Олег Северюхин - Чекистские фантазии. В это поверить нельзя, но и не поверить невозможно Страница 24

Обе стороны раскрыли рот от изумления и не знали, что делать.

Вскочивший на ноги полковник с криком, – Метелкин, твою мать! – пал от серебряной пули эсесовского «Вальтера».

Командир противостоящей роты, капитан с Железным крестом первой степени, вскочил с криком, – Fur Heimat! Fur Hitler! (За родину! За Гитлера!), – и был сражен пулей из посеребренного нагана.

Солдаты противоборствующих сторон не имели команды, а оставшиеся офицеры не знали, что делать.

Полковник из ведомства Берии зашипел на снайперов-сержантов Улусова и Копейкина:

– Стреляйте прямо в голову, мать вашу, чего застыли как вкопанные.

– Нельзя, однако, стрелять в них, – задумчиво сказал Улусов, оторвавшись от прицела, – они дети Одина и сюда пришли, чтобы уменьшить зло войны.

– Какого Одина? – оторопел полковник. – Что за херню ты несешь, косоглазый? Ты у себя белку в глаз стрелял, вот и стреляй фашистов в глаз, а не то пойдешь прямиком отсюда в трибунал.

– Они не фашисты, они дети Одина, – упрямо повторял Улусов. – Посмотри, они оба сделаны из ясеня и их выстругивал один бог, а другой вдувал в них жизнь. Вот они, стоят спина к спине и останавливают войну.

– Ты что болтаешь? – зарычал полковник. – Копейкин, стреляй в гадов, только нашего не задень.

– Да как я его не задену, – сказал младший сержант Копейкин, – пуля из винтовки броню пробивает, а человека насквозь прошьет. Если я в немца попаду, то и нашему не уберечься.

– Сволочи, – ругался полковник, – где этот особист, когда нужно, не найдешь, а как опасности нет, так глаза мозолит.

– Он сзади нас, в метрах двухстах кусты, он оттуда нас прикрывает, – сказал Улусов. – Нельзя их брать, они сами уйдут, как только люди прекратят стрелять. Видишь, он стреляет только по тем, кто стрелять приказывает, а солдат без приказа стрелять не будет.

– А-а-а, суки, – закричал полковник, – по фашисту, залпом, огонь!

Как бы услышав его, солдаты с той и с другой стороны открыли бешеный огонь по стоявшим посредине офицерам в разных униформах.

Одна из серебряных пуль досталась и полковнику, и он упал в маленький окопчик, так и не поняв, чего же им все-таки нужно было.

Сзади к снайперам подполз московский оружейник Бовин.

– Ты куда? – схватил его рукой Копейкин.

– У нашего патроны заканчиваются, – сказал специалист и пополз в сторону Метелкина.

– У тебя как с патронами? – спросил по-немецки фон Безен у Метелкина.

– Уже заканчиваются, – ответил тот по-русски.

– Не волнуйся, – ответил фон Безен, – у меня есть еще один «Вальтер», возьмешь его. Не знаешь, что это за мужик ползет к нам?

Метелкин повернул в сторону своих и сказал:

– Это нужный человек, специалист по оружию, несет мне патроны. А ты не знаешь, почему я понимаю тебя?

– Сам удивляюсь, – сказал фон Безен, – но мне кажется, что русский язык я впитал с молоком моей матери. Мне сегодня даже снилось, что она пела мне колыбельную по-русски.

– Надо же, – удивился Метелкин, – а мне сегодня снилось, что мама моя пела мне колыбельную по-немецки и я понимал её.

– А как твоя фамилия? – спросил фон Безен.

– Фамилия простая – Метёлкин, – ответил лейтенант.

– Метёлкин? – переспросил фон Безен. – Так мы получается с тобой однофамильцы. Besen это метла, веник, помело. И Метёлкин это тоже Besen.

– Исай Иванович, я патроны принес, – сказал Бовин. – Вы там держитесь, а я пополз назад.

Но далеко уползти Бовину не удалось. Одна из шальных пуль, прилетевшая неизвестно с какой стороны, убила его на полпути к советским окопам.

Внезапно всеобщее внимание привлек монах Савандорж, который появился как бы ниоткуда. Он нес руках медный котелок и стукал по нему металлической палочкой, отчего котелок издавал неприятный дребезжащий звук.

Откуда-то поднялся ветер, который понес вдоль воюющих сторон мусор и клочки сена, а на небе появились черные тучи и ударила молния. Затем молнии стали ударять в пустые дома деревушки, поджигая их как свечки, а ветер раздувал пожарища, освещая всех багровыми всполохами в наступившей темноте.

Ветер стих так же внезапно, как и начался. Тучи разошлись и на небе появилось яркое солнце, которое весело светило, вызывая жаворонков покувыркаться в вышине и огласить округу задорными трелями.

Солдаты лежали в своих окопчиках и не было никакой стрельбы. На какое-то время наступил мир. Санитары подбирали убитых, подъехали полевые кухни и стали раздавать обед.

– Эй, немчура, – кричали советские солдаты, – идите к нам, у нас есть гороховый суп. От такого в землянке здоровый дух, – и весело гоготали.

– Данке, камрады, – кричали немцы, – нам больше нравится суп из бычьих хвостов. От него люди становятся здоровее и злее на работу.

Но один человек не радовался это тишине. Это был капитан из особого отдела.

– Куда подевались эти чудики? – думал капитан. – И куда делся монах с медным котелком?

Глава 16

Исчезновение Метелкина и фон Безена с поля всполошило обе стороны. И не с кого было спросить – оба полковника из НКВД и СМЕРШ погибли. Вечная память героям. Но остался жив капитан из Особого отдела, которого и доставили перед светлые очи генерального комиссара госбезопасности Лаврентия Берии и начальника главного управления СМЕРШ генерал-полковника Абакумова.

– И как ты это допустил? – кричал Берия на капитана и топал мягкими кавказскими сапогами. – Да я тебя в лагерную пыль сотру.

– Я не виноват, – плакал капитан, прекрасно понимая, что его бывшие сослуживцы будут выламывать ему руки и бить чем попало по голове, чтобы выбить признание в том, в чем сознался бы даже Господь Бог, если бы попал в руки палачей из НКВД. – Мне полковник приказал спрятаться в кустах и прикрывать их. А тут откуда ни возьмись монгол в халате появился и начал в котелок медный палкой железной стучать. И так стучал, что на небе все потемнело, а в голове мысли стали путаться. А потом все исчезли. Да я бы всех их арестовал, да только они неизвестно куда пропали.

– Что, нравится арестовывать? – спросил Берия. – Арестовальщиков много, а защитников родины мало. Пойдешь взводом командовать в пехоте, а там посмотрим, – и он махнул рукой.

Капитан выскочил из кабинета, считая, что еще легко отделался. А от пехоты он ускользнет по причине слабости желудка перед боями.

– Что скажешь, Виктор Семенович? – спросил Берия, прохаживаясь широкими и нервными шагами по своему кабинету. – Чего Хозяину говорить будем? С тебя первый спрос будет.

– Да нет, Лаврентий Павлович, с тебя первый спрос будет, – рассмеялся Абакумов, – ты же у нас генеральный комиссар по безопасности. Так что давай, расскажи, что твои ребята нарыли на родине погибших в том бою героев.

– Ты и это знаешь? – хитро прищурился Берия.

– Земля слухами полнится, – сказал Абакумов, – Поскребышев (секретарь Сталина) звонил мне, говорил, чтобы к двенадцати был в приемной.

– Мне тоже звонил, – сказал Берия, – сейчас чайку попьем и пойдем. А ты хитрый, Виктор Семенович, армян в твоей родне не было?

– Армян в родне не было, – улыбнулся Абакумов, – это как сейчас говорят? Самый хитрый из армян Микоян и Баграмян.

И оба руководителя самых сильных спецслужб рассмеялись. Пока они были на коне и могли смеяться над всеми, но каждый знал, что наступит момент, когда они сцепятся в смертельной схватке.

В приемной они почти не ждали. Поскребышев сразу пригласил их в кабинет Сталина.

Хозяин стоял в хорошем настроении и после сытного завтрака, состоявшегося только что за пятнадцать минут до полудня, закуривал трубку. Как хорошо перекурить перед началом рабочего дня и на сытый желудок.

– Ну, докладывайте, что у вас там такое произошло, – сказал Сталин, – тут даже Щербаков обеспокоился в отношении происходящей чертовщины, которая мешает ему проводить партийно-политическую работу в частях действующей армии. Давай, Лаврентий, как самый опытный и докладывай.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Метод медицинского ручного обследования больного, основана на осязательном ощущении, возникающем при движении и давлении пальцев или ладони ощупывающей руки для определения свойств тканей и органов: их положения, величины, формы, консистенции, подвижности, топографического соотношения, а также болезненности исследуемого органа