Алексей Шепелёв - Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары Страница 23

— А тебе не всё ли равно? До ладильских нон ты по-всякому от него избавишься. Или нет?

— Избавлюсь. Но, раз уж у меня есть время, почему бы и не проверить этого волчонка на прочность? Забавно.

— И как же ты хочешь его проверить?

— Что значит — хочешь? Я не хочу, я делаю. Что надо сделать, чтобы вольного человека превратить в раба?

— Что?

— Я тебя спрашиваю.

— Да откуда мне знать? Дать в рыло, чтобы слушался — и дело с концом.

— Да, Шана, управитель из тебя, как из черепахи посыльный.

— А я — наёмник и в управляющие не стремлюсь.

— Ладно, не злись. Чтобы превратить вольного человека в раба в душе, надо его унизить. Растоптать его гордость. Понимаешь?

— Хех, так волчонка ты уже унизил дальше некуда: в одну каюту с нечкой посадил.

— Если бы, — вздохнул Меро, — для него это вовсе не унижение. Ему с этим ящером вместе сидеть, как нам по кружке пива выпить — одно удовольствие.

— Кель и Фи! Слышь, Меро, а может, он и вправду…

— Нет, не изонист. Я его спросил — он отказался.

— И ты веришь? Так бы он и признался.

— Вот он-то как раз бы и признался, — усмехнулся командир наёмников. — По характеру сразу видно. И потом, глупо ведь так подчеркнуто заботиться о нечках и скрывать, что ты изонист.

— Действительно, глупо, — согласился Шана. — Тогда почему он такой ненормальный?

— Импы его знают, почему. Наверное, варвар из диких земель. Я слышал, там иногда нечек равными людям считают. Взять хоть Кагман, там же тигры-оборотни в почёте.

— Идиоты, — Шана снова сплюнул за борт. — Но оборотни хоть немного на людей похожи. А эта ящерица… Да при одном взгляде на эту морду любого нормального человека блевать тянет. Чесслово.

— Волчонка вот не тянет…

— Так я ж говорю — ненормальный.

— Ненормальный, — кивнул Меро. — Но и этого ненормального можно достать.

— И как же?

— Не так уж и сложно. Он воображает себя пленным, а не рабом — надо всячески подчеркивать, что он не пленный, а раб. Вот сегодня он попытался со мной торговаться. А я дал ему понять, что хозяева не торгуются с рабами.

— Ой ли… Ящера ты всё же на палубу по его просьбе выпустил.

— Не-ет, — улыбаясь, протянул Меро. — Сначала я заставил его сделать то, что он делать не хотел. И никогда бы не сделал, не будь у меня власти. Власти, не силы. Силой можно было загнать его на мачту, но не заставить красиво прыгнуть. А прыгнул-то он действительно здорово.

— Прыгнул здорово, — согласился Шана.

— Вот, а потом я кинул ему подачку. И он её взял. Не хотел брать, а взял. Понимаешь?

Повисло молчание.

— Нет, ничего не понимаю, — обескуражено признался Шана. — Слишком уж ты умён, Меро. Тебе бы не наёмником служить, а в мудрецы податься. Как там ты этому стражнику плёл? Божественный… ну, как его там…

— Рубос. Божественный Рубос, — усмехнулся Меро. — Только он не мудрец, а поэт.

— А какая разница? — последовал наивный вопрос.

— Существенная… Ладно, Шана, не забивай себе голову. Тебе и впрямь без всего этого жить легче.

— Легче. А тебе?

— А мне интереснее жить так, как я живу.

Меро широко зевнул.

— Ладно, хватит языком чесать. Пойдем-ка спать, поздно уже. В отличие от волчонка, я намерен хорошенько выспаться.

— Волчонок твой уже давно дрыхнет…

— Не, Шана, ничего ты не понял. Была бы возможность проверить — я бы с тобой поспорил, что он сейчас не спит, мучается.

"Да чего ему мучиться-то?" — хотел спросить Шана, но не стал: понять объяснения Меро у него не получалось. Слишком уж много там было зауми. И вправду, лучше было отправляться в каюту и завалиться спать…

А мальчишка, действительно, никак не мог заснуть. И дело было совсем не в том, что спать пришлось на голом деревянном полу в душной каморке: накануне условия были те же, но всю ночь Серёжка проспал, как говориться, без задних ног. Нет, спать не давало то, что в этот день Серёжка впервые почувствовал себя рабом. Раньше он всё время твердил себе: "Я — пленный!", и это успокаивало. В плен стыдно сдаваться добровольно, а если случилось так, как с ним, — то позорного в этом нет. Тем более, что в плену можно ведь вести себя по-разному. Не так давно Серёжка читал толстую книгу, которая называлась "В чужой стране". Там рассказывалось о том, как во время Великой Отечественной войны наших пленных фашисты угнали аж в Бельгию — для работы на шахтах. Но наши убежали из концлагеря и организовали в бельгийских лесах партизанский отряд, да ещё какой. После войны, когда они вернулись домой, их встречали как героев. Конечно, никакого партизанского отряда Серёжка организовывать не думал, но главное-то не в этом. Главное в том, что пленные в книге оставались не сломленными, как бы трудно им не приходилось. Вот и Серёжка старался вести себя так же. Да, он был вынужден подчиняться силе, но знал, что он в любой момент может сказать "Нет!" — и его уже никто не заставит делать то, чего он не хочет. Пусть будут мучить, пусть хоть убивают — он не отступит.

Так было раньше. А сегодня Меро добился от Серёжки того, что это «нет» застряло у него в горле. Значит, он сломался? Значит, он всё-таки раб? Или всё-таки нет? Ведь это «нет» он не произнёс не потому, что боялся за себя, а ради того, чтобы избавить от мук и гибели совершенно невиновного Шипучку. В том, что Меро способен взаправду содрать с ящера шкуру Серёжка ни секунды не сомневался.

Слишком сложно, всё слишком сложно. Правильного ответа на встающие перед ним вопросы мальчишка никак не мог найти, хоть головой об стенку бейся. Если бы рядом не было ящера, Серёжка, наверное, даже расплакался бы от бессилия. Плакать же при Шипучке было стыдно. К тому же, плачем, конечно, делу не поможешь. А чем поможешь? Мальчишка не знал. И спросить некого. Шипучка если и знает, то не скажет, а Балис Валдисович далеко. И тоже, наверное, в непростой ситуации. Может быть, даже в более сложной, чем Серёжка. Иначе не объяснить, что за столько дней он так и не сумел нагнать этот рабский караван. Плелись-то рабы еле-еле. На Дороге они с Балисом Валдисовичем за один день прошли, наверное, раза в полтора больше, чем караван за два дня. Или это ему тоже только так казалось?

Мысли в который раз понеслись по замкнутому кругу: раб… не раб… трус… не трус… испугался… не за себя… Сколько таких кругов они накрутили за этот вечер, Серёжка не считал. Одно слово — много. Но, в конце концов, он всё же заснул.

Школу всё-таки успели отремонтировать и покрасить к первому сентября, хотя это и казалось невозможным: слишком мало оставалось времени. Чтобы не опоздать, рабочие трудились с раннего утра до позднего вечера. В выходные накануне начала учебного года к ремонту подключились и родители. Всем хотелось, чтобы первое сентября стал первым праздником, символизирующим переход от войны к мирной жизни. И ведь получилось. Сейчас в школе ничто не напоминало о том, что этим летом она перенесла обстрел и пожар. Как будто ещё две недели назад не зияли выбитые окна, а закопченные стены не были испещрены дырками от пуль и осколков мин.

Единственным напоминанием о прошедшей войне должен был стать первый урок. Раньше всегда первый урок был классным часом, на котором классный руководитель рассказывал ребятам о том, почему им надо хорошо учиться. Сегодня всё будет иначе. Сегодня на первом уроке в классы войдут те, кто с оружием в руках отстоял право граждан Приднестровья на свободную жизнь на своей земле. Это будет не просто классный час, это будет урок мужества.

— Серый, ты чего? — удивленно спросил оказавшийся рядом Тошка Климанов.

А Серёжка просто вспомнил. Вспомнил то, как покорно лез на матчу по окрику Меро. Как прыгал в воду, развлекая толпу гогочущих «господ». Эх, Тошка… Ты думаешь, перед тобой стоит твой друг, звеньевой Серёжка Яшкин? Был когда-то… А сейчас он всего лишь трусливый раб. Которому, разумеется, не место на уроке мужества.

— Тоха, иди, я сейчас приду… Мне надо, — растеряно бормотал Серёжка, как-то робко, боком, отступая от двери класса вглубь коридора. Друг проводил его недоуменным взглядом. А Серёжка уже отступил до лестничной площадки и бегом кинулся вниз по лестнице. Подальше от школы. Быстрее. Убежать, закрыться, спрятаться, чтобы никто не увидел, как ему стыдно… Ой!

Мальчишка и не заметил, что на его пути возникло неожиданное препятствие и, выскочив в холл первого этажа, к гардеробу, с разгону врезался в идущего навстречу человека. Как налетел, так и отлетел, хорошо, на ногах удержался, не грохнулся на спину. Поднял голову. Ой, мама…

Перед парнишкой стоял высокий старик в синей форме военного моряка. На груди в два ряда ордена и медали. И отдельно от этих рядов — маленькая медалька: золотая звёздочка и колодка с красной ленточкой. Серёжка знал, что такую медаль, которая называлась Медаль Золотая Звезда, вручают только Героям Советского Союза. И мальчишка никогда не видел живого Героя вот так вот: рядом, в двух шагах.