Константин Калбанов - И пришел с грозой военной… Страница 21

Вечер выдался, хотя и пасмурным, но теплым и Науменко присев в плетеное кресло на палубе эсминца, рассматривал панораму города, готовящегося скрыться под покровом ночи.

— Отдыхаете, Петр Афанасьевич.

Науменко перевел взгляд на подошедшего и быстро, но без суеты поднялся, приветствуя командира отряда миноносцев, Бубнова.

— Прекрасный вид, не находите.

— Да красиво. Но нам с вами не до красоты. Через час быть готовыми к выходу в море. Идем к островам Эллиота. Поищем японский флот, а при удаче подпалим им хвост. Есть сведения, что там концентрируются десантные суда и флот Того.

— Кто пойдет?

— Из нашего отряда вы, "Сторожевой", "Расторопный" и "Смелый". Еще четыре эсминца из первого.

— Кто пойдет старшим?

— Сам и пойду на "Расторопном". Да, Петр Афанасьевич, я знаю вас довольно давно, так что прошу вас, если вдруг случится разминуться, постарайтесь уклониться от боя, если столкнетесь с японцами. Скорее всего, на их стороне будет и численный перевес, и превосходство в скорости. Мы и без того несем большие потери. И месяца не прошло, как потеряли "Стерегущего".

— Вы это предупреждение только для меня приберегли.

— Да нет. Просто вы первый к кому я заскочил после получения задачи. Добро, мне еще остальных предупредить.

После того как Бубнов убыл, Науменко подозвал вестового и приказал вызвать офицеров.

— Господа, нам сегодня предстоит поход в составе еще трех эсминцев нашего отряда в район островов Эллиот, для обнаружения флота противника. Доложите о готовности.

— Личный состав здоров и в полном составе находится на борту. Минное и артиллерийское вооружение исправно, боекомплект полный, — доложил вахтенный офицер, который исполнял также обязанности минного и артиллерийского офицера, лейтенант Малеев, единственный из его офицеров имевший боевой опыт. Сам Петр Афанасьевич, также обладал боевым опытом, но это были дела давно минувшие, восходящие еще к последней русско-турецкой войне.

— Новые минные аппараты трудностей не вызовут?

— Нет, Петр Афанасьевич, да и нового-то там, только устройство вышибного заряда под углом. Господи ведь ничего сложного, а поди ж ты, никто раньше не догадался.

— Машины исправны, угля полный запас, — лаконично доложил механик Дмитриев.

— Что с главным валом?

— Все в порядке Петр Афанасьевич, подшипники заменили еще час назад, так что проблем не предвидится. — Эсминец только вошел в строй, но неполадки все же случались, что делать, испытания в полном объеме корабль так и не прошел.

— Навигационное оборудование в порядке, закончил доклад штурман мичман Акинфиев. — Антон очень хотел обеспечить "Страшного" гирокомпасом, ведь трагедии, произошедшей с эсминцем во многом способствовало то, что он попросту заблудился. Однако жизнь вносит свои коррективы. Переданный гирокомпас для эсминца, Макаров попросту замылил, передав его на "Новик", который также не чурался ночных вылазок. С этим ничего поделать не могли, ведь прибор был передан в первую очередь эскадре, вот и распорядился командующий им как рачительный хозяин. Хорошо, хоть на прицелы не замахнулся, они были к мелкокалиберным орудиям и им было самое место именно на миноносце, а на том или ином, это уже особой роли не играло. К тому же они для всех проходили полевые испытания, а Науменко на эту роль подходил как никто другой.

Имелись на "Страшном" и два спаренных пулемета системы Горского, они были куда лучше, время от времени дававших сбои "максимов", что делать, этот легендарный пулемет все еще был сыроват. Было еще кое-что. На эсминец были переданы четыре самодвижущиеся мины с модернизированными двигателями по системе Назарова, а также немного переделаны сами минные аппараты, теперь при выстреле мины, противник не видел всполоха самого выстрела, ну об этом уже говорилось.

— Поход будет проходить в ночных условиях, так что я попрошу вас, Андрей Михайлович внимательно изучите карту течений в том районе, я предполагаю погода ухудшится, так что придется идти по счислению.

— Есть, — покраснев, коротко ответил штурман, отчего на лицах офицеров обозначились лукавые улыбки.

Так уж вышло, что в самом начале, Науменко взял за правило натаскивать штурмана для движения в условиях нулевой видимости, для чего штурманский стол и днем и ночью накрывали брезентом, лишая мичмана возможности ориентироваться визуально. Поэтому он прокладывал курс полагаясь только на счисления, под светом фонаря. Не раз бывало, что отметки на карте штурмана не совпадали с истинным местонахождением эсминца. В основном это происходило оттого, что он неверно оперировал данными о течениях, которые разумеется, вносили свою лепту в движение корабля. Ну и девиация, куда же без нее родимой. В последнее время молодой офицер уже не делал грубых ошибок и тем не менее Науменко решил, что будет нелишним, слегка подстегнуть Акинфиева.

В восемнадцать тридцать, два отряда эсминцев покинули порт и, построившись в две кильватерные колонны, двинулись по направлению к островам Эллиота. Как и предполагал Науменко, погода испортилась пошел мелкий дождь и море заволокло туманом, радовало хотя бы то обстоятельство, что море было спокойным.

Акинфиев, едва только они покинули базу, прикипел к своему посту и скрупулезно делал отметки на карте. Сегодня ошибаться было никак нельзя. Это уже были не учения и хотя он и был прикрыт брезентом, это было сделано не для проверки его знаний, а для защиты от непогоды.

Малеев и Дмитриев находились на ходовом мостике. Первый нес вахту, второй решил подышать свежим воздухом, машины работают исправно, люди свои обязанности знают и четко выполняют, так что есть возможность подышать. Чтобы скоротать время, вели неспешную беседу, облокотившись о перила мостика.

— Старик совсем загонял матросов, того и гляди буза поднимется, — глубоко затягиваясь спрятанной в кулаке папиросой проговорил Дмитриев.

— О чем ты, Паша, — не поддержал его Малеев. — Да мы радоваться должны, что на вновь вставший в строй эсминец назначили офицера с таким опытом. А что касается матросов, то они конечно кряхтят и бубнят себе под нос, разные недовольства, да только они не дураки, понимают, что иначе никак нельзя. Команда хотя и не сплаванная, но большинство не первый год на флоте.

— Да, что может понимать простой матрос. Ему бы отдохнуть, да поспать вволю. Знаешь как оно, матрос спит – служба идет.

— Вот в этом и беда многих господ офицеров.

— В чем? — удивленно поинтересовался Дмитриев.

— В том, что в нижних чинах видят только тупое быдло, которое постоянно нужно понукать и подгонять. А вот наших матросиков ни понукать, ни подгонять не нужно. Я сам наблюдал, как один из матросов набил морду другому, за то, что тот вместо обычного брюзжания, слишком резко высказался в отношении старика. Я сделал вид, что ничего не заметил. Но и сам подумай, насколько хорошо стали действовать твои машинисты, мои минеры, да и вообще команда. Так сразу и не скажешь, что это не сплаванный экипаж. За короткое время, Петр Афанасьевич, сумел сплотить людей, а это дорогого стоит.

— Нет, результат налицо, да только и медведя в цирке на велосипеде учат ездить.

— Ты не прав. Однажды, еще будучи гардемарином я остался жив только благодаря тому, что боцман матюгами и тычками вдолбил в меня простые истины, как надлежит действовать по тому или иному свистку боцманской дудки. Наше учебное судно попало в шторм и меня приложило хорошенько о фальшборт, после чего выбросило в море. Меня нашли только через шесть часов и я все это время был без сознания. А всего делов-то, услышал трель боцманского свистка и по привычке вбитой многими тренировками и, чего там скрывать, зуботычинами нашего боцмана, надел спасательный жилет, не думая, а на одних рефлексах.

— Погоди. Ты хочешь сказать, что на учебном судне нижний чин вот так за здорово живешь бил гардемаринов.

— Было дело.

— И его не отдали под суд? Да куда смотрел старший офицер?

— А что было делать Отто Вильгельмовичу, ну не дубасить же нас сорванцов самому, — улыбнувшись, ответил Малеев. — Да и не в обиде мы. Правда, был один, который попытался официально доложить, но мы ему быстро "темную" устроили. Дядьку Степана, мы крепко любили.

— Ваше благородие, — вдруг подбежал к ним один из сигнальщиков находившихся на носу.

— Что случилось? — встревожено поинтересовался старший офицер.

— Так что, мы потеряли впереди идущий эсминец.

— Как так?

— Ну, шел он впереди и шел, а потом огонь на корме пропал, видно свернул, а самого-то не видать.

В этом не было ничего удивительного. Навигационные огни были давно погашены и корабли шли друг за другом ориентируясь только по фонарям установленным на корме и устроенным таким образом, что свет в них виден только если смотреть строго сзади, поэтому при резком повороте этот фонарь вполне легко было потерять из виду. К тому же мерзкая морось начавшаяся пару часов назад, перешла в ливень, видимость упала практически до нуля.