Анатолий Дроздов - Рыцари плащаницы Страница 26

– Кто знает, что ты убивала сарацин? Обычная девушка в селении. Вокруг такие же греки.

– Я лонгобардка по отцу и армянка по матери! Я хочу с вами!

– Нехорошо девушке с мужчинами, – терпеливо стал объяснять Козма. – Нас теперь много, люд пришлый, от послушания отвык, всякое может выйти. Здесь они себя показали дурно… Да и за Ги следует присмотреть.

– Есть кому за ним смотреть! – крикнула Стелла и, всхлипнув, убежала в дом.

– Это ты уговорил Роджера оставить ее здесь? – спросил Иоаким, когда они садились в седло.

– Так лучше, – хмуро ответил Козма.

– Кто знает наперед, как лучше, – сказал Иоаким. – Не останется здесь Стелла. Или плохо знаю женщин!

Он тронул бока коня каблуками и поскакал по узкой улице, с гиканьем махая плетью над головой.

8.

Дервиш в грязной рубахе до колен ковылял к воротам Аскалона, тяжело опираясь на толстую папку. Нечесаные космы седых волос торчали из-под тряпки, отдаленно напоминающей чалму; свисающим концом ее старик время от времени вытирал лицо, размазывая по нему грязь и пыль.

– Что-то зачастил, – лениво сказал один из стражников, скуки ради наблюдая за вихляющей походкой дервиша. – Два дня тому его видел. Повадился…

– Где ж ему за городом прокормиться? – набожно ответил напарник. – Селяне разбежались или попрятались, другие в город перебрались. Здесь спокойней и сытнее. Путь проходит, божий человек.

– Пусть! – согласился первый стражник и оскалил зубы: – С нас не убудет!

Дервиш словно услыхал разговор. Проходя мимо, тряхнул посохом, с навешенными на него колокольчиками и несколько раз повернулся волчком.

– Алла акбар! – выкрикнул хрипло.

– Алла акбар! – послушно отозвались стражники.

– Аллах видит верных и неверных… – забормотал старик. – Магомет избрал Юсуфа Несравненного мечом своим… Трепещите неверные, пришел вас час!.. Изгонят вас в ад, и ангел с огненным мечом станет на страже… Тех, кто помогает неверным… Тех, кто пьет вино и ест мясо нечестивых животных… Кто блудодействует с чужими женами и дочерями, а также кладет в ложе свое мужчин…

Дервиш удалялся, бормоча и отплевываясь, стражники долго смотрели ему вслед.

– Слышал, что он сказал? – сказал благочестивый стражник. – А мы вчера вино пили! Потом к женщинам пошли…

– Ну и что? – хмыкнул первый.

– Дервиш сказал: ад ждет и ангел – с огненным мечом!

– Что еще он может сказать? Слаб на голову…

– Нельзя так говорить! – возмутился благочестивый. – Мы и без того грешники, а ты…

– Грехи свои мы искупили, участвуя в джихаде. Мулла говорил перед битвой, что коли погибнем, так попадем сразу в рай, коли кровь прольем, грехи до конца дней своих искупим.

– Мы не пролили своей крови!

– Но были готовы!

– Считаешь, этого достаточно?

– Аллах уберег нас от меча и стрелы по милости своей. Разве мы виноваты в том?

Благочестивый стражник не нашелся, что ответить и задумался надолго. А дервиш тем временем вышел на базарную площадь и подошел к духану – единственному, который пока открыл свои двери в покинутом христианами и разграбленном ими же Аскалоне.

В духане было многолюдно. С десяток мамлюков, рассевшись на подушках, шумно пировали. Раскрасневшиеся лица и громкий смех красноречиво свидетельствовали о нарушении воинами заветов пророка Магомета. Дервиш остановился у входа и призывно звякнул своими колокольчиками.

– Заходи, старик! – воскликнул немолодой воин с красным, обветренным лицом, сидевший на почетном месте. – Поешь с нами!

Дервиш не тронулся с места. Воин нахмурился.

– Прости его Абдулла! – подскочил юркий духанщик. – Святой человек, как он может зайти? – духанщик выразительно посмотрел на кувшин с вином, стоявший перед мамлюком.

Абдулла пожал плечами.

– Тогда вынеси ему что-нибудь!

Духанщик бросил на глиняное блюдо пару лепешек и кусок вареной баранины, вынес старику. Тот сел прямо на землю у входа в духан, прислонил к плечу посох и принялся за еду.

– Помолись за нас, дервиш! – пьяно крикнул один из мамлюков. – Чтобы не задели нас стрелы и копья нечестивых, избежали мы их клинков, а пуще всего миновал нас гнев господина нашего, Салах-ад-Дина, Несравненного Повелителя!

Старик не ответил. Продолжая есть, указал пальцем в небо.

– Что это он? – полюбопытствовал Абдулла.

– Говорит, что бояться надо только Аллаха, – пояснил духанщик.

– Все его боимся! – обиделся пьяный мамлюк. – Пусть он помолится, чтоб Аллах не гневался.

– Ты хочешь, Али, купить милость Аллаха за лепешку и кусок баранины? – засмеялся Абдулла.

– Я могу заплатить! – насупился Али и полез в кошель за поясом.

– Дервиш не берет денег, – сказал духанщик. – Ему пробовали давать, но он бросает серебро на дорогу. Святой человек…

– Что ж ему дать?

– Подари свои сапоги! – засмеялся Абдулла. – Видишь, босой?

– И подарю! – не отступил Али. – Духанщик, у тебя есть сапоги для дервиша?

Духанщик убежал в глубь лавки и скоро вернулся с парой поношенных, но еще крепких сапог. Поставил их на землю рядом с дервишем. Старик отложил блюдо на ступеньку у входа, взял сапоги, рассмотрел. Затем ловко натянул на свои босые и грязные ноги.

– Теперь Али обеспечено место в раю! – заключил Абдулла под громкий смех мамлюков.

Дервиш, обувшись, не спеша, доел баранину, вытер пальцы о свою рубаху, затем аккуратно сложил лепешки в полотняную суму, висевшую у него через плечо. Но не ушел. Оперся руками на посох и опустил на них голову. Задремал. Пирующие, забыв о нем, вновь зашумели, поднимая оловянные чаши с красным вином.

– Когда возьмем Тир, Абдулла? – спросил Али, сыто срыгивая воздух. – Сколько можно осаждать? Второй раз приступаем!

– Не возьмем, – вздохнул Абдулла.

– За полгода Несравненному сдались десятки городов и крепостей! Аскалон, Акка, Сидон, Бейрут, Джебайл… Они падали нам в руки, как финики с пальм!

– Крепости было некому защищать. Франков из гарнизонов убили под Хаттином или взяли в плен. Почти никого не осталось. В Тир успел приплыть из-за моря франкский атабек Конрад с войском. Он укрепил город и зажег сердца жителей отвагой. Сам Тир, да поразит его Аллах! это город шайтана, который никогда не сдается на милость нападающих, франки всегда укрывались в нем от превратностей судьбы. Жизнь мусульман там легка и спокойна, поэтому они не помогают нам, как в других городах. В городе только двое ворот: одни с моря, другие с суши. Морской вход стерегут две грозные башни и цепь, а сухопутные ворота защищают три укрепления с башнями. Как мы до сих пор брали города? Выбирали ровное место, саперы под охраной войска доставали камни из стены, заменяя их бревнами. Потом разжигали костер, бревна прогорали – и стена падала! Так мы захватили Эль-Кудс, святой город, которые франки называют Иерусалим. Но к стенам Тира не подойти! Мы несколько раз приступали, но только уносили своих убитых и раненых…

– Несравненный снимает осаду?

– Пока стоит. Но войско недовольно. Мамлюки устали – многие полгода в походе, одежда на людях прохудилась, плохо с едой. Когда эмир послал меня поручением в Аскалон, все завидовали. Этого у них нет! – Абдулла повел рукой над скатертью, уставленной блюдами.

– Зато добыча богатая! Золото, серебро, кони, оружие…

– Добычу проедаем. Подвоз припасов плохой, все дорого…

– Не прибедняйся! – со смехом воскликнул один из пирующих. – Угощаешь хорошо.

– Для друзей не жалко! – усмехнулся Абдулла. – Ешьте, пейте! Случись франкская стрела или дротик, в раю не подадут.

– Там будут гурии! И райский сад!

– Никто из живущих не видел гурий, – вздохнул Абдулла. – И некому рассказать, чтоб мы обрадовались.

– Слава Аллаху, что Несравненный тебя не слышит! – воскликнул Али. – Султан строг в вере.

– Молится пять раз в день, не пьет вина, соблюдает посты, – подтвердил Абдулла. – За это, говорят, Аллах и дарует ему победы. Но я думаю, что одних молитв мало. Несравненный необыкновенно умен, хитер и отважен. Армянскому курду из незнатного рода страшно и помыслить стать султаном, а Юсуф стал. За что я преклоняюсь перед ним больше, чем за ревность к вере.

– Ты смеешь называть его Юсуфом?

– Я звал его так, как тебя зову, Али. Было время… Двадцать лет тому Юсуф взял меня в войско, мне было шестнадцать…

Абдулла прикрыл глаза и начал рассказывать. Подвыпившие друзья внимали ему, будто слышали это впервые. Даже духанщик застыл в углу, забыв о хлопотах. Всем хотелось услышать историю невиданного возвышения курдского мальчика, отец которого был крещен как Иов в армянской церкви, затем стал Айюбом-мусульманином и подарил миру сына, прославившего истинную веру.

Дервиш неслышно поднялся и побрел прочь. Никто не остановил его в воротах: прежняя стража сменилась, а новая едва удостоила его равнодушным взглядом. Дервиш выбрел на дорогу и пошел на восток, ступая по песку крепкими подошвами подаренных сапог. Стены и башни Аскалона постепенно исчезали вдали; и, чем дальше они становились, тем тверже становился шаг нищего. Когда последние очертания города скрылись вдали, дервиш сунул свою палку под мышку и зашагал свободно и широко. Он миновал виноградники, высаженные на склонах холмов взамен уничтоженных франками при взятии Аскалона тридцать лет тому, вступил в рощу молодых олив, раскинувших свои цепкие ветви по обеим сторонам узкой дороги. Здесь дервиш прошел совсем немного. Двое оборванцев в лохмотьях, но с мечами за поясами, выскользнули из-за деревьев и преградили ему путь.