Княжич, князь - Глеб Корин Страница 22

— Я его младший сын.

— Воистину, сэгодня Всемилостивый посылает мнэ радост’ за радостью! Как здоровье названного брата моего отца? Успешны ли его дэла?

— Мой отец… и вся моя семья… погибли недавно, — чуть помешкав, с усилием проговорил Кирилл.

Дорги-хан отбросил нож, быстро провел ладонями по лицу:

— Кудай-ай… Да хранит тэбя вэликий пророк Иса! Как это случилос’?

— Мы делаем всё, чтобы в точности узнать о том, — ответил вместо Кирилла отец Варнава.

— Печал’ моего отца нэ пройдет, пока он нэ получит свою законную долю в справэдливом отмщении.

— Передай хану Менгиру, высокородный, что теперь мы будем помнить об этом особо.

Дорги-хан кивнул. Выпрямив спину и подчеркивая некоторые из своих слов короткими движениями ладони, проговорил:

— Закончу прэдыдущую мысл’. Роду Стэпного Барса и владэтэльному Менгир-хану предложили стат’ размэнной монэтой на чужом тайном торгу. Это бесчестье. Тот, кто его задумал, очень плохо понимает нравы и устои свободного стэпного народа. Большой Совэт Конязей и Высокий Стол Дорограда будут знат’ все, что видят глаза и слышат уши Менгир-хана — а им нэт числа.

— Дорги-хан оказывает честь служителям Божиим, посвящая их в замыслы и дела властителей земных, — заметил отец Варнава.

— Мнэ доводилось слышат’ о нэком Братстве Хранитэлэй. Почтэнный Варнава нэ должен подтверждат’ или опровергат’ мои слова. Однако я нэ думаю, что ошибаюс’, занимая слух его своими речами — дэти Барса имэют острые глаза.

— Слова владетельных в любом случае не падают в пустоту.

Хозяин повернулся и окунул кончики пальцев в поднесенную прислужником чашу с водой. Пропустив между пальцами волосы редкой бородки, вполголоса пробормотал несколько слов. Гости поднялись на ноги вслед за ним, отец Варнава прочитал благодарственную молитву.

— Мои воины будут сопровождат’ вас на пути ко двору конязя Стерха.

— Возносим хвалу высокородному Дорги за его заботу, однако Господь охранит служителей своих от превратностей пути.

Хозяин оценивающе окинул взглядом молчаливые фигуры монахов. Вежливо улыбнулся:

— Тогда призову Единого присоединит’ милост’ свою к милости вэликого пророка Исы — да будут благословэнны оба! Почтэнный Варнава, нэзадолго пэрэд вами мои дозоры замэтили около дэсятка конных ратников. Они двигалис’ стэпью по обэ стороны дороги на Бэлую Криницу.

— Княже, — попросил настоятель, — да и вы, братия, не примите за обиду, подождите меня у коней.

— Навэрное, нэ стоило мнэ говорит’ этого при молодом конязе, уважаемый Варнава, — тихо и полувопросительно произнес Дорги-хан, оставшись с настоятелем наедине. — От всэго сэрдца прошу простит’ мою оплошност’.

— Высокородный Дорги не должен приносить извинений — это были наши люди. Примечался ли в том же направлении кто-либо еще?

— Нэт, почтэнный Варнава.

Выслушав и высказав в ответ еще несколько вежливых и цветистых прощальных оборотов, хозяин поклонился и вернулся в шатер. Почти сразу же оттуда выбежал прислужник, вернувшись вскоре в сопровождении одного из десятников. А когда четверка всадников наконец пропала из виду, небольшой отряд полянских воинов дружно вскочил в седла.

* * *

— Что скажешь, брат Илия? — нарушил молчание отец Варнава, когда кони начали подниматься на очередой холм.

Губы келейника тронула скупая улыбка:

— Что-то уж очень усердно подчеркивал Дорги-хан, что и сам он, и отец его твердо держатся руки Великого Князя Дороградского.

— Полянин в спину не ударит, но и выгоды не упустит. Однако о верности своей напоминает частенько, некоей мзды ожидая. И не обязательно деньгами. Что поделаешь — есть в них и такое. О другом я: о тех кукловодах потаенных, коих почуял и Менгир-хан.

— Простите, отче, но думается, вы не столько ответа моего ждете, сколько вслух размышляете.

— Правда твоя, и ты такоже прости меня… — отец Варнава рассеянно засмотрелся вдаль. — Скажи-ка еще вот что, брат Илия: всем ли в мире по сердцу, что Славена — едина, а не разорвана в клочья княжьих уделов, как в былые времена? Или как Вольные Тарконы ныне.

— Так же, как и не всем по сердцу молодой, но уже единый Райх Германский.

— Разумеется. Кто же и когда радовался росту чужой мощи?

— Да, отче. Мне вполне понятна враждебность тех, кто извне, но когда ненавистники силы и могущества державы находятся в ней самой — этого я понять не могу. А ведь таковые есть и у нас, и у них — видимые и невидимые. Но Славене и Германскому Райху самим Богом предназначено быть друзьями добрыми ко взаимному благу, всё наше прошлое говорит о том.

— И это для кое-кого либо сон страшный, либо удар смертельный.

— Отче, да кто же поверит, что возможный союз будет озабочен лишь тем, чтобы стать угрозой иным землям?

Отец Варнава усмехнулся невесело:

— Молод ты еще, брат Илия. Поверят. Во-первых, так тоже случается — и нередко; а во-вторых, мастера уверения уже трудятся неустанно. Для меня же самое главное в том, что союз этот понесет угрозу не столько внешним недругам, сколько внутренним — многим, как ты говоришь, видимым и невидимым. И у нас, и у них. Тем, кто обладает силой, богатством, властью, но своим, иным разумением блага державного. И враз лишит их всего. Захочется ли им такого будущего для себя? Не думаю. Что станут делать тогда? А вот над этим уже думать надобно.

Брат Илия покивал сумрачно и немного задумчиво — отчасти словам отца Варнавы, отчасти каким-то своим мыслям.

— Отче, а что это за Братство Хранителей такое, о котором поминал Дорги-хан? — подал голос Кирилл.

— Неужто допрежь не слыхал?

— Ну… Сказывали люди, что есть-де во Славене нашей витязи бессмертные, незримые да никому не ведомые, что издревле некую святыню великую охраняют и верно ей служат. Только как по мне — это сказ и есть.

— Зато сколь размыслителен сей сказ — тó приметь!

— Но много ли правды в нем?

— Отца спрашивал?

— Вестимо. А он всякий раз смеялся в ответ да по голове трепал.

— Ну так подъезжай ко мне поближе — и я тебя по голове потреплю.

Кирилл покраснел.

— Не держи обиды, княже, — примирительно сказал отец Варнава. — На одни вопросы вскоре сам ответы сыщешь, на другие — со временем получишь, а иные, не взыщи, без ответов и останутся. Так уж эта жизнь устроена.

* * *

Золотисто-багряный от закатного солнца мост походил на огромный рубель, переброшенный с одного берега на другой. Сосновые бревна полнозвучными голосами отозвались под копытами. За мостом дорога тут же разбежалась на три стороны.

— Теперь куда, отче? — спросил брат Илия.

Отец Варнава обернулся назад, вытащил из переметной сумы бумажный свиток. Развернул, поискал глазами, щурясь и откинув голову. Найдя, зачитал вслух:

— А