Андрей Бондаренко - Северная война Страница 25

– Полки и артиллерия выступают уже через неделю, – сообщил безо всякого на то желания Егор. – Встанут временным лагерем в Псковской крепости. Мы же тронемся позже, в середине февраля, как только немного ослабнут русские морозы…

После этого разговора, полного – со стороны герцога – цветастых комплиментов и грубой лести, пришлось пригласить фон Круи в гости.

Герцог прибыл в московский дом Меньшиковых во всеоружии: разодетый – в пух и прах, напомаженный и напудренный, пахнущий изысканными европейскими духами, с подарками-безделушками для детей и разлапистой геранью в горшке – для Саньки. Егору же фон Круи – еще при их первой встрече – презентовал большую жестяную коробку с английским корабельным табаком.

– Смешной-то какой! – весело прошептала Егору на ухо жена. – Разряженный и напудренный – словно молоденькая и озабоченная дама, разговорчивый… Он что, молчать не умеет совсем? Саш, надо же ему тоже подарить что-нибудь в ответ, а?

– Шкуру медвежью! – легкомысленно предложил Егор. – Не пойдет? Тогда лосиные рога, разлапистые…

– Ну тебя, шутника! – крепко надулась Санька. – Надо же солидное что-нибудь, чтобы было не стыдно перед людьми… Давай подарим ему связку собольих шкурок? Хороший подарок! А, Саша?

– Дари, милая, если тебе не жалко! – легкомысленно улыбнулся Егор. – Связка отборных соболей – в обмен на герань и банку дешевого табака? Нормальный, в общем, обмен! Чисто по-русски так…

Отведав вдоволь крепких русских настоек и наливок, герцог превзошел самого себя: такого понарассказывал о своих героических подвигах и свершениях – только держись!

«Отработал герцог свои собольи шкурки, отработал! – перестав ржать, торжественно объявил внутренний голос. – Молодец! Куда там – этому Мюнхгаузену, отдыхает – мальчишка сопливый…»

Особенно фон Круи понравился Алешке Бровкину, присутствующему на этом торжественном обеде в качестве Санькиного старшего брата.

– Представляешь, герцог, а голубями увлекается! – с восторгом делился своим удивлением Алешка. – У него одна голубятня в Вене, а другая – в Варшаве. Этот фон Круи так любит голубей, что даже в Россию захватил с собой две пары. Говорит, что они особой породы, лохматые, которые и в морозы могут летать далеко… Завтра герцог собрался заехать в Преображенское, взглянуть на наших птичек. Мы же с Васей Волковым, Данилыч, тоже завели – по твоему совету – почтовых голубей…

– Ты, маркиз, раз такое дело, крепко подружись с герцогом! – неожиданно для самого себя, попросил Егор Алешку. – Подружись, присмотрись к нему: с кем общается, к кому ходит в гости, вообще…

– Чего-то опасаешься, Данилыч? – забеспокоился Бровкин.

– Да нет, ничего конкретного! – честно признался Егор. – Просто на воду дую – после того фортеля, что Яшка Брюс выкинул.

В конце второй декады февраля начали готовиться к отъезду: злые метели уже отшумели, морозы ослабли – до минус десяти—двенадцати градусов ночами, а днем и вовсе температура воздуха поднималась вплоть до нулевой отметки…

За трое суток до предстоящего отбытия в Псков царь вызвал к себе Егора и генерала Шереметьева, задумчиво поковыряв пальцем в ухе, велел:

– Борис Петрович, давай, пока еще стоят зимники, перебрасывать всю тяжелую осадную артиллерию на север, поближе к местам будущих баталий… А то придет весна, начнется знаменитая на весь честной мир русская распутица, дороги раскиснут. Намучаемся…

– Слушаюсь, государь! – незамедлительно и тщетно попытался втянуть свое объемистое брюшко Шереметьев. – Только поясни, будь так добр, что и куда конкретно – перемещать да перебрасывать?

Петр небрежно указал перстом на Егора:

– Вот он, высокоумный наш, все тебе и пояснит…

Егор достал из внутреннего кармана камзола сложенный вчетверо лист тонкой бумаги, развернул его, аккуратно разгладил на коленке, протянул генералу:

– Там, Борис Петрович, все подробно прописано! Зачти, все ли тебе понятно?

Шереметьев минут семь-восемь молча шевелил своими тонкими губами, внимательно изучая предложенный список-перечень, после чего задумчиво разгладил свои седые усы и невозмутимо доложил:

– Ясно мне все, Петр Алексеевич и Александр Данилович! Это – доставить в Псков, то – в Новгород… Часть пушек, что переместим в Новгород, требуется в самом конце весны, по реке Волхову – как пройдет ледоход – перебросить в крепость Старой Ладоги. Понятно, выполним… А разрешите старику вопрос задать один? Спасибо! Так вот, в Старую Ладогу направляются и французские картечные мортиры, и датские ломовые единороги… Для чего же осадные пушки нужны в крепости Ладожской? Не, про обычные пушки, оборонительные, оно все и понятно, но для чего датские единороги? Царь, обменявшись с Егором понимающими взглядами, охотно пояснил:

– Мы эти ломовые орудия кораблями потом доставим поближе к шведской крепости Нотебург, которую по-нашему кличут Орешком. Смекаешь, Борис Петрович? Спрашиваешь, откуда крепкие корабли возьмем, на которых можно безбоязненно плавать по бурной Ладоге? Построим, старинушка! Вон, воевода Сенька Ростов прислал радостное донесение: отписывает, что втайне от шведа они заложили на верфях городка Олонца ял двухмачтовый, а по весне другой строить начнут…

Выйдя из кабинета Петра по окончании этого совещания, Егор столкнулся с Алешкой Бровкиным. Тепло поздоровались, обменялись свежими новостями, после чего Егор спросил:

– Ну, мой любезный маркиз, как там наблюдения за нашим славным герцогом? Заметил что-нибудь подозрительное?

– Абсолютно ничего, Александр Данилович! Он, морда речистая, с иноземцами вообще не знается, только русские доверчивые уши (на немецком языке, других-то герцог и не знает!) старательно грузит – байками героическими своими… Не знаю, какой из него вояка, но товарищ он хороший и добрый! Напрасно ты на него, командир, косишься, напрасно, ей-ей…

– Может, и напрасно, – хмыкнул Егор. – Хотя то, что он совсем не общается с другими иноземцами, – само по себе – слегка подозрительно… Голубей-то своих почтовых герцог оставляет на попечение преображенских голубятников?

– Нет, не оставляет, – Алешка задумчиво взлохматил на затылке парик. – С собой берет, в воинский поход. Да, странно это немного… А, Данилыч?

– Странно! – согласился Егор и тут же торопливо попрощался: – Бывай, благородный маркиз! Завтра встретимся уже возле саней. Мне, раз такое дело, надо срочно к доктору Жабо заскочить, поболтать немного, посоветоваться… Да, ты, Алешка, с герцогом поедешь – в одном возке.

– Избавь, Данилыч, избавь – ради бога! – взмолился Бровкин. – Фон Круи – мужик сам по себе неплохой, но духами парижскими обливается – без всякой меры. Я же задохнусь…

– Поедешь! – посуровел голосом Егор. – Так надо! Будешь внимательно присматривать за герцогом, чтобы он ненароком голубя не запустил почтового…

Для охраны царского передвижения Егор на этот раз решил привлечь – вместо двух обычных драгунских эскадронов – три сотни конных башкир и татар – из дивизии, что стояла под Долгопрудным (дополнительно – к всадникам Дикого полка, уже ушедшего к Пскову). Петр на это изменение отреагировал вяло:

– Это, охранитель, твои дела! Тем более что лошадки башкирские привычны – скакать по высоким сугробам и по снежной целине…

В сам же царский поезд-обоз вошло десять кожаных просторных возков. В первом ехали Петр и Егор, во втором – герцог фон Круи и Алешка Бровкин, в третьем – повар Антоха, две китайские собаки-нюхачи и доктор Карл Жабо, еще три – с вещами, теплой одеждой, продовольствием и разной мелочью, замыкали караван четыре возка с милосердными сестрами, всякими медицинскими штуками и причиндалами.

– А что же, Алексашка, твоя жена, прекрасная Александра Ивановна, не поехала в сей рейд военный? – чуть насмешливо поинтересовался Петр. – Уж как она тогда, почти три года назад, рвалась вместе с тобой в Азовский поход! Так рвалась, что и не остановить было… Помнишь, охранитель? А сейчас что случилось? Кончился порох в пороховницах?

Егор, широко и радостно улыбнувшись, ответил – с нотками законной гордости в голосе:

– Моя супруга, мин херц, будет не из робкого десятка, ты же сам ведаешь про это! Просто на сносях она у меня: рожать будет через два-три месяца. Так что – сам понимаешь…

– Ну-ну! Это, конечно, очень уважительная причина… Поздравляю, охранитель! – Неожиданно царь загрустил и закручинился: – Везет тебе, сукину сыну! Жена – красавица и умница, дети рождаются – один за другим… А я, как же я? Что молчишь, морда довольная, наглая? Где моя наяда ладожская? Как там ее зовут? Напомни!

– Марта Скавронская, проживает в ливонском Мариенбурге…

– Во-во, Марта… Мы же как ранее планировали с тобой? Направить в Мариенбург Яшку Брюса, чтобы он выкрал для меня эту красавицу… Планировали, охранитель?

– Планировали, государь!