Василий Звягинцев - Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности Страница 23

Челноков выругался. Ну, начинается.

– А причальная партия как же? – как можно более ядовитым голосом осведомился он. – Кто троса на кнехты заведет? Не вы же? Давно я того бардака не видел, чтобы капитану велели швартоваться, на пирс не сходя! – Он тоже кричал в рупор, не выбирая выражений. Любой капитан дальнего плавания портовых крыс не уважал и не должен был уважать, кроме лоцмана, конечно, который тоже принадлежал к сословию. Но тот сегодня сидел тихо в кокпите катера, в происходящее не вмешивался. Роняя, тем самым, свое достоинство.

В остальном Челноков решил сделать вид, что о начавшейся войне ничего не знает, да и откуда бы ему знать? Радио, то есть «беспроволочного телеграфа», тогда и на военных кораблях не имелось, не то, чтобы на гражданских. А что там у них на портовом уровне происходит, ему как бы и не интересно. За те шесть лет, что он работает на этой линии, у кейптаунских властей никаких претензий к нему не случалось, законы и правила он всегда соблюдал свято. По маршруту в порты, объявленные на карантине, не заходил, контрабанды на борту не имеет. Место у пирса оплачено на несколько лет вперед. Так в чем же проблема?

«Царица» ошвартовалась выше всяческих похвал. Что называется – «метр в метр». Никаких отработок машиной «вперед-назад», никаких криков с мостика. Легко скользнула левой скулой вдоль кранцев и стала, как тут и была. Англичане, считая себя непревзойденными мореходами, тем не менее признавали, что насчет корабельной службы и «хорошей морской практики» русские им не уступают, что на военном флоте, что на линейном торговом. Впрочем, о том, что суда «Доброфлота» являются по исходному замыслу вспомогательными крейсерами резерва, они сомнений не испытывали.

Матросы спрыгнули на мокрый, просоленный настил из тиковых досок, мгновенно завернули шестидюймовые причальные концы восьмерками вокруг кнехтов и немедленно вернулись на борт, раз капитан приказал.

– Пар стравить до марки, котлы остановить, – приказал Челноков в машину. Следующие двое суток, а может, и больше, как с грузом решится, он в море выходить не собирался. Уголь нынче дорог, и ресурс котлов беречь следует неукоснительно, а для обслуживания судовых электросетей и донок хватало отдельного котелка, меньше паровозного. – Команде и пассажирам находиться на своих местах до прибытия спецкомиссара. – В это слово капитан вложил всю доступную ему ядовитость тона.

– Ну и что с этого будет? – спросил у Кирсанова Давыдов с долей тревоги. Они смотрели, как по пирсу в сторону парохода решительным шагом двигались означенный комиссар, ибо никем другим этот господин в сюртуке и котелке быть не мог, а также трое сопровождающих его старших унтер-офицеров в форме морской пехоты.

– Пока – совершенно ничего. Как я предполагаю, наш капитан получит соответствующий инструктаж о текущем положении и вновь установленных правилах схода на берег и поведения на оном. Возможно, нам, как желающим здесь задержаться, придется пройти какое-то собеседование. В самом худшем случае нам откажут в этом праве. Просто из вредности, поскольку ранее подобные меры практиковались лишь в случае, если в городе объявлено осадное положение.

– Совершенно верно, – подтвердил Ермолаев. – Международное право не запрещает гражданам нейтральных государств пребывание на территории стран, ведущих войну. За исключением особых случаев.

– Надеюсь, наш случай – не особый? – сказал Кирсанов.

– Не хочу вмешиваться в чужие дела, – осторожно ответил статский советник, – но если бы англичане узнали о некоторых подробностях вашего появления на борту «Царицы»…

– Но вы же им не скажете? – мягко осведомился Давыдов.

– Да помилуй бог, о чем вы говорите? – взмахнул рукой Ермолаев. – Будто я не понимаю! Двадцать лет беспорочной государственной службы… Но вот кто-нибудь еще…

– Будем надеяться на лучшее, – улыбнулся Давыдов.

– И не нужно думать о других хуже, чем о себе, – добавил Эльснер. – Вы на берег собираетесь, если выпустят?

– А как же! Две недели под ногами твердой земли не чувствовали. Да и ребятам Африку показать! Такое, может, раз в жизни выпадает.

– Вот и хорошо. На прощанье в ресторане посидим, выпьем чего нибудь за взаимную удачу… Отведаем тушеный хобот слона или омлет из страусиных яиц.

– Только я еще попросил бы вас, господа, – вдруг сказал Кирсанов, – накрепко запомнить, что мы практически незнакомы, за исключением общения за табльдотом и карточным столом. Имена друг друга еще кое-как помним, но и только. Правильно, Евгений Лаврентьевич? – обратил он холодный синий взгляд к Ермолаеву. – Я ведь не знаю о парочке прошлогодних судебных процессов насчет дележки лесных концессий, справедливое решение которых и позволило вам прикупить очень приличный домик с видом на стрелку Васильевского острова?

Статский советник вздрогнул и под сюртуком покрылся потом. Как раз об этом эпизоде ему вспоминать хотелось меньше всего.

– Да о чем вы говорите? – сглотнув слюну, ответил тот. – Действительно, совершенно запамятовал, как вас там…

– Очаровательно. Я тоже ну совершенно не помню, какой у вас теперь адресок поблизости от Таврического сада… – простодушно улыбнулся Кирсанов.

Даже Давыдову с Эльснером его усмешка показалась неприятной. Хотя могли бы и привыкнуть за столько лет. Да нет, жандарм, он и есть жандарм. Строевым офицерам такого не понять.

– Посему, господа, предлагаю разойтись. Вас, Евгений Лаврентьевич, наверняка допрашивать не будут. Ну а если что – в картишки по маленькой от скуки перекидывались. От Владивостока с ними, после Шанхая и со мной тоже. И все. Ваша супруга тем более ничего о нас не знает. Да так ведь оно и есть…

На палубах места было много, и каждый нашел себе занятие, чтобы скоротать время до завершения формальностей. Давыдов устроился в буфетной за большой кружкой пива, Эльснер занял шезлонг на шканцах, откуда удобно было рассматривать в бинокль панораму города и порта, а Кирсанов переместился поближе к капитанской рубке, где уединился Челноков с комиссаром. Вдруг да удастся услышать или увидеть что-нибудь интересное.

Статский советник поспешил в свою каюту, раздумывая по пути: на беду или к счастью свела его судьба с загадочным попутчиком. С одной стороны, неприятно, что знает он подозрительно много. Каким это, интересно, образом, мог прослышать о доме в Петербурге? Следили, значит, «голубые мундиры» за ним не один месяц и не один год? Само по себе не так это и удивительно – должность Ермолаев занимал видную, и «власти предержащие» чиновников его ранга без внимания не оставляют. Но вот каким образом пути его и этого господина пересеклись именно здесь и для чего была продемонстрирована излишняя осведомленность – он понимал не до конца. Не иначе, Третье отделение имеет на него серьезные виды, иначе б ни чина ему не дали, ни пенсиона. «Уволить без объяснения причин» – и это еще в лучшем случае.

Правда, с опаской подумал Ермолаев, а не будет ли ему поручено выполнение какого-нибудь опасного задания в самое ближайшее время? Контрабанду, к примеру, на берег пронести или еще чего похуже? Да нет, это вряд ли, на такое дело проще матроса обычного нанять…

Ну, посмотрим, посмотрим.

Кирсанов и сам до конца не знал, для чего применил против судейского столь острый прием. Он и без этого не предполагал, что Ермолаев собирается сдать его команду англичанам. Правда, жена его, Полина Ивановна, внушала долю опасения. До чрезвычайности разговорчивая дама, кто знает, где и как скажет неподходящие слова. А теперь-то супруг ее прижмет так, что не пикнет, раз все семейное благополучие под угрозой. С другой стороны, сработала профессиональная привычка. Оказавшись за одним столом с перспективным объектом, сознавая некоторую шаткость собственного положения (эта высадка с яхты на пароход, как ни крути – серьезная засветка), Кирсанов немедленно начал действовать. Связался по рации с Сильвией и попросил в течение суток собрать всю возможную информацию по Ермолаеву, капитану парохода, его штурманам, грузовому и пассажирскому помощникам.

Тут необходимо отметить, что после рейда Шульгина, Левашова и Новикова на Валгаллу и проведенной там с Дайяной работы имевшиеся в распоряжении Сильвии и Олега Шары снова начали действовать, как и раньше. То есть восстановился канал между ними и интеллектроникой Базы, непонятным для непосвященных, но вполне пригодным для реального использования образом. Ответ Павел получил через несколько часов, и он его вполне удовлетворил. С такими возможностями жандармская служба не тяжкий труд, а одно сплошное удовольствие.

Он не представлял пока, зачем и в каком качестве сможет оказаться полезным статский советник, но ежели придется вновь оказаться в Петербурге – знакомство невредное. Короче – там видно будет.