Тимур Максютов - Князь из десантуры Страница 25

Значит, правильно он поступил, когда подсыпал переданное шаманом Сихером зелье в бурдюк с архи.

И своими руками разлил отраву в чаши всем багатурам. Теперь они уже не проснутся. Никогда.

И, значит, надо не сомневаться, а убрать последнее препятствие на пути, не доверяя важное дело разбойникам Плоскини и Калояна.

Самое главное он должен сделать сам. Тогда никто не станет вместо него беком Чатыйского куреня. И никто вместо него не ляжет рядом с Юлдуз на мокрую от любви кошму.

Решился. Достал нож и сделал шаг к беспомощно распростёртому у костра Тугорбеку.

Дмитрий с удивлением наклонился и разглядел в неверном свете костра бездвижно лежащего Азамата. Дыхание – еле слышное, на губах пузырится серая пена. Похлопал по щекам. Приподнял веки: мутные зрачки побратима блуждали, дёргались бессмысленно. Подошёл ко второму половцу, к третьему – та же картина. Некоторые уже и не дышали. Ярилов понял: отравили.

Присмотрелся: у костра кто-то возился над беком. Крикнул:

– Эй! Как там Тугорбек, жив?

Племянник бека обернулся, испуганно зыркнул из-под глубоко надвинутого малахая. В занесённой руке блеснул нож.

– Стой!

Дмитрий бежал, подняв над головой кылыч. И понимал, что – не успеет. Племянник ударил Тугорбека в шею, отскочил от брызнувшего кровяного фонтана. Крикнул:

– Не подходи! Тебя оставят в живых, так велел Котян. А остальные – обречены.

Ярилов остановился, бессильно опустил саблю. Спросил:

– Обречены на что?

– На смерть. Сейчас здесь будут воины Калояна и Плоскини. И всех…

Речь предателя прервал дротик, пробивший грудь. Хорь озабоченно сказал:

– Нет времени слушать шакалов, Ярило. Надо спасаться.

Запыхавшийся Анри опустил меч. Заметил:

– Хороший бросок, брат Хорь. Но не разумнее, прежде чем казнить, было бы допросить его?

– И так всё ясно, – бродник мрачно покачал головой, – этот змеёныш отравил бойцов, и скоро сюда заявятся разбойники, брать нас голыми руками.

Бесчувственного Азамата подняли на коня, привязали. Дмитрий подошёл к плачущей над телом Тугорбека Юлдуз. Тихо сказал:

– Бек умер. Нам пора.

Девушка поцеловала залитое кровью лицо. Подхватила отцовскую саблю, вскочила в седло. Ярилов похлопал Кояша по шее. Золотой жеребец испуганно всхрапнул: у его ног вонзилась в землю, задрожала оперением стрела. Загремели копыта, в сером предрассветье показались тёмные силуэты – к стоянке приближались отряды Калояна и Плоскини.

Дмитрий врезал каблуками берцев под бока и лёг на шею рванувшего галопом коня.

Нападавшие визжали, орали что-то бессмысленное, чтобы заглушить собственный страх. Влетели в лагерь, с огромным облегчением увидели – враги бездвижны. Спешились, рванулись добивать беспомощных, грабить – сдирать кольчуги, шарить по пазухам и кибиткам, ловить напуганных коней…

Сихер быстро осмотрел тела чатыйских бойцов – и не нашёл тех, ради кого они здесь. Толкнул Плоскиню, указал на пятерых всадников, вброд уходивших через речку Волчанку. Ватаман бросился расшвыривать пинками обезумевших от запаха лёгкой добычи разбойников, крича:

– На коней, сукины дети! Догнать беглецов, рыжего русича и девку! За живого Хоря – мошна серебра! А хабар от вас никуда не денется.

Рядом Калоян лупил половцев ножнами, не разбирая – где спина, где голова. Наконец, загнали свои ватаги в сёдла, отправили в погоню.

Плоскиня присел у костра, взял в руки персидский шлем с золотой насечкой. Довольно покрутил головой:

– Знатная вещь! Богатая.

Калоян подлетел, вцепился:

– Отдай! Это шлем куренного бека, мне принадлежит по праву.

Бродник вскочил, выхватил саблю:

– Тут ничего твоего нет, собака кыпчакская! Кто первый нашёл – того и добыча!

Сихер встрял между готовыми схватиться вожаками, закричал:

– Разум потеряли! Дело не сделано, пока не пойманы названные ханом Котяном. Надо скакать за ними.

– Тебе надо, ты и скачи, – пробурчал Плоскиня, – а я тут посторожу. Чтобы эта харя мою долю не присвоила. Калоян слова не держит и чести не знает, всем это в степи известно.

– Кто бы говорил, – прохрипел кыпчак, плюясь, – душегуб, вор!

Шаман вскочил в седло и понёсся за погоней, расплёскивающей холодную воду Волчанки.

Летят кони, распластавшись над ровным столом степи, роняя пену – словно стремительные катера над водной гладью. Всадники, стараясь освободить скакунов, не сидят в сёдлах – приподнялись на стременах, согнули спины, прижались лицами к бьющимся на ветру гривам. Выноси, родимые!

Преследователи разбились на отряды, охватывая с боков, не давая уйти в сторону. Визжат азартно – вот она, добыча, видна!

Первые вёрсты пролетели, как проглоченные. А потом погоня начала отставать – хороши кони у беглецов. Значит, охота будет долгой. Никуда не денутся: догоним. День только начался, солнце светит, разбойники широкой дугой раскинулись – спрятаться от них негде.

Хорь приблизился к русичу. Напряг голос, перекрикивая ветер:

– Только до реки бы добраться. Там камыши, уйдём.

Дмитрий, измученный непривычной скачкой, с трудом улыбнулся, кивнул. Проорал:

– Там тебе доброе слово от Плоскини передавали. Чем насолил-то?

Бродник махнул рукой: потом.

Оглянулся – фигур преследователей не видно, только пыль лёгким облаком поднимается. Облегчённо вздохнул.

Спустились к реке, спешились. Кони тяжело дышали, раздувая бока, роняя серую пену. Хорь сказал:

– Влево, по тропке. И не шуметь. Найдём брод, переберёмся на ту сторону.

– Откуда знаешь, брат? – удивился Анри.

– Помотаешься с моё по дикому полю, все тайные стёжки и переправы выучишь наизусть. Как там Азамат?

– Дышит.

Кыпчак даже от бешеной скачки не пришёл в себя. Друзья подтянули верёвки, закреплявшие бездвижное тело на лошади. Пошли, где посуху, где по колено в ледяной воде, скрытые высокой стеной высохших стеблей.

Преследователи вылетели на берег, завертелись волчками, оглядываясь. Сихер пытался вслушаться, но поднявшийся ветер приносил невнятные звуки: то ли чавкают копыта коней беглецов, то ли речная волна бьётся о глинистый обрыв…

Крича на разболтанное войско, с трудом поделил на отряды: одних отправил вверх по течению, других – вниз. Сам с двумя десятками разбойников спешился. Оставив лошадей коноводу, пошли прямо в камышовые заросли – искать следы. Двигались медленно, осторожно раздвигая шуршащие стебли клинками. Сглатывали дерущую горло слюну – казалось, вот сейчас серо-желтая стена раздвинется – и прямо в грудь вонзится копьё поджидающего в засаде врага.

В напряжённой тишине ударило по ушам, затрещало – будто ограда рухнула: испуганная косуля подскочила, понеслась сквозь камыши зигзагами под свист и улюлюканье. Шедший рядом с шаманом бродник с облегчением выдохнул:

– Вот ведь страх, чуть не обделался.

Так дошли сквозь заросли до самого берега. Сихер в бессилии ударил саблей по воде. Заругался так страшно, что кыпчаки шарахнулись в сторону, боясь попасть под шаманские проклятия.

Шагах в пятистах слева в небе сверкнула белой лентой сигнальная стрела, раздался свист. Кто-то крикнул:

– Это наши! Поймали, видать.

Побежали к коням, ломая сухие стебли.

– Ходу, ходу!

Хорь бранился самыми чёрными словами, таща на поводу упирающегося коня, испуганно косящегося на обжигающие холодом буруны. Клял себя:

– Как же так, второго не заметил!

Разбойники услышали, как шёл сквозь заросли маленький отряд. Ждали, притаившись. Первого бродник разглядел, успел свалить, метнув дротик. А второй пустил в зенит стрелу со свистулькой и белой полотняной лентой, прежде чем Анри достал его мечом. И теперь прибрежный камыш наполнился азартными криками преследователей.

Беглецы уже поднимались по скользкому глинистому берегу, когда догоняющие только вошли в воду. Засвистели стрелы, пущенные наудачу – с такого расстояния попасть было мудрено.

Вновь – бешеная скачка. Дмитрий оглянулся на Юлдуз и поразился бледности любимой. Девушка прикусила губу, трудно улыбнулась русичу, словно сквозь боль.

Нахлёстывая бока коней, рванулись в распадок, заворачивающий к северу. Ярилову приходилось придерживать Кояша – дочка бека отставала. Когда Дмитрий в очередной раз обернулся – ахнул.

Кобыла стояла с пустым седлом. Хозяйка лежала рядом, полускрытая сухой травой.

Развернул золотого жеребца, подскакал, вылетел из седла. Опустился на колени. Шальная стрела угодила Юлдуз под лопатку, пробив лёгкое. Дмитрий потрогал грубый черенок, беспомощно оглянулся. Девушка открыла глаза, попыталась что-то сказать – и закашлялась, залив кровью подбородок.

Преследователи перекрикивались совсем рядом, в распадке. Русич прошептал: