирным небом. Для Лоренса это было самым удивительным зрелищем. И весь остаток жизни он вспоминал лежащую к западу страну, как Страну Сверкающих Огней.

— Только подумать, — Дирк Хейтс перегнулся через юношу и ткнул пальцем в широкое окно пульмановского вагона. — Сегодня один солдат сказал мне, что вдоль северной границы у них нет пограничных застав, ни одной. Потому что у них не было войн с их северным соседом. Что бы мы могли только сделать, если бы нам не приходилось постоянно охранять наши рубежи?

— Это, — ответил суб–лейтенант Кип Ворст с высоты огромной мудрости своих двадцати лет, — от того, что они обе богаты, понимаете. Поэтому им ничего друг от друга не надо. Помните, что произошло на станции? Сигареты, которые они нам дали, тот сладкий шоколад и иллюстрированные журналы. Такие дорогие вещи и они отдали их путникам!

Лоренс покачал головой.

— Не все американцы богаты. Но для тех, кто им нравится, они всегда открывают свои сердца и кошельки. И они всегда дружелюбны…

— Точно, — Дирк энергично кивнул. — Они такие. Капитан тут как–то сказал, что мы приглашены пообедать с некоторыми американскими семьями, если пожелаем. Я сказал, что пошёл бы — хотя не очень хорошо говорю по–английски, — потому что Марта хотела бы услышать о том, как они здесь живут, эти американские девушки. Моя Марта, — он лучезарно улыбнулся своим слушателям, — она всегда интересовалась, как живут другие народы. Иногда я прошу её написать книгу об этом.

Так что я беру свою бумажку с написанным на ней адресом этих милых американцев. И показываю её водителю такси. Он говорит: «Верное дело, парень, я доставлю тебя». А потом, когда мы подъехали к дому, он спросил: «Ты один из тех датчан, что приехали учиться в ВВС?»

А я говорю, что не датчанин, а голландец, и спрашиваю сколько должен заплатить. Он отвечает: «Забудь про это. Всё за счёт заведения». Потом он уезжает до того, как я успел спросить, что такое «за счёт заведения». Этого, — засмеялся Дирк, — я никогда не учил.

Когда я нажимаю маленькую кнопку дверного звонка, хорошенькая девушка вроде Марты, только с тёмными волосами, выходит и приглашает меня внутрь, всё время радостно болтая, хотя я не очень её понимаю. Потом появляются отец, мать и большой брат. Брат служит в американской армии. Он тоже ходит в лётную школу, но сейчас в увольнении. И у него много вопросов.

Потом мы едим, — Дирк перевёл взгляд на потолок вагона и шлёпнул по пряжке ремня. — С тех пор как покинул Гарлеем, я такой еды не пробовал. И всё было просто здорово! Потом мы играем в весёлые американские игры. Лётчик и его отец привезли меня в отель на своей машине. Вот, — от вытащил клочок бумажки из кармана кителя, — у меня здесь их имена и адрес. Они говорят, что я должен им написать и зайти в гости, если у меня будет ещё увольнительная. Они очень похожи на добрый народ Гарлеема. Такие свойские!

Лоренс вспомнил торопливое письмо, посланное им из порта. Лоренс–американец будет изрядно удивлён, узнав, что он сейчас в Америке. Возможно, если будет время, он сможет встретиться со своим другом, которого никогда не видел. Интересно, как далеко дом здешнего Лоренса от учебного аэродрома в штате Миссисипи, куда несёт их поезд? Огромные расстояния, воспринимаемые американцами как само собой разумеющееся, всё ещё изумляли его. Поездки за несколько сотен миль — это ничто в их представлении. Но, возможно, его партнёр по переписке не будет жить столь далеко. Если он сразу же ответил на письмо, то ответ уже должен дожидаться Лоренса в гарнизоне.

В гарнизоне… это было место, где Лоренс не собирался оставаться. Он с тихой улыбкой глядел в окно на высокие телеграфные столбы, скользящие мимо с гипнотической регулярностью. Пусть Пит избегает его и воображает, что Лоренс не понимает собственных слов. Капитану Ван Норрису довольно скоро предстоит выяснить, что прославленное упрямство йонхеера ещё не исчезло из семьи. И целеустремлённая решимость, правившая ювелирной империей в былые дни, поведёт другого Норриса к триумфу в нынешние.

Драгоценные камни — он всегда знал и воспринимал их как часть своей жизни. Ведь ему не было и пяти лет, когда его привели к йонхееру и посадили напротив, по другую сторону обтянутых бархатом лотков, подложив подушки, чтобы поднять мальчика на соответствующий уровень над краем стола. Он узнал скользкость неограненных алмазов, когда другие мальчишки ещё постигали тайну волчков, рассматривал высочайшего мастерства изделия йонхеера раньше, чем научился читать его письма.

Жемчуг из Аравийского залива, из Зондского пролива, лежащий россыпью. Опалы, рубины, изумруды, сапфиры, природное богатство Дальнего Востока. Йонхеер всегда презирал обычные алмазы, приходящие с рынка, тщательно регулируемого, чтобы поддерживать цену. Но совершенные рубины, неповреждённые изумруды, сапфиры чистейшей воды — обычные или исторические камни из легенд. Его дед ласкал их глазами и пальцами. Лоренс вполне мог представить себя опять в высокой сумрачной комнате. Тонкие, пожелтевшие пальцы передвигают осколки живого огня, а тихий голос рассказывает истории…

«Этот взят из уха бирманской королевы, когда пало королевство Тебау. Обрати внимание на глубину цвета, блеск. Это называется голубиная кровь. Лишь однажды в истории самоцветов был найден белый рубин. Эксперт, которому его показали, отказался верить собственным глазам. Так что он был продан за бесценок и потерян. Когда–нибудь покупатель найдёт то, что кажется странным кусочком хрусталя, в антикварном магазине — может, здесь, в Роттердаме, может, в Лондоне или Париже, и тогда мы опять увидим это чудо. Но запомни этот урок и не говори: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда“. Для каждого открытия в мире был первый раз, для каждого действия — первое свершение».

— Для каждого действия — первое свершение…

— Простите? — вежливо спросил Дирк, и Лоренс понял, что повторил эти слова вслух.

— Ничего, — пояснил он, — всего лишь старая семейная поговорка, которую я должен повторить своему кузену. Это может помочь ему обратить свои мысли к опасному делу.

Любое действие в мире однажды совершалось впервые — хотя бы и такое, когда колченогий калека посмеет рискнуть сунуться в волчье логово. И, может быть, ещё и выбраться оттуда с куском волчьей добычи в руках! Пусть теперь Пит попробует остановить его!

Глава 10. Письма и ещё письма

— Так чем же настолько интересен этот американский сержант? — Дирк неустойчиво балансировал на подлокотнике бамбукового садового кресла. — Три дня вместе. Даже теперь ты убегаешь с ним, когда Кип приглашает нас испытать его новую машину, а американские девушки затеяли пикник. Они нас без конца спрашивают про бесстрашного мистера Ван Норриса…

Тщательно нацеленная диванная подушка не только заставила насмешника умолкнуть на мгновение, но и бросила его задом на весьма жёсткий пол клубной веранды.

— Прекрасный выстрел! — зааплодировал Кип Ворст.

— Как только ты пожелаешь стать моим бортовым стрелком, Лоренс, только скажи! Хлоп, прямо в середку, и ты его достал — да ещё так чисто!

— Это чисто? — вспылил Дирк, бережно проверяя целостность своей персоны. — Во мне полно заноз! Нет, Лоренс, после этого мы не хотим видеть тебя рядом. Ты слишком грубо играешь! Я теперь с неделю не смогу даже сидеть. И тему ты не сменишь. Почему вы уходите с этим сержантом каждый день пополудни?

Лоренс опорожнил бутылку коки себе в стакан.

— Я хожу в школу.

— В школу? — заинтересовались собеседники. — Но что за школа? Где?

— Я учусь ходить.

Он заметил поспешный взгляд Дирка на его ногу, так же как и попытки Кипа не смотреть туда вообще.

— Чарльз Кована…

— Чарльз — кто? Это не похоже на американское имя.

— Самое натуральное американское. Этот сержант — чистокровный индеец сиу.

— Индеец! Но он выглядит так же, как ты или я! — возразил Дирк. — У индейцев длинные носы и раскрашенные лица и… и… я точно говорю вам, я знаю, я видел их много раз в американском кино!

— Уж к этому–то времени, Дирк, — засмеялся Лоренс, — тебе следовало бы уяснить, что американская жизнь вовсе не похожа на их кино. Прошло много лет с тех пор, как индейцы носили боевую раскраску и украшения из перьев. Теперь кое–где в армии служат коммандос, обученные, как сержант Кована. Но сейчас он уже занимается в стрелковой школе. А вот, — он посмотрел на гравийную дорожку, — идёт Сиболт с почтой.