Андрей Уланов - «Додж» по имени Аризона Страница 23

Ладно. Скинул я мешок, вытащил гранаты, осмотрел — мало ли что, не рассчитывали их все же на такие фокусы. Вроде все в порядке. Ну, я тогда запалы вставил, две «лимонки» на ремень подвесил, а остальные обратно в мешок сложил.

Заодно обойму в «ТТ» поменял. Пусть, думаю, лучше девять в пистолете будет, чем после четырех выстрелов обойму менять.

— Дай гранату.

Ого. Быстро же девочка оклемалась. И даже слово правильное произнесла.

— Нет.

— Боишься, не умею бросать?

А то. Знаем мы таких гранатометчиков, насмотрелись. Так бросит — и себя подорвет, и меня заодно. Только под танк и посылать.

— Боюсь, — говорю, — что умеешь. И бросишь. А сколько народу на этот грохот сбежится, ты подумала? Всю округу хочешь на уши поставить? Рыжая, наша задача тогда будет считаться выполненной на «отлично», если мы придем, уйдем — и ни одна травинка не шелохнется, и ни одна живая душа не заподозрит, что мы тут были.

— А мертвые?

— А что мертвые?

— Мертвые души. Они ведь тоже могут поднять тревогу. Да и сами…

— Знаешь что, — говорю, — давай будем с живыми разбираться, а покойники уж как-нибудь без нас обойдутся. И вообще, — говорю, — я по мертвецам невеликий специалист. Я больше по тому, как из живого покойника сделать.

— Если бы черный маг, — заявляет Кара, — узнал твое настоящее имя, он бы даже после смерти заставил тебя служить своей воле.

— Черный маг? Этот самый Гарик Охламон? Так я ему целых два раза свое имя повторил. И имя, и звание, и даже часть свою назвал.

Кара на меня с таким ужасом уставилась, что я и впрямь струхнул малость. Чем, думаю, черт здесь не шутит, а вдруг этот Гарик меня и вправду выудить по имени может. Прихлопнуть не прихлопнуть, но запеленговать — уже хреново. Арчет же намекал что-то насчет того, что он на той стороне появиться не может, потому что его на расстоянии чуют.

— Да нет, — говорю, — бред. Он бы меня уже давно выловил. А он мне даже приснился — и все равно найти меня не мог.

— Он был в твоем сне?! И ты жив!

— Только щипать меня не надо, — говорю. — То, что я живой, — в этом я уверен. Вот насчет здравости рассудка — сомневаюсь.

— Ничего не понимаю, — шепчет Кара. — Гор-Амрон давно должен был наложить проклятье на твое имя. Если он сумел узнать твое полное имя.

И тут до меня дошло. Вспомнил я, как он на первом допросе меня спрашивал — и что я ему ответил.

Сел на землю и заржал во весь голос.

Кара на меня смотрит — и ничего не понимает. Только винтовку поудобнее перехватила, на тот, наверно, случай, если проклятье только сейчас подействовало. А я хохочу — остановиться не могу.

— Пусть, — сквозь смех выдавливаю, — накладывает. На живых и, главное, на мертвых пусть накладывает. На всех мертвых 134-й стрелковой дивизии. От Днепра до Волги и обратно до Днепра, за три года — ох и много же мертвых на его зов из братских могил повстают. И таких плюх ему навешают, таких проклятий поналожат — до самого Страшного суда не проикается.

— Да объясни ты, — рыжая меня даже за плечо начала трясти, — толком.

— Я ему свою часть назвал, — хохочу. — Вэ-чэ номер такой-то. Хорошо хоть полевую почту не приплел. Это… ну, как тебе объяснить… если б я сказал, что я воин дружины барона Лико, а он на всю дружину такое проклятье… наложил, много бы толку с него было?

— Т-ты… т-ты…

— Я. Сергей Малахов, старший сержант разведывательной роты 134-й стрелковой дивизии! — ору. — Именно так я ему и сказал, идиоту лысому. Два раза повторил. И фамилию и имя и… тьфу, а отчество-то забыл.

— Что за отчество?

— Ну как бы тебе объяснить, — говорю. — У нас, в моем мире, в мое полное именование еще и имя отца входит. Так что ни черта у лысого Охламона не выйдет.

— Ну, Ма-алахов, — говорит Кара, — ну… знаешь, мне даже убивать тебя немного расхотелось. Очень хочется посмотреть, что ты еще выкинешь.

— Слушай, — а я еще, дурак, не отсмеялся до конца, — а за что ты меня так не любишь?

Тут рыжая сразу смеяться перестала.

— А за то, — шипит, — что ты меня три раза побеждал. Три раза, Ма-алахов.

— Могу и в четвертый, — усмехаюсь. — Мне понравилось.

А вот в этот раз очень больно было. Потому как сапогом по лицу. Хорошо еще вполсилы, зубы целые остались.

Поднялся кое-как, кровь вытираю.

— Ты что, — спрашиваю, — совсем одурела?

А она мне платочек протягивает. С кружевами.

— Пошли. Нечего тут рассиживаться.

Развернулась и зашагала.

Черт, думаю, хлопнуть бы ее в спину — и вся проблема.

Нет, но это ж до чего меня довести надо, чтобы мне такая мысль вообще в голову пришла!

Даже захотел было догнать ее и вперед пойти, так ведь дороги не знаю.

По холмам продирались где-то час. А то и больше — часов-то нет. Неприятное место эти холмы, очень уж для боя несподручно — пока за очередной гребень не перевалишь, что за ним — не видишь. А для засады в самый раз.

В таких холмах и лощинках минометчики любят располагаться. Поди определи их тут.

Ну а за холмами лес. Старый знакомый. Тоже вроде и живой, но все равно словно мертвый. Неприятный лес.

Я даже с рыжей заговорил, первый раз с тех пор:

— Что с лесом-то случилось?

А рыжей вся эта местность тоже сильно не по нраву — озирается во все стороны, винтовку держит так, будто из-за каждого куста на нее рота выпрыгнуть может, и крадется — ни один сучок не хрустнет. Я, глядя на нее, тоже «ТТ» на изготовку взял.

— Этот лес, — говорит, а слова будто выплевывает, — он выглядит живым и здоровым, но душа его умерла. Ее убили. Но она еще может отомстить — и она мстит каждому, кто заходит сюда. Это очень плохое место.

Душа леса. Неплохо. Я даже разогнулся.

— Знаешь, — говорю, — ты меня всеми этими мистическими штучками не загружай. Душа леса — это, конечно, высокая поэзия, только вот мина натяжного действия лично мой организм куда больше волнует, можно сказать, за живое задевает. И вообще, я привык конкретных вещей опасаться. Эсэсовец с автоматом или, допустим, этот зеленый, как, бишь, его там, орк с дубиной — это просто, понятно и вполне излечимо девятиграммовой пилюлей с высокой начальной скоростью. А душа…

— А что, Сергей, — шепчет Кара. — Ты веришь только в то, что можешь потрогать руками?

— Вообще-то… — начал и осекся.

В самом деле, думаю, Малахов, а электрический ток ты тоже руками щупал? Или радиоволны? А ведь взглянуть на это дело со стороны — пошептал чего-то в черный ящичек, точно как Кара в свой амулет, и откуда ни возьмись — эскадрилья штурмовиков. Причем, что характерно, именно по той балочке, по которой танковый батальон на исходный рубеж атаки выдвигается. Показать это какому-нибудь товарищу папуасу, который о Попове слыхом не слыхивал, что он скажет? Правильно, на колени бухнется и завопит во весь голос: «Колдовство!»

И в баллистике с тригонометрией ты, Малахов, тоже не очень хорошо разбираешься, примерно как в этике с эстетикой. Что вовсе не мешает этой самой тригонометрии на твою, Малахов, голову вполне исправно снаряды обрушивать и весьма прицельно.

Так что, товарищ старший сержант, скатай свои сомнения в скатку и засунь поглубже. Ты местный чародейский техникум не кончал и тамошнего диплома не имеешь. Да и вообще, в образовании твоем, с точки зрения местных реалий, белые пятна размером с Антарктиду. И если высунется из воздуха рядом с тобой бела рученька и схватит тебя за горло, что тогда будешь делать? Кару на помощь звать? Так ведь не сможешь.

А пулями, товарищ Малахов, далеко не все проблемы решить можно. А то бы их еще в 17-м кардинально разрешили. Пулями, товарищ Малахов, можно снять только некоторые проблемы, причем не главные и часто всего лишь на время. По прошествии которого они опять встают во весь рост.

— Далеко еще?

— До замка? Две лиги.

Черт, думаю, я же так и не узнал, как местные локти с саженями в метрическую систему перекидываются. По поповской-то карте хоть метрами меряй, хоть милями, хоть ананасами в банках — разве что номер текущего года от Рождества Христова выяснишь.

— А если на дерево залезть? — спрашиваю. — Замок виден будет?

— Должен.

— Ну, раз ты у нас Кара, так покарауль внизу, а я пока слажу, осмотрюсь.

Скинул мешок, «ТТ» в кобуру спрятал, гранаты от пояса отцепил. Одну в нагрудный карман впихнул, а вторую рыжей отдал.

— Смотри, — говорю, — швырять только в самом крайнем случае. И швыряй подальше, что есть силы. У нее разлет осколков знаешь какой?

— Знаю, — отвечает. — Двести этих ваших, метров.

Ладно. Полез я наверх, только на пару метров поднялся — что такое? Схватился за сук, с виду совсем нормальный, а он р-раз — и у меня в руках остался. И в месте слома вроде бы древесина как древесина, ни гнили, ни трухи.

Черт, думаю, надо с этими деревьями поосторожнее быть. А то схватишься так, и хорошо если просто вниз загремишь. А можно пролететь пару метров и на еще один сучок с размаху напороться, и уж он-то целым окажется. Не знаю, кто там этим занимается, душа леса невинно убиенного или просто гад ползучий невидимый, но только кто-то мне определенно гадит.