Алекс и Ангелина Змаевы - Туман над тропами Страница 25

«Все хорошо, ребята, теперь все хорошо».

  Этот срыв дал мне понять, что несмотря на приятельские отношения с

большинством соплеменников и самодостаточность роли, держусь я в этом

мире только благодаря Сучку. Мне оказалось крайне важным, чтобы

кто-то знал и принимал меня такой, как есть, без ролей и масок.

  Под утро я смогла, наконец, выслушать рассказ о житье-бытье

Золотца. Оказалось, он ушел в сторону старого поселка, где

изборожденный цунами берег уже покрылся порослью молодых деревьев,

травой и наземными лианами. Смастерив маленькую хижину, Золотце

разыскивал предметы, оставшиеся от «прошлой жизни», вроде

даже что-то нашел. Что именно, Сучок не знал, поскольку с Золотцем

решил не встречаться. Я же подумала, что никому из нас отчего-то не

пришло в голову заняться подобными поисками. Скорее всего, мы

избегали мыслей о старом поселке и путешествий в те места, чтобы не

ворошить пепел потерь родных и близких. И я, хоть и связана с

Крадущейся лишь памятью, поддалась общему настроению. А Золотце

вспомнил, вернулся и поселился там.

  В нашем поселке он появился только к концу прошлого круга. Что-то

обменивал, о чем-то договаривался, и выглядел куда спокойнее и более

взрослым, чем перед уходом. Семь лун жизни отшельником явно пошли ему

на пользу. А потом я опять ничего о нем не знала весь сезон дождей. И

вот теперь Золотце снова сидит в поселке у общего костра. Что ж, тем

лучше, из племени он не изгнан, и моя новость его тоже касается.

   — Ну вот, все здесь, подсаживайтесь поближе. Эй, Дикий! Слезь

ненадолго с крыши.

   — Чего такое случилось, Крадущаяся?

   — Не случилось, но собирается. Я хочу сказать: Старший, Сучок,

Дикий, Копуша, Сладкая, Гремучка — вам пора получать второе имя. Да и

Золотцу через шесть лун будет четырнадцать кругов.

  Сладкая подскочила на своей циновке, опрокинув чашку, толкнув

ребят рядом:

   — Обряд совершеннолетия! Ты сможешь его провести?

   — Да. Я говорила с Туманной. Но она хочет, чтобы вы все показали,

на что способны. Остальные тоже — через круг-два придет срок и для

них.

  Лицо ее засветилось:

   — Что мы должны сделать?

   — Гремучка хочет добраться до берега и найти отца для своего

ребенка, а потом вернуться к Дикому, уже как иноплеменница. Вы должны

помочь ей. Для этого потребуется сделать такую хитрую штуку, на

которой можно туда доплыть…

  7 луна 10903 круга от н.м. Дикий.

  Золотце опять где-то отстал. Хотя его можно понять — восемь дней

прочесывания леса и разглядывания деревьев надоели уже всем. И если

Сучок за время поисков сделался каким-то злым и взвинченным, а

Старший — еще более вялым и апатичным, то Золотце уже даже не делает

вида, что ищет.

  Вначале все показалось простым… Крадущаяся сказала, что ей

требуются две прямых лесины. Одну назвала «мачта», а вторую

— «гик». И выдала веревки, на которых узлами отмечены

обхват и длина требуемых стволов. Палку поменьше, которая «гик»,

нашли на третий день. В узкой и глубокой расщелине скалы деревце

тянулось вверх, к свету и идеально подошло под размеры на веревке. А

вот «мачты» не нашлось ни там, ни поблизости… Раньше мне

никогда не доводилось задумываться, как редко в лесу встречается хоть

что-то прямое. А особенно — большого размера. Накануне Сучок

предложил подняться ближе к вершине, в зону скал и разнотравья. И

сейчас я пролезал сквозь заросли на порядочно заросшем склоне, когда

он тронул меня за плечо:

   — Смотри вон там…

  Я обернулся. Внизу, на краю провала, дерево уцепилось за маленький

клочок земли в окружении сплошных каменных осыпей. Одинокое и прямое,

в сумраке скальной тени. Что ж, поглядим. Мы начали осторожно

спускаться.

  У земли ствол изгибался, выбираясь из расщелины, а выше тянулся

ровно и прямо. Наконец-то.

   — Подойдет оно нам?

   — Давайте сначала повалим, а потом разберемся, — это Старший.

  Мне вдруг стало жаль губить столь упрямое существо. Для Крадущейся

— еще пусть, но не просто так. Слишком старательно оно цеплялось за

маленькие кусочки почвы, которые каждый день грозили унести с собой

осыпи.

  Взяв мерную веревку в зубы, я полез наверх. Ветер крутился

волчком, взвывая со стороны скал. Страшновато и неуютно.

   — Если верить веревке, это она и есть, — я сполз вниз, привязав

трос в верхней части ствола.

   — Кто «она»? — это Золотце, появился в самый удачный

момент, чтоб не отправили по деревьям лазить.

   — «Мачта», умница ты наш. Мы ее нашли.

  Найти это упрямое бревно — полдела. Сперва мы долго вытаскивали

его из скального провала, стараясь сами не загреметь вниз, а потом

волокли до берега еще пять дней, прежде чем смогли положить к ногам

шаманки. Крадущаяся смерила длину «мачты» шагами, кивнула,

подтверждая правильность выбора, и попросила очистить дерево от коры

и повесить сушиться над обрывом, привязав лесину за тонкий конец.

Вешали уже без меня, пол-луны блужданий по лесу сложились только в

одну мечту: о легонько покачивающемся гамаке. Кажется, Гремучка на

меня надулась, но я ничем не мог помочь… потому что спал.

  Проснулся уже даже не утром — ясным днем. Обнаружил у очага

готовую еду и совершенно пустой поселок. Куда все делись-то? После

сытной еды выбираюсь за ограду поселка. А-а, вот они где! На

небольшой полянке девушки и младшие ребята ваяют какую-то штуку из

пучков стеблей тростника: укладывают их слой за слоем, выгибают,

мажут какой-то густой желтой вонючей жидкостью из большого котелка.

Гремучка моя здесь же.

   — Что делаете, девочки?

   — «По-пла-вок»… что такое — не знаю, не спрашивай.

Крадущаяся объяснила, что и как делать, но не сказала, для чего. Вон

рисунок еще нарисовала.

  Смотрю на рисунок, что-то вроде каноэ с двумя задранными кверху

носами. Да без места для седока. Цельное такое. Ага, вот зачем

тростник загибать… чтобы концы вязанок вверх смотрели, ясно.

   — А что вы палочками тростник придерживаете? Неудобно и долго…

   — Как шаманка показала, так и делаем. Но долго, да. До вечера бы

управиться.

   — Нет, девочки, это проще по-мужски делать…

  Я ухватил руками стебли тростника, выгнул их вдоль уже уложенных,

перехватив веревкой.

   — Давай, Гремучка, мажь! Мы сейчас живо управимся.

  Управились и правда быстро, но руки оказались у меня по локоть в

этой желтой жиже. Пахнет хоть и сногсшибательно, однако приятно — листьями. По привычке вытер руки о волосы на животе пониже пупка. На

охоте, когда при разделке добычи измажусь, тоже всегда так делаю.

Вроде: «Имел я всех зверей вокруг!» Потом вымоюсь, конечно.

Ну вот, и эта штука липкая как кровь, я ее так же и вытер. Тут и

сообразил, что не то делаю. Ладно, попрошу у Гремучки золы с мыльным

корнем, да отмою. Только кажется, я не выспался еще после похода за

«мачтой», клонит ко сну. Вздремну чуток, отмоюсь потом…

  Я почувствовал, как по губам и подбородку стекает горькая, горячая

жидкость. Кажется, в меня вливают какой-то напиток. Причем меня

спросить забыли. Кто? какого змея?!

  Глаза не хотят открываться. Ну уж нет! Сколько можно спать? С

усилием разлепляю веки…

   — О! Очнулся, — голос Гремучки, встревоженный почему-то. А где она

сама?

   — Очнулся, дурак!.. но дурак живучий.

  А это Крадущаяся. Почему она ругается?..

   — … Я же ничего не делал.

   — Разговаривает!

   — Угу, не делал. А кто ядовитый состав руками хватал? Да еще и

вывозился в нем весь…

   — Ядовитый? Так вот почему я сплю.

   — Спит он, как же… Попробуй встань, раз уж «проснулся».

   — И встану, чего тут пробовать.

  Однако все оказалось не так просто. Руки, которыми я хотел

ухватиться за край гамака, покрывала крепкая твердая корка. Крепкая?

Для меня?! Я изо всей силы сжал кулаки… и чуть не взвыл от боли.

Корка лопнула и слетела с кожи скорлупками, содрав вместе с собой и

все волосы, которые покрывали руки. Даже слезы на глазах выступили,

но я сдержался.

   — Божежмой, какой сказочный идио-от! Подарочек, беги за мазью. А

ты не шевелись и смотри, где у тебя корка крепко сидит, прежде чем

дергаться.

   — Где-где… где руки вытер, — и показываю пониже пупка и между

ног.

   — Н-да, влип ты, и к гамаку еще задницей приклеился.

  Пробую пошевелиться. Похоже, Крадущаяся права, шевелюсь вместе с

гамаком.

   — И что делать?

   — Что делать?.. Ацетона здесь нет, придется резать.

   — Э-э… Я не знаю, кто такой Ацетон, но резать меня не надо!