Михаил Валерин - Если судьба выбирает нас… Страница 24

— Ы-ы-ы! — Качнувшись, эта туша шагнула на меня и…

И получив сапогом в промежность, согнувшись, завалилась набок, издавая вой подстреленного бизона…

— Кому было сказано — прекратить? А? — Я злобно оглядел и драчунов, и собравшихся зрителей. — Вы что, сволочи, совсем нюх потеряли? Чего не поделили? Я вас… В Бога… В душу… Научу Родину любить!!!

— Что здесь происходит? — раздался из толпы возмущенный голос, и на пятачок передо мной вышел младший офицер одиннадцатой роты прапорщик Софьин — аккуратно прилизанный юноша с широко распахнутыми карими глазами. Увидев меня, он остановился и как-то испуганно повторил свой вопрос: — Что? Что происходит?

— Это у вас, господин прапорщик, надо спросить! Что происх-о-о-одит? Ваши подчиненные тут драку затеяли, а вы шляетесь неизвестно где! — взвился я.

В общем, «Остапа понесло…»

3

— Господин прапорщик, я ценю ваше рвение в поддержании дисциплины, но не одобряю ваших методов! — Командир полка Николай Генрихович Беренс резко развернулся на месте, сверкнув стеклами очков. Заложив руки за спину, он строго посмотрел на меня и добавил: — Кроме того, хочу вам напомнить, что оспаривать суть исполнения другими офицерами служебных обязанностей в присутствии нижних чинов — недопустимо! Уясните это на будущее!

— Так точно, господин полковник!

Также в комнате присутствовали: начальник штаба подполковник Левицкий и адъютант полка поручик Шевяков — в качестве стенографистки.

— Объясните мне, барон: зачем вы ввязались в драку? Надо было дождаться прибытия жандармской команды. — Полковник вновь начал ходить по комнате из угла в угол.

— Опасался, что дойдет до смертоубийства, господин полковник!

— Хм? В такой обстановке вам следовало выстрелить в воздух. Обычно это помогает.

— Не думаю, чтобы это их образумило, господин полковник. Гренадеры были слишком пьяны, а казаки могли неадекватно среагировать.

— Ход ваших мыслей мне понятен, господин прапорщик. Обождите пока в коридоре.

— Слушаюсь!

— И пригласите сюда поручика Щеголева и прапорщика Софьина — они ожидают за дверью!

Выйдя из комнаты, я хмуро посмотрел на офицеров одиннадцатой роты и буркнул:

— Ваша очередь, господа!

Честно говоря, я ожидал худшего.

Слава богу — обошлось! А вот Щеголеву и Софьину досталось по полной программе — Беренс под конец десятиминутной обструкции орал на них так, что звенели немногие уцелевшие в здании стекла.

За этим последовало продолжение банкета. В штабе появились командир 2-го Уральского казачьего полка полковник Поленов со товарищи.

Арестованных драчунов отлили водой, дабы привести в чувство, и прямо во дворе гостиницы учинили быстрое разбирательство.

Начали с казаков, как с более трезвых.

— Ну, шалопаи, чего с гренадерами не поделили? А? — грозно хмуря густые брови, вопрошал Поленов.

— Пьяные были, господин полковник, — глядя в пол, буркнул приказный[56] с забинтованной головой.

— Эх ты! Сказано же: «Допьяна — не пей…» Чего умолк? Дальше говори!

— В орлянку играли — кому последняя фляга достанется… Да пятак на ребро встал — меж досок… Ну и…

— Вот те раз! Ну ладно — солдаты, им и барабан — потеха![57] Но вы-то как?

— Виноватые, господин полковник! — хором загундосили казачки.

— Вы у меня взысканием не обойдетесь! Всем — строгие выговора! И по пяти нарядов[58] каждому, дабы впредь головой думали!

Во, блин! «Крутой Уокер. Правосудие по-казацки…»

С нашими орлами все было проще. Троим — по трое суток в карцере, с удержанием денежного довольствия. А рядовому Антошину — тому самому бугаю, который попер на меня с кулаками, — досталось аж семь суток «темного» карцера с выговором и удержанием денежного довольствия, по совокупности. Считай, повезло. Могли в следующем бою и на бруствер выставить.

После того как справедливость восторжествовала, меня похвалили, а Софьина — пожурили, но без взысканий.

Казаки отбыли, забрав своих «оглоедов», а адъютант казачьего полка подъесаул Брыкин звал заходить в гости, ибо у них есть «что разыграть в орлянку».

— Вы, барон, просто кладезь неожиданных талантов! — Казимирский сидел на стуле задом наперед, положив скрещенные руки на резную спинку. — Просто диву даюсь!

— О большинстве этих талантов, господин поручик, я узнаю так же неожиданно, как и окружающие! Видимо, на меня так влияет суровая военная обстановка.

— Знаете что, барон, я, пожалуй, даже рад, что ко мне в роту попал молодой офицер со столь уникальными способностями. — Ротный помахал в воздухе рукой с дымящейся папиросой. — И польза от вас немалая, и скучно с вами не бывает!

— Весьма польщен… — Я стоял посреди комнаты, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок.

Только что я доложил Казимирскому подробности моего вмешательства в драку и последующие события в штабе полка. Поручик выслушал меня с огромным интересом, время от времени комментируя мои реплики и то и дело иронично вскидывая левую бровь…

— К черту, барон! Плюнуть и забыть! По крайней мере, ваши действия верны по сути! А то, что это не совсем «comme il faut»,[59] я как-нибудь переживу. Честно говоря, ожидая вашего прибытия в полк, я опасался, что мне назначат младшего офицера наподобие этой амебы Софьина или тем паче кого-нибудь вроде нашего Жоржа.

— Теперь я чувствую себя переоцененным. — Я был очень удивлен поведением этого гуляки и авантюриста, отчего-то решившегося на откровенный разговор.

— Ну что вы! Я уверен, что воспитательная беседа с командиром полка не даст вам впасть в грех гордыни! — Казимирский щелчком выбросил окурок в окно, встал, одернул китель. — И поэтому приглашаю вас в офицерское собрание. На Ратушной площади привели в порядок тамошний кабак, так что намечается интересный вечер!

— Не думаю, что это хорошая идея, господин поручик. — Я замялся. — Придется встретиться там со Щеголевым и Софьиным…

— Вздор! — Ротный пренебрежительно махнул рукой. — Во-первых, любые претензии к вам будут просто смешны. Во-вторых, им назначили три дня дисциплинарных занятий с личным составом без права оставления роты. Так что жду вас нынче вечером сразу после смены караулов.

— Слушаюсь!

— Ну вот и замечательно!

4

Проверив караулы, я привел себя в порядок и, оставив роту на Лиходеева, отправился в собрание.

Искомый кабак находился в полуподвале, а посему несильно пострадал от боевых действий. Кроме того, погреба заведения каким-то образом избежали погрома и разграбления.

Когда я зашел, застолье было в разгаре — только что подали жаркое в исполнении нашего полкового «шефа». Казимирский сидел за одним столом со штабс-капитаном Ильиным и Генрихом Литусом. Увидев меня, он замахал рукой:

— Проходите-проходите, барон! Мы вас заждались!

— Прошу прощения! — Бросив свою фуражку приказчику офицерского собрания, я направился к ним.

— Вы пьете, барон? — поинтересовался Ильин, едва я только уселся за стол.

Пью ли я? Самому интересно! Вот если бы меня спросили об этом в мою прошлую жизнь… Не то чтобы я был любителем выпить — свою норму я знал, и норма эта, надо сказать, была немалой. Если, конечно, не смешивать. Ну а если смешивать, то в зависимости от обстоятельств.

А что говорить теперь? Откуда я знаю, какое количество спиртного я могу употребить, оставаясь при этом в здравом уме и доброй памяти?

До моего заселения в это тело Александр фон Аш пробовал крепкие напитки трижды: в юности — исследуя содержимое буфета, — и дважды во время обучения в военном училище: на дне рождении сокурсника и на выпускном. Вроде бы без печальных последствий, но стоит проявить осторожность. Авось сойдет за скромность!

— Немного вина, пожалуй!

В целом вечер протекал весьма приятно. Отужинав, офицеры разбились на группы по интересам. Болтали о женщинах, о лошадях, о политике и конечно же о войне.

Несколько человек высказались по поводу утреннего инцидента — в целом отношение было благожелательное. И слава богу!

Старшие офицеры во главе с командиром полка сидели в дальнем углу, почти не обращая внимания на остальных, и что-то спокойно обсуждали.

Наконец поручик Шевяков объявил тост «за победу!». Выпили стоя, отметив событие троекратным «Ура!».

— Интересно, что же будет дальше? — шепнул я Генриху. — В первый раз вижу наших офицеров в столь неофициальной обстановке.

— Не будем загадывать! — ответил он, весело сверкнув глазами. — Но, кажется, веселье только начинается!

Судя по всему, моему другу было уже «хорошо», так как в обычной обстановке столь легкомысленный ответ скромному и задумчивому Литусу был нехарактерен.