Алексей Живой - Земля предков Страница 26

Затем он снова скользнул взглядом по домам. Чем больше смотрел Чайка на деревню, тем больше уверялся в мысли, что видит перед собой военное поселение на крайнем рубеже обороны, предназначенное скорее для отдыха пограничных отрядов вооруженной стражи, чем для постоянного проживания крестьян. Во всяком случае, вокруг были совсем не хижины бедняков из тростника, которые он скорее ожидал увидеть в местной деревне.

В этот момент, разрезав тишину, прозвучала гортанная команда сапотекского военачальника, и пленники, привычно вздрогнув, устремились по каменной дороге, ведущей вниз в неизвестную долину. Минут двадцать они молча шаркали стертыми ногами по каменной мостовой, просыпаясь на ходу. Первый аванпост у скалы вскоре остался далеко позади и по краям дороги потянулись только голые скалы. Однако сама дорога была выше всяких похвал. Ровные плиты какого-то пористого известняка, который, видимо, было легче всего обрабатывать, устилали путь карфагенян. Передвигаться по такой дороге было гораздо легче и быстрее, чем по узкой горной тропе, и Чайка невольно отметил прелести цивилизации по сравнению с бытом диких охотников, скотоводов и всяких там собирателей. Сапотеки, оказывается, не были такими отсталыми, как он подумал о них, составив первое впечатление. И Федор невольно стал ожидать новых открытий. Вспоминая то, что уже увидел, и, представляя то, что ему скоро откроется, Чайка испытывал сейчас смешанные чувства: страх и любопытство одновременно. Несмотря на свое положение пленника, находившегося на волосок от гибели, ему было интересно узнать, как живет этот странный народ, поселившийся в высокогорной долине под самыми облаками. Но и о своей жизни, которой угрожала опасность, он не мог забыть ни на минуту.

Размышляя обо всем этом, Чайка вспомнил вчерашних гонцов с факелами, прибывших в ночи к их командиру. Самого гонца, передавшего главному сапотеку не то сверток, не то табличку, он в зыбком мерцании факелов рассмотреть не смог, но Федору не стоило большого труда понять, что далекий «штаб» прислал им какое-то распоряжение. И, скорее всего, оно касалось дальнейшей судьбы пленников. Так ли это на самом деле, Чайка мог только догадываться, но, во всяком случае, замученных длинным дневным переходом финикийцев тут же разместили на ночлег. В хлеву с козами, но это было лучше, чем под открытым небом.

— Интересно, какое послание принес нашему командиру гонец, — подумал вслух Федор, вспоминая вчерашние события.

— Наверное, отправить нас на совет своих старейшин, — подал голос Леха, вновь включаясь в разговор. Он так же, как и Федор, неплохо выспался, и ему явно наскучило молча шагать по камням.

Чайка ничего не ответил. А Леха, словно и не ждал ответа, сам продолжил разговор, весело поглядывая на конвоиров с длинными красными щитами, шагавшими по бокам от колонны.

— Приведут нас пред светлы очи этих древних кровососов в перьях. Покажут наши бледнолицые рожи и сообщат, что, мол, эти ребята прибили пятнистое божество на болотах, а потом сняли с него шкуру и съели.

Леха передохнул и продолжил разглагольствования таким громким голосом, что его слова долетали едва ли не до последних финикийцев, привязанных к бревну.

— Как ты думаешь, командир, за неуважение к местным богам они нас повесят, на ремни порежут или скормят свиньям?

— Что-то я пока тут свиней не видел, — ответил на это Федор, посматривая в сторону горизонта, который открывался за поворотом скалы.

— Ну как же, — удивился Ларин, даже слегка обернувшись, — дикие же кабаны на болотах бегали? Бегали. Значит, и ручные где-нибудь имеются. Ну а не свиньям, так каким-нибудь крокодилам, какая разница.

— А ты-то сам как желаешь к богам отправиться? — против воли поддержал этот странный разговор Федор, продолжая рассматривать широкую долину, с каждым шагом открывавшуюся перед глазами.

— По мне лучше пускай нам дадут в руки оружие и выставят на гладиаторский бой против сотни местных вояк. Главное, чтобы сердце не вырезали на моих глазах, — проговорил Ларин и брезгливо добавил: — Не люблю я этого.

— Неплохая мысль насчет гладиаторских боев, — поддержал его Федор, — только и второй вариант я тебе не могу заранее отменить. Сам видел, что здесь творится.

— Да, что-то странное здесь творится, ты прав, — пробормотал Ларин, немного погрустнев, — эти катакомбы не выходят у меня из головы. Того и гляди, что старейшины окажутся какими-нибудь пришельцами.

— Это вряд ли, — успокоил его Федор, — тогда бы нас доставили на место по воздуху. А вообще…

Он махнул головой назад, пытаясь намекнуть разговорившемуся Лехе, который выражал свои мысли по-финикийски, что остальные бойцы отряда могут их не понять.

— …а вообще ты народ не путай, — произнес он с нажимом в голосе и добавил свистящим шепотом, переходя на русский: — Они же не в курсе, откуда мы с тобой здесь появились.

— Ну да, — опомнился Леха, — извини, командир. Я и сам стал забывать, откуда мы с тобой сюда попали. Давно это было и… неправда.

Ларин продолжил свой путь молча, вспомнив о своем времени и оставшихся там родителях, для которых он наверняка погиб или пропал без вести. Хотя довольно скоро Леха утешился и стал думать уже о скифах, которых тоже давно не видел. О бескрайних степях, табунах лошадей и своей новой семье, любимой наложнице и сыне, подраставшем сейчас без него. Все это роднило его с тем временем, в котором он очутился. И вскоре Ларин вновь воспрянул духом. Не умел он долго грустить. Да и не так уж плохо у него все складывалось в этой новой жизни, если ненадолго забыть о происходящем прямо сейчас.

Солнце поднялось в зенит и палило нещадно. Пот заструился по лицам и телам пленников. Они двигались так часа три, изредка встречая на своем пути лишь военные отряды сапотеков. И Чайка уже стал подумывать, что страна этого племени напоминает по своей организации Спарту, превращенную в военный лагерь, где все жители обязаны служить в армии. Но даже в Спарте служили только свободные граждане, а кроме них были еще другие сословия, позволявшие вращаться военной машине: купцы, ремесленники и, наконец, крестьяне-рабы. Что-то подобное должно было существовать и здесь. Глядя на воинов-сапотеков, Федор не мог поверить, что в здешней армии служат только свободные. До греков им было далеко в этом смысле, да и даже сами греки не смогли уйти от рабства. А уж здесь оно просто процветало, и жизнь человеческая не стоила почти ничего, в этом Чайка убедился на своем собственном примере. Он увидел достаточно и в «солнечном городе» ольмеков, и столкнувшись с их «братьями» сапотеками.

«Впрочем, местных индейцев тоже можно понять, — философски подумал Чайка, переставляя с трудом ноги и подталкивая плечом вверх бревно, давившее все сильнее с каждым шагом, — мы сюда тоже пришли не проповеди читать. Карфаген послал к неизведанным землям солдат и корабли не забавы ради, а чтобы узнать, можно ли с ними прибыльно торговать. А если нельзя, то Ганнибал хочет знать, как быстро можно их захватить. И, будь у меня здесь столько сил, сколько было в Африке, Испании или Риме, этот „золотой город“ долго бы не простоял».

Наконец раздался окрик командира конвоя, означавший привал. Пленники грузно осели на землю в тени огромного валуна, торчавшего у дороги, как смотровая башня. Попытавшись облокотиться о камень, Чайка едва не отдернул спину. Поначалу ему показалось, что камень сильно раскален жарившим вовсю солнцем, но потом он ощутил приятную и неожиданную прохладу. Этот валун был столь огромен, что если и раскалился, то лишь сверху, а здесь, у его подножия вполне можно было ненадолго ощутить если не свежесть, то спрятаться от палящего зноя. Финикийцам дали глотнуть теплой воды, которая прошелестела по иссушенным глоткам и впиталась раньше, чем успела достигнуть желудков.

Индейцы из конвоя далеко не все последовали примеру пленников. Многие остались стоять на солнцепеке как ни в чем не бывало, облокотившись на свои копья. Армия, с которой они прибыли сюда, давно уже ушла вперед, оставив только внушительный отряд для препровождения пленников к неизвестной им цели. Задержавшись взглядом на этих «железных» парнях, которым и зной был нипочем, Федор облизал растрескавшиеся губы и посмотрел вдаль.

Долина изгибалась между скал и была не широкой. Чуть ниже, километрах в десяти, она переходила в другую долину, казавшуюся более обширной. Горы раздвигались. Появлялась холмистая равнина. Там, присмотревшись, он увидел тонкую змейку реки, показавшейся измученному жаждой пленнику миражом. А справа и слева от нее Чайка узрел поля с какими-то высокими зеленовато-сочными всходами, высотой в человеческий рост. «Неужели кукуруза, — подумал Федор, вспоминая уже виденные однажды на болоте посевы, — да, вполне возможно, что это местный маис или как он тут называется… А это что там, вдалеке, за кукурузой?»