Александр Мазин - Земля предков Страница 23

Неужели Водимировы дружинники не попытаются отбить лошадок? И коровок? И овечек? Не говоря уже о свинках, которых мы экспроприировали вместе с двумя не успевшими удрать пацанчиками-пастухами…

Между нами и крепостью – метров двести. Меньше минуты, если бегом и с оружием. Даже быстрее, потому что – под горку.

А мы – вот они. Кушаем беззаботно и с удовольствием. Подбежать, закидать нас стрелами… Нет, не получится. Между нами и крепостью – лошадки. И коровки. И овечки. Так что придется подойти поближе и как следует потрудиться.

Чего мы, собственно, и ждем. В готовности.

Не идут. Опасаются.

– Ладно, – решил я, когда солнышко преодолело полпути от зенита до лесных верхушек. – Грузите овец на борт. Хавгрим, Стюрмир, Гагара, Скегги, Тьёдар – пойдете к месту встречи водой. А мы с остальными – верхами. Лошадей с собой заберем, кроме той, хроменькой.

Хороший табун, однако. Восемнадцать голов. Аж по две запасные на каждого.

– Я б еще пару коровок взял, – внес предложение Тьёдар Певец, приложившись к миске с молоком.

– Бери, – разрешил я. – Только по лесу сам их гнать будешь.

– Почему я? Вот они и погонят, – Тьёдар указал на перепуганных пастушат.

И тут наши противники не выдержали. Увидели, как мы седлаем лошадей и закидываем на судно овечек… И дрогнуло ретивое.

А у кого б не дрогнуло при таком откровенном грабеже? Да и погибшие товарищи вопиют к мщению. Словом, вылезла лиса из норы. Точнее говоря: медведь из берлоги.

Вышли. Построились. Двинулись. Хороший строй. Четкий. Десяток – в ширину, три ряда – в глубину. Первый ряд выглядит внушительно: в бронях. Почти у всех – мечи на поясах. И копья – настоящие, а не палки с железными насадками. Даже отсюда вижу – наконечники на качественных длинных трубках. Позади строя еще десятка два. Ополчение, надо полагать. С луками. Тоже могут организовать нам неприятности.

– Решились! – обрадовался Медвежонок. – Всё же воины, а не бабы!

– Вихорёк, Тови – на вышку! – распорядился я, махнув в сторону околопричального сооружения.

Два стрелка – не двадцать, но лучше, чем ничего. Тем более что в регулярном строю от них толку немного. Легкие.

Мы сомкнулись. Встали в одну шеренгу. Берсерки – на флангах. За нами – мостки и река. Не обойти.

Наши начали первыми. У них преимущество по высоте. И начали грамотно: по задним. Легкая цель. Ополченцы. Ни щитов, ни доспехов. Каждая стрела – в цель.

Вот дружинники отреагировали правильно: сомкнулись, прикрылись щитам сверху… А эти – растерялись. И тоже сбились в кучу. Пока сообразили, что к чему, оба моих лучника успели по полколчана опустошить. И ни одной стрелы – в ответ. Когда до ополченцев наконец доперло, что их убивают, большинство поступило так же, как давеча – землекопы. По схеме: «спасайся, кто как может». Лишь немногие попробовали вступить в перестрелку. Тоже не слишком умно: наши-то стреляли из-за прикрытия, а те – с чиста поля. То есть не совсем чиста, потому что вокруг – с десяток убитых и раненых. И раненые, естественно, кричат. Потому что – больно. И от этих воплей у слабообученных ополченцев мужества, ясное дело, не прибавляется.

Зато до вражеской тяжелой пехоты дошло: стреляют не в них. Это воодушевило их на скоростной рывок.

Идея хорошая: вдарить по нам с разбега и снести в реку. А потом – добить. Учитывая трехкратное превосходство – не так уж глупо. Только не было у них трехкратного превосходства. Один берсерк – плюс десять к численности. А если завоет – то минус тридцать процентов с мужества.

Но завыли они не сразу. Сначала в Водимировых полетели копья. Семь штук, потому что я свое приберег: так и не научился метать с силой, достаточной, чтобы пробивать щиты и выносить из строя.

Хавргим тоже метать не стал. Копье у него для рукопашки. Трубка в сорок сантиметров, серебром изукрашенная, перо – чуть покороче, зато обоюдоострое. Башку снести можно не хуже, чем мечом. А в руках берсерка так и намного лучше.

Спаренный рёв по останавливающему действию сработал едва ли не эффективнее, чем брошенные копья. Копья дружинники приняли умело: вынесло лишь двоих. А вот после душераздирающего рыка весь строй сбился с шага…

И мы побежали.

Вперед, естественно. Тому дружиннику, что оказался против меня, я перекрыл обзор, приподняв щит. А копье воткнул в шею его соседа слева. И там оставил, потому что в разорванном строю мечом сподручнее… И, ах!

Мой Белый Волк первым прыгнул в брешь, и я – за ним. Метнул щит в ноги тому, что справа, выхватил саблю… И захохотал от восторга. Только ради этого мига стоит жить! Клинки, как стрекозиные крылья, несли меня сквозь толпу неуклюжих врагов. Алые брызги взлетали и рассыпались веерами, стальные жала рассекали мертвую и живую кожу. Я кружился волчком, сбрасывая с себя чужое оружие, лавируя между чужими телами, рисуя стальной вязью в тугом воздухе, рассекая плоть и не ощущая сопротивления…

…Как всегда, закончилось слишком быстро.

На плечи обрушилась свинцовая тяжесть, мышцы утратили упругость, краски померкли, воздух больше не пьянил и не искрился. С хрипом входил в пересохшее горло, гнусно вонял смертью.

Но мы – победили. Убивать больше не надо. Некого. Я присел на труп какого-то дружинника, обтер клинки о рукав его рубахи. Оскаленное лицо мертвеца, тусклые, уставившиеся в небо зрачки. Привычным движением я закрыл ему глаза, посидел еще минутку, потом усилием воли воздвиг себя на ноги и занялся командирскими обязанностями.

У нас были потери. Скегги Красный отправился в Валхаллу следом за братом. Тьёдар Певец и Тови Тюлень получили легкие ранения: Певец – в правое предплечье. Очень огорчился. Пока не заживет, на скандинавской балалайке ему не бренчать. Тови раскроили голову. К счастью, череп уцелел, но потеря крови, сотрясение и прочие прелести.

Сам дурак. Сидел бы на вышке, так нет. Спрыгнул и полез в общий махач. И схлопотал.

Тьёдар свою рану обработал сам. Вихорёк по-быстрому забинтовал Тови. Полноценную помощь ему окажет позже отец Бернар.

Так. Теперь берсерки? Палица – в отрубе. Медвежонок – нет. Побратим наловчился не выкладываться до донышка без острой необходимости.

Так. Что-то нас маловато. Вижу Вихорька, берсерков, Тьёдара, Тови и убитого Скегги. Вижу Хавура, собирающего лошадок. А где, интересно, мой продвинутый ученик Скиди и Гуннар со Стюрмиром?

Вопль, раздавшийся со стороны «донжона», был ответом на мой вопрос.

Кому что, а викингам – грабить и насиловать.

То была первая мысль, а вторая вернула меня из мира эмоций в мир реальный.

Мои парни делали то, о чем я сам должен был подумать. Зачищали возможные очаги сопротивления.

Когда я вбежал внутрь, то понял: мне следовало бы объявить парням благодарность. Два трупа у дверей, еще один – в большой комнате. И разрубленный пополам лук. И убитая женщина, вцепившаяся в один из обломков. И совсем молодой пацан с залитым кровью боком, умирающий у подножия винтовой лестницы… Умирающий, но все-таки сумевший метнуть в меня нож.

Нож звякнул о панцирь. Я проигнорировал. Кровь вытекала из парня широкой струей. Жить ему оставалось – всего ничего.

Лестница завивалась вокруг опорного столба. Вот от кого пожарные будущего позаимствовали систему быстрого спуска.

Верхний этаж. Галерея. На ней – еще два трупа. Подросток и женщина. Оба с оружием. Были.

В одной из комнат – оханье и пыхтенье. Дверь – настежь. Скиди. Завалил на ларь девку и пользует. Между ларем и стеной – ребеночек лет двух. Глядит с ужасом.

Всё. Оставшиеся помещения можно не проверять. Не стал бы Скиди развлекаться, если бы в «донжоне» оставался кто-то потенциально опасный.

Кому что. В соседнем помещении – Гуннар, намотавший на руку косу женщины лет тридцати. Судя по ее одежде, женщины небедной. Вон даже золотые сережки-колечки имеются. И что важнее: массивная связка ключей на поясе. Верный признак хозяйки имущества.

– Скажи ей, Ульф, пусть расскажет, где их схоронки! Или, клянусь парусами Нагльфара, я ей сиськи отрежу!

– Женщина, – говорю я с уже привычным скандинавским акцентом, – этот человек спрашивает, где золото и серебро. Покажи, где оно.

– Я покажу, не убивайте! – И поспешно выдергивает сережки из ушей, пока с мясом не вырвали. Соображает, однако. И голос твердый. Может, оставить ее в живых? Я бы оставил… Но пока ничего обещать не стану.

– Ваши мужчины мертвы. Ваш князь – далеко. Не нужно условий. Смерть тоже бывает разной. И, возможно, я пощажу детей.

Презрительно фыркнула. Надо так понимать: ее детей здесь нет, а на остальных ей плевать.

Вот это зря. Гуннар не знает словенского, но тут и без слов понятно.

Одно движение кинжала – и платье из дорогой ткани вспорото от горла до живота. Вместе с исподней рубахой. Викинг выпустил косу, схватил массивную грудь, занес кинжал…

Женщина пронзительно вскрикнула…

– Гуннар, не торопись! – быстро сказал я. – Она же кровью истечет!