Вперед в прошлое 5 - Денис Ратманов Страница 21

— Я бы не усугублял, — посоветовал Илья, не двигаясь с места.

Рамиль встал на мою сторону:

— Павел прав. А то будем в стукачах ходить! И точку надо поставить.

— Мы с тобой, — прогудел Чабанов.

Гаечка с готовностью ответила:

— Я — всегда.

— Ладно, надеюсь, кулаками махать не придется, — сдался Илья, уверившись, что отговорить меня у него не получится.

— Нам ничего не грозит, — говорил я на ходу. — Максимум дрэк пальцем погрозит и скажет ай-я-яй, он за нас, Чума у него поперек горла. А Чума и так уже ссытся. Это он рискует, если быковать станет.

— Станет, — вздохнула Гаечка. — Он отбитый.

— Но мозги высушил не до конца, раз боится выходить раньше нас, — заключил Илья.

Мы перебежали площадку, где второй физрук, колобочек и бывший гимнаст Алексеич, гонял вторую смену, выскользнули за ворота, сместились за забор. Не сговариваясь, я, Илья и Рамиль встали по одну сторону ворот, Димоны и Гайка — по другую.

Подумалось о том, что, с одной стороны, здорово, когда можно дать в бубен, поговорить, и оппонент поймет, что неправ. Обычно гопота признавала это, столкнувшись с грубой силой. Кулаки чесались, ноги тоже чесались, так хотелось отоварить урода по первое число — и за то, что он уже сделал, и за испорченное детство в параллельной реальности. Почему-то верилось, что она есть, и там я, неспособный за себя постоять, страдаю от этих отморозков.

— А они точно тут пойдут? — засомневалась Гаечка после пяти минут ожиданий.

— С большой вероятностью. Но они ж сперва в курилку… — предположил Минаев, его глаза горели, и вообще я не узнавал этого тихоню.

— Идут! — шепнул Рамиль, смотрящий в дырку в бетонном ограждении, и переступил с ноги на ногу.

— Сколько их? — спросил Илья.

— Трое. Фигня, — ответил Рам и повернулся к нам, ударил кулаком о кулак.

Я облизнул враз пересохшие губы, чуя мандраж предвкушения, когда щекотно под ложечкой и сердце колотится! Страх есть, но он скорее подстегивает и обостряет восприятие, чем сковывает.

Сперва вышел Плям, сразу за ним синхронно, шаг в шаг — Барик и Чума.

— А ну стоять, черти! — отчеканил я.

Гоп-компания так же синхронно обернулась.

— Пиу-пиу, — воскликнула Гаечка, оказавшаяся у них в тылу. — Ни с места! Вы окружены!

Чума оглянулся, сплюнул под ноги. Страха на его лице не было, лишь обреченность. А вот Борецкого переполнял гнев. Флегматичный жабоподобный Плям вздохнул и уставился на меня.

— Берега попутали? — возмутился Барик. — Какого…

— Завали хлебало, — прошипел я на понятном им языке и шагнул к нему. — Во-первых, за вами должок. Объяснять, за что спросить хочу?

— Ты? — скривился Чума и еще раз сплюнул. — С хера ли с меня спрашивает всякое лошье…

Я встретился взглядом с Ильей, скосил глаза на Барика, и сразу — два шага вперед, два прямых удара Чуме в живот — разинув рот, он схватился за «солнышко». Илья сцепился с Бариком и уже валял его по земле, а Рам подсечкой повалил Пляма, который особо не сопротивлялся, понимая, что силы неравны, и чем больше он будет рыпаться, тем сильнее наваляют.

— Это за лошье, — сказал я.

Чума, все еще корчась, шагнул вперед, пытаясь ударить меня в лицо, но я выставил блок и отбросил его топчущим.

— Будем считать, за лошье ты ответил. Теперь ответишь за пыль в глаза.

Я попытался ударить его в челюсть, но Чума закрылся. Тогда я пробил его печень и двинул ему в глаз. Чума повалился набок.

Лежал он неподвижно, притворяясь ветошью и думая, что его будут охаживать ногами — он с приятелями так и поступил бы, но мы — не они. Сообразив, что избиение отменяется, Чума приоткрыл целый глаз и покосился на меня.

— Лежачих не бьем, — успокоил его я. — Вставай, побазарим. Все вставайте.

Гопники поднялись, ожидая унижений. Барик был весь в репьях, пыли, его светлая рубашка — в зеленых разводах раздавленной травы, но он не унимался, так и норовил броситься в бой.

Чума вскинул подбородок:

— Валяй.

— Итак, за пыль в глаза ты тоже ответил. Последний должок — бой один на один. Или засчитываем тебе техническое поражение и расходимся?

— Я буду драться, — хрипнул Чума и подбородком указал на грунтовку, тянущуюся вдоль виноградников — ту самую, где я учил парней ездить на мопеде.

Этих парней можно назвать кем угодно: отбросами, дебилами, мусором, но только не трусами. Тем они и берут — нахрапом и уверенностью во вседозволенности. Даже учителя перед ними пасуют, кроме дрэка. Да, он псих и самодур, гнобит учителей и чемоданом поперек хребтины может ударить хулигана, но надо отдать ему должное, обязанности свои выполняет и дисциплину худо-бедно держит, не побоялся вмешаться в ту нашу разборку.

Молча мы всей процессией направились к грунтовке. Я поглядывал на Чуму и думал, что это не мазохизм и не тупое упорство. В его извращенном кодексе чести не зазорно получить от сильного противника, сдаться — вот где позор!

На дороге я остановился, Чума замер напротив. Наблюдатели окружили нас.

— Деремся на счет три, — объявил Илья. — Раз, два, три!

Я встал в боксерскую стойку, Чума тоже; как и в прошлый раз, мы двинулись по кругу. Я давно мог бы ринуться на Чуму и втоптать его в пыль. Так хотелось порвать его у всех на глазах! Чтобы слюни, сопли, кровища в стороны! Он заслужил. Заведется в классе одно такое говно, и, если некому его поставить на место, в говно превращается весь коллектив. Как это называется? Отрицательный лидер.

Но сейчас я понимал, что теперь он намного слабее меня и морально, и физически, а в избиении слабого нет радости. У него впалая