Алексей Шепелёв - Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары Страница 25

Нестыковок в нём хватало, на то он и сон, но главную мысль Серёжка уяснил крепко. Ошибаться можно, сдаваться — нельзя. Ну, так он и не сдаётся. Всё ещё впереди, наверняка, чтобы выбраться на свободу, потребуется ещё не раз доказать, что он не трус и не раб. Вот к этому и надо быть готовым, об этом нужно думать, а не изводится, правильно он сделал или неправильно, выполнив приказ Меро. Верно во сне сказал ветеран, Серёжка — не книжный герой, чтобы всё всегда делать правильно. Книжный, может, и нашел бы выход, чтобы и наёмников не развлекать, и Шипучку риску не подвергнуть. Серёжка такого способа не знал. Так уж лучше пусть эти сволочи позабавятся, чем доказывать свою смелость Шипучкиной кровью.

Мальчишка перевернулся на спину, закинул руки за голову, попытался рассмотреть в темноте потолок. Ничего из этого не получилось: темнота в каюте стояла кромешная, хоть ножом на куски режь. Из её глубины доносилось похрапывание и посвистывание крепко спящего ящера. Глаза слипались. Серёжка зевнул и снова повернулся на бок. "Наверное, снаружи ещё глухая ночь, можно спать и спать", — подумал мальчишка и почти тут же заснул.

Глава 5

Растяпы мы, конечно, и разини мы,

И нам любая кажется беда

Невероятной и неотразимою,

Но как-то всё обходится всегда.

В Плошт въехали без проблем. Йеми, приодетый под местного жупана, чуть опередил свою свиту и, лихо осадив коня перед самым носом стражника, грозным голосом поинтересовался, в городе ли его милость городской вистиарник жупан Дроко Малина.

— Не знаю, вроде был, — растерянно заморгал воин.

— Что значит — не знаю? — изумился Йеми. — Ты кто такой есть? Стражник или молодой дубок, на которого шлем напялили?

— Был его милость, был, когда на стражу заступали, — торопливо заговорил воин, чувствуя за собой непонятную провинность и лихорадочно пытаясь понять, чем грозит ему гнев незнакомого жупана. С детьми едет, вистиарника спрашивает. Не иначе как свойственник.

— То-то, соображай быстрее, город не позорь, — хмыкнул всадник и, ударив пятками в бока коня, заехал под арку ворот. Вслед за ним двинулась и укутанная в плащи свита. Остановить их для досмотра никто не решился: и так уже неприятностей не миновать, зачем же лишнего на свою шею ещё вешать.

— Здорово их Йеми обработал, — одобрительно шепнул Балис, наклонившись к Мирону.

— Молодец. Я бы его с удовольствием к себе в отдел взял, — согласился Нижниченко.

— А кто это — вистиарник? — поинтересовался Сашка, когда до ворот было уже далеко, и стражники не могли расслышать его вопроса.

— На нашем языке — казначей, — пояснил кагманец. — При господаре — большой человек. А под властью Империи… Считай, что ещё один сборщик налогов…

Плошт почти не отличался от Альдабры. Как и там окраинные улочки утопали в грязи и воняли нечистотами. Одноэтажные деревянные хижины, крытые соломой, создавали ощущение беспросветной нищеты. Ближе к центру дома пошли побогаче, а воздух стал почище. Тот тут, то там появлялись лавки. Наконец, копыта зацокали по булыжной мостовой, а окружающие постройки выросли до двух этажей, причём у доброй половины домов первый этаж был каменным и только второй — деревянным.

Йеми, уверенно ориентируясь в хитросплетении плоштских улиц, вёл отряд к намеченной цели. Вскоре всадники остановились возле крепких тесовых ворот, за которыми возвышался большой трёхэтажный особняк: над вторым этажом хозяин надстроил пару симпатичных башенок по краям и мезонин в центре. Не слезая с лошади, кагманец постучал по доскам рукояткой хлыста.

— Что надобно? — донеслось из-за ворот на местном наречье.

— Жупана Дроко. То жупан Йеми со свитой к нему в гости пожаловал.

По обычаю, надлежало, чтобы переговоры с привратником вёл кто-нибудь из слуг. Но в данном случае Йеми приходилось всё делать самому: здешний язык кроме него знала только Рия, а поручить разговор нечке означало смертельно обидеть хозяев: Восьмиградье влилось в Империю Мора добрых полторы сотни вёсен назад, и местные жители давно усвоили мысль о превосходстве людей над остальными народами.

Услышав, кто прибыл в гости, во дворе всполошились. Не прошло и минуты, как ворота распахнулись.

— Пожалуй, твоя милость, — почтительно склонился привратник в белой опочке. Почтительно, да не очень низко. Понятное дело: жупан, конечно, господин, только супротив вистиарника невелика фигура.

Балис с профессиональным интересом окинул взглядом двор, но ничего особо примечательного не обнаружил. С правой стороны к забору лепился какой-то хозяйственный сарай, слева — конюшня и небольшая кузница. Двое подростков чуть постарше казачонка стремглав кинулись принимать поводья у Йеми и Сашки, безошибочно определив, кто здесь главный.

— Мир и процветание этому дому, — важно произнес кагманец, слезая с лошади. Двустворчатые двери с шумом распахнулись, наверняка, что от доброго пинка. Из дома на крыльцо вышел вистиарник Дроко: невысокий крепкий мужчина лет сорока, в белом таларисе с квадратной проймой, украшенной по краю узорчатой синей вышивкой, светло-зеленых штанах и мягких кожаных сапогах. Кончики чёрных с лёгкой проседью усов были лихо закручены вверх.

— Йеми, чтоб меня грифон разорвал! — воскликнул Дроко, распахивая объятья. — Йеми, плут эдакий. Вот это удача!

— Дроко, старина, — кагманец уже спешил через двор. — Рад видеть тебя в добром здравии.

Мужчины стиснули друг друга в объятиях до костного хруста. "Совсем как на Земле", — подумалось Балису.

— Да ничего, копчу ещё небо понемногу, — усмехнулся Дроко, когда они с Йеми отпустили друг друга.

— Понемногу? Ты хочешь сказать, что уже перестал быть первым копьём Восьмиградья? — поинтересовался Йеми, переходя на морритский.

— Ещё чего, — фыркнул бан, и тоже заговорил на морритском. — Вёсен через дюжину, пожалуй, кто-то из нынешних молокососов и сможет меня превзойти. А пока что, место занято.

И звучно расхохотался.

— Плишек, поди-ка сюда, — поманил Сашку Йеми. Тот послушно подошел к старшим.

— Вот, Дроко, знакомься. Этот малец — сын друга моего Кишиша из Высоких Пихт, что в Хланде.

Сашка, как учили, легонько поклонился.

— Рад, твоя милость, быть представленным такому знатному и благородному воину.

— Да быть не может, чтобы кто в Хланде знал жупана Дроко, — явно деланно изумился хозяин. Женька нагнулся к башмакам, чтобы никто не мог заметить его кривую усмешку. По мнению маленького вампира, хозяин явно переигрывал, изображая из себя эдакого д'Артаньяна на покое.

— Хланда хоть и не близко от Восьмиградья, а только про воинов доблестных из дальних земель и в наших горах слава идёт. Его милость Йеми мне много о тебе рассказывал.

Мирон одобрительно кивнул. Способный всё же парень — Сашка Волков. Неполные две недели, которые были у Йеми, чтобы обучить мальчишку на юного жупана — не такой уж и большой срок: в настоящих-то жупанов правила поведения годами вкладывают. Но подросток схватывал всё буквально налету, и, главное, работал в охотку. "Когда вернусь, в лепёшку разобьюсь, а в Симферополе открою кадетский корпус для таких Сашек", — в который раз пообещал себе генерал. Проект такого корпуса разработан был ещё в середине девяностых, намного раньше, чем подполковник Нижниченко возглавил Крымское Управление Службы Безопасности. Но бороться с собственным Министерством Просвещения оказалось сложнее, чем со спецслужбами «дружественных» стран. После войны с Румынией военные организовали училище имени Богдана Хмельницкого в Киеве, а моряки, не утруждая себя изобретением чего-либо нового — училище имени Нахимова в Севастополе. По горячим следам Минпрос возражать не осмелился, но все последующие попытки силовиков как-то поучаствовать в воспитании подрастающего поколения натыкались на стену непонимания и отрицания. Как полагал Мирон, всё упиралось в деньги: на детей, которые, как известно, "своё будущее", в ЮЗФ средств не жалели. В то же время, генерал Нижниченко не мог не признать, что работа с сиротами и неблагополучными детьми была поставлена толково. В отличие от "большого соседа", в городах которого на каждом вокзале ютились стайки малолетних бомжиков, беспризорность в Федерации была сведена практически к нулю.

— А это сестра Плишека, Анья, — продолжал представление Йеми.

— Странное имя, — заметил Дроко.

— Это старинное и редкое имя, твоя милость, — ответила Анна-Селена, сделав безупречный книксен.

Хозяин немного смешался.

— Не держи обиды на старого вояку, юная госпожа.

— Что ты, твоя милость, какие обиды? Я счастлива, что оказалась в гостях у такого достойного и знаменитого человека.

Дроко улыбнулся, подкрутил кончик уса.

— Однако, что же мы тут стоим во дворе? Тьюмаш, Ёон, Шибаш, бездельники эдакие… Живо помогите перенести вещи.