Владимир Белобородов - Хромой. Империя рабства Страница 22

Корм на некоторое время замолчал. Мы не торопили.

— По дороге к месту засады наткнулись на зеленомордых. Восемь тварей. Среди них орчанка и два орчёнка. Не знаю, уж, какого ляда они делали в лесу…. Понятно, в живых, мы их оставить не могли. Старшие решили первую кровь на наши мечи положить и дали команду моему десятку. Мы их словно котят…. Я как назло оказался рядом с одним из орчёнышей. Он наверно зим десять всего пережил…. Убить — жалко — ребёнок. Не убить — считай, из чёрной вылетел, всё таки десятник уже. Ну, я его за ворот взял и шепчу, упадёшь и не вставай. Сам легонько его кромкой меча по горлу — шик. Думал, не поймёт. Встанет, а я его тут и порешу. Ну, для очистки совести, что ли сказал…. А он понял. Лежит, и не вздохнёт. Только своими зенками на меня чик, чик. Я его орчанкой прикрыл, будто украшение с неё сдёргивал, да так оставил.

Чустам кинул камешек в воду. Круги, от него быстро поглотили волны.

— Встали мы в схрон. Стоять надо было сутки — нас заранее послали — орки ведь не дураки. Ну а под утро пришла сотня зеленомордых и с ходу на нас.

Корм опять на некоторое время замолчал.

— В живых остались нас пятеро, четверо новиков — поскольку поставили чуть дальше, чтобы первыми в битву не бросать и один уже матёрый воин. Сначала и нас хотели, только орчёныш тот, вступился. Я сейчас, конечно, понимаю, что он за нами проследить умудрился. Их главный, что-то прогырчал с орчёнышем, а потом и говорит нам: за то, что не убили ребёнка дарю и вам жизнь.

Притащили нас на место обмена и добавили к тем, кого отдавали, а Младший император и говорит: это — не наши. Это враги, люди которые хотят сорвать договор.

Ну, главный орк сказал, что раз не ваши и нарушили мирный договор, то они готовы забрать нас, только не могут трогать по договору свободных людей. Младший император кивнул магу, тот и нарисовал нам завитушки.

Мы молчали. Сказать просто нечего было. Дело не в том, что история не трогательная, а в том, что таких рассказов, каждый из нас слышал сотни. Ну, может, конечно, не таких откровенных, обычно свои косяки прикрывают…. У каждого своя судьба, своя печаль. И кстати, мало кто из рабов был ангелом. Понятно не заслуживал…, хотя встречались всякие. Чустам, например, похоронил полсотни людей.

— Пойдёмте. Нам ещё верши проверить надо, — встал корм.

Мы, за время рассказа успевшие тоже найти себе сидячие места, последовали его примеру.

— Морда, — прошептал я. — У меня тут тоже верша стоит, достать бы….

— Клоп поможешь?

На следующий вечер уже пошли без меня. Мы с Ларком помедитировали на отблески пламени. Скукотища. К приходу наших, нажарили рыбы. Вернулись они вновь пустыми. Ужинали молча. Единственное, Клоп задал вопрос корму:

— Чустам, а, правда, что воины чёрной сотни могут выше себя прыгать?

— Нет. Обычные воины. Просто более опытные, ну и гоняли нас соответствующе.

— Говорят, маги вас привязывают к тысячнику? — продолжил тему Толикам.

— Меня точно не привязывали. Только я отслужил то семь лун, поэтому не знаю. Возможно, и привязывают, только никто об этом не говорил. Вот зелья различные магические выдавали.

— А что за зелья?

— Смотря, куда посылали. Мазь, которая кровь сразу останавливает, у всех была. А дальше по обстоятельствам. Вот когда на орков шли, мне выдали для сбивания запаха, для ночного зрения, жидкость такая, мажешь глаза и можешь ночью, как днём ходить….

— Тебе-то зачем? — Встрял Клоп. — Ты и так видишь…

— Тш-ш, — осадил остряка Толикам.

— Ну, это, — продолжил Чустам, — не помню, как называется, но после него боли не чувствуешь. Для реакции давали. Потом…, воду воина, как у орков и вместо яда — зелье «дурной воин». Всё вроде.

— И что, сильно реакцию повышает?

— Не знаю, не пробовал.

Спрашивать что такое «Чёрная сотня», я не стал, и так понятно, что местный спецназ. А вот само название….

— А почему, чёрная?

— Не знаю. Кто говорит, потому что из неё только в землю, кто — потому что после воды воина, кровь становится чёрной, а кто, что по цвету одежды — нам для ночных боёв чёрную выдавали.

Лишь на третий день фортуна улыбнулась джентльменам удачи, то бишь, нам. Нам, потому как я тоже увязался — как-то не хотелось вставать в один ряд с Ларком, хотя, может и по причине скуки. Кто бы мог подумать, что свобода тоже может быть тоскливой. Выдвинулись мы нашим спецотрядом, сравнение возникало только благодаря одинаковым серым рубищам и кожаным мокасинам, напоминающим, на мой взгляд, скорее толстые носки. И то, и другое, выдали нам перед фееричным выступлением на арене гладиаторов.

Затихла наша группа чёрных беретов, вернее мокасинов, в местном боярышнике ещё засветло. Когда стало смеркаться, услышали постукивание колёс на кочках. Вскоре мимо нас медленно прокатились три деревенских телеги с бортами из жердин и затасканными клячами. Мы, отпустив их подальше, скрываясь за кустарником, пошли следом. Через полчаса обоз остановился почти в том же месте, что и тот с которого я скоммуниздил сумку. Мужики, которых было пятеро, разожгли магическим амулетом костёр и сели кругом ужинать. Знаете, вообще специализация вора-обозника не столь романтична. Это тяжкий труд, в смысле тупое и нудное ожидание пока все уснут. Соответственно сложность была в том, что ожидать нужно подальше и тихо, то есть почти неподвижно. Ждали мы долго, часа наверно три. Селяне не были беспечны и выставили охрану, основными объектами наблюдения которой были лошади. Когда мужики легли на телегах спать, а страж начал клевать носом у костра, Чустам, словно кошка, пошёл вперёд, показав нам рукой, чтобы мы оставались на месте. В этот момент я понял, насколько я неуклюж….

Обратно все возвращались в эйфории победы. У нас была сумка, вернее узел с неимоверным запахом съестного, вытащенный кормом почти из-под головы спящего селянина. Лошадей увести не стали пытаться — слишком уж тщательный надзор. Не знаю как Толикам с Клопом, а я чувствовал себя пятым колесом, поэтому радости особой не испытывал. Зато испытывал маниакальное желание разорвать содержимое сводящего с ума своим запахом мешка.

Пир! Иначе это не назвать! Сало! Хлеб! Что-то свеколоподобное, называемое местными кротокой и по вкусу напоминающее скорее редьку. Крупа. И… первая посуда. Котелок и шесть деревянных ложек в нём. Его корм увёл практически из-под носа охранника.

— Живём! — воскликнул я, когда мы вскрыли всё это богатство.

Сметелили мы это всё за два дня и обвинить нас в беспечности не смог бы никто. А вы пропитайтесь несколько лет кашей.

Последующие десять дней были без улова. Нет, конечно, проезжающие были, но, ни один из них не останавливался на ночлег. Хотя вру, одни остановились. Но кожаные безрукавки и висящие на луке мечи отбивали всякое желание брать у них что-то. Мы потихоньку в тот день вернулись обратно. Но ждущий дождётся, а жаждущий — обретёт. На одиннадцатый день, в поле зрения нашей гоп — команды оказались купцы с товаром, ну или купец. Так, либо иначе, это были три телеги со скарбом и важный пуп с мозолью в районе живота, который раздавал команды. Охраняли обоз далеко не мальчики для битья, но… основной ценностью они воспринимали именно телеги!

Я по уже выработанной стратегии находился метров на тридцать сзади наших, которые вели слежку за беспечностью, а в данном случае, за рьяным исполнением своих обязанностей, охранников. В принципе, нам ничего не светило, если бы не я. Пока наши наблюдали, я решил погеройствовать наверно, и, обошёл потихоньку обоз с другой стороны. Затихарившись за деревом, я наблюдал. Наблюдал за лошадьми. Они, изредка прыгая передними спутанными ногами, мерно жевали травку, с каждой четвертью часа приближаясь ко мне.

Уже приближался рассвет, судя по слегка посветлевшему небу и затиханию голосов ночных птиц. Ноги затекли, особенно хромая. К тому же появилась ноющая и зудящая боль в районе перелома, обычно извещающая о непогоде, но я продолжал ждать. Поскольку своих я не предупредил, а теперь уже возвращаться было поздно, долго и глупо, осознавал, вернее, надеялся, что они в панике. Лошади маниакально не хотели заходить в лес, полагаю, это по причине отсутствия в нём сочной травы, и продолжали жрать свою зелень на поляне. Не, ну уже бесило! Мне нужна лошадь! Я не вытерпел. Наглость — второе счастье. Не знаю, чем я руководствовался, но не разумом точно, поскольку заметив, что охрана, возможно, заснула — было далеко и не очень понятно, я вышел на поляну. Здоровая нога затекла и теперь отдалась немотой и непослушанием. Я скорее усилием воли, чем физиологией, сделал несколько шагов до гнедого жеребца со звёздочкой на лбу. Тысячи иголок впились в ногу, выводя её из онемения. Жеребец встрепенулся, подняв голову. Я, подойдя, погладил его по влажному носу и взялся за…, я не знаю, как это называется, наверно тоже узда, но без повода, зато с кольцами для вожжей. Конь безропотно стал прыгать за мной, после того как я его потянул. Сердце стучало дико. Стоит только сейчас охране приоткрыть веки…. Иллюзий я не строил. Небо уже посветлело, и видно было шагов на двадцать…. Отойдя не очень далеко, я присел у ног лошади и одеревеневшими вдруг пальцами попытался вытолкнуть деревянный набалдашник местных пут в петлю. Не сразу, но у меня получилось. «Уходим, уходим», — било ударами в виски сердце. Я уже не думал о своих, я просто шёл, а конь покорно и глухо стучал своими копытами следом.