Сайберия - Владимир Сергеевич Василенко Страница 21

— Так то ж через неделю, — пожал я плечами и встряхнул газету, разворачивая поудобнее огромные шуршащие листы. — И вообще, доехать ещё надо.

Я давно уже перестал воспринимать эти её вздохи и угрызения совести за чистую монету. Это у нас такие негласные правила игры. Несколько раз в день Ольга обязательно напоминала, что вообще-то она приличная женщина, и её ждёт жених. И вообще она не понимает, как же это она поддалась мимолётному порыву и бросилась в пучину страсти. И как она по прибытию в Томск обязательно отправится в церковь, дабы замолить грехи. И какой я оказался коварный обольститель, чего и не скажешь на первый взгляд.

Порой она была даже весьма убедительна. Но потом эффект смазывался из-за того, что мы снова и снова предавались плотским утехам — с особым цинизмом и в причудливых позах.

В постели Истомина оказалась искусной, изобретательной и совершенно ненасытной. Явно не Даром единым она удерживала возле себя мужчин. Даже странно, что при таком сочетании талантов она не захомутала какого-нибудь аристократа. Может, не очень-то и хотела? А остепениться решила только сейчас, понимая, что годы уже не те, и пора бы уже и честь знать.

Я поначалу и сам чувствовал некоторые угрызения совести из-за того, что так откровенно ею пользуюсь. Но потом успокоился. По сути, я ведь попросту развернул против Истоминой её же оружие. Пусть побудет немного в шкуре своих жертв.

Впрочем, за двое суток пути она привязалась ко мне уже и без всякого Дара. По крайней мере, я убрал его влияние до минимума. Но копию продолжал держать активной. Прежде всего, чтобы сохранить иммунитет перед чарами Истоминой. Ну, а ещё это была возможность поизучать собственные возможности.

— Вот об этом я и хотела поговорить… — промурлыкала она, остановившись за спинкой моего кресла и обняв сзади за плечи.

— О чём?

— Мы слишком беспечны. Проводник вагона наверняка давно понял, что у меня кто-то гостит. А если мы так будем ехать до самого Томска и сойдём с поезда вместе… Как бы не было лишних разговоров. Я всё-таки обручена с очень влиятельным человеком.

— Не беспокойся. Я и не еду до самого Томска, — соврал я. — Мне в Юргу надо, к дядюшке. Так что остаток пути тебе придётся поскучать без меня.

Она вздохнула — одновременно и с грустью, и с облегчением. Обняла ещё крепче, звонко чмокнула в щёку и пошла обратно к дивану — подбирать разбросанные предметы гардероба. В дверь деликатно постучали, и она охнула, инстинктивно прикрывая ладонями стратегические места:

— Я занята! Ничего не нужно!

— Хорошо-хорошо. Простите за беспокойство, сударыня! — отозвался проводник.

Накинув халат, Ольга задумчиво взглянула на стену, где под часами красовалась схема железнодорожных путей.

— В Юргу? Так осталось совсем немного! Тут ехать-то всего пару часов.

— Угу, — кивнул я, не отрываясь от газеты. — В компании с толстяком время летит незаметно.

— Это каким ещё толстяком? — возмущённо переспросила она и, проходя мимо кресла, отвесила мне шутливый подзатыльник. — Уж не меня ли ты имеешь в виду?

— Эм… Не обращай внимания. Глупая присказка, не помню уже, где её слышал. К тому же, никакая ты не толстая. Ну, может, только там, где надо, — приподняв край халата, я, не глядя, погладил её по бедру.

— Вот то-то же! — удовлетворённо кивнула она, взъерошив мне волосы. — Ладно, я в ванную. Веди себя хорошо! И надень хотя бы штаны, бесстыдник. Вдруг зайдёт кто.

Я кивнул и продолжил изучение газеты. Местную периодику я читал с огромным интересом, хотя порой было и сложновато разобраться в новостях из-за незнания контекста. Но, как я убедился ещё гостя у Аскольда, чтение здорово помогает в восстановлении памяти. Новые сведения запускают ассоциативные ряды, начинаешь что-то припоминать, сравнивать.

В голове, правда, по-прежнему была полная мешанина. Взять ту же присказку про толстяка. Я и правда выдал её на автомате, а теперь мучительно пытался вспомнить, откуда она. Явно из прошлой жизни. Поговорка? Но они обычно имеют какой-то смысл, мораль. А тут… дурацкая фраза какая-то, но прилипчивая.

Перевернув страницу, я невольно вздрогнул.

«Новый теракт анархистов в Демидове: взрыв в поезде унёс жизни тридцати пассажиров»

На чёрно-белом фото — раскуроченный сгоревший вагон крупным планом. Я будто снова ощутил запах гари, страшный скрежет металла, боль от впивающихся в лицо осколков стекла.

Кошмары о смерти мне снились уже несколько раз, в обе ночи, что я засыпал в купе. Истомина, разбуженная моими вскриками, обеспокоенно гладила меня, прижимала к себе, шептала что-то успокаивающее.

Причем в видениях этих перемешивались обе смерти — и настоящего Богдана, и моя собственная. Они были очень разными по обстановке, но обе одинаково быстрыми и болезненными.

Богдана вышвырнуло взрывом из окна поезда. Яркая вспышка, удар, ощущение полёта.

Со мной было иначе. Смутные темные силуэты, появившиеся из-за угла. Хлопки выстрелов, отбрасывающих меня к стене. Моя собственная рука, держащая пистолет и стреляющая в ответ — почти наугад, потому что в глазах уже всё темнеет и расплывается. Кто-то из противников падает совсем рядом. Кровь на покрытой светлой плиткой полу. Чёрный зрачок пистолетного дула перед самым лицом…

В общем, умер я и правда не от старости. Меня пристрелили. Судя по обстановке, засада в подъезде обычного жилого дома. Какие-то криминальные разборки? Возможно. На боевые действия это не похоже. Да и я точно не был военным. Я пока так и не вспомнил окончательно, чем занимался в прошлой жизни. Но всё же по ряду всплывших воспоминаний и некоторым косвенным признакам можно было уже сделать некоторые выводы. Я вёл довольно опасный образ жизни, связанный с регулярным риском, выслеживанием людей, погонями, иногда и перестрелками. Но действовал в основном один или в небольшой группе.

Что-то вроде детектива? Похоже на то. Особенно если учесть непримиримую, въевшуюся в саму натуру неприязнь к представителям криминального мира. В том числе и к отморозкам, взорвавшим поезд (хотя тут, конечно, можно списать на личную заинтересованность).

Занятно, что попытки вспомнить больше подробностей о своей гибели и вообще о том, чем я занимался в прошлой жизни, были самыми трудоёмкими и мучительными и частенько заканчивались приступами мигрени. Это касалось, к слову, не только моей жизни, но и жизни настоящего Богдана. Зато всякая незначительная мелочёвка всплывала в памяти сама собой, целыми пластами.

Я пришёл к выводу, что это что-то вроде