Чингисхан. Сотрясая вселенную - RedDetonator Страница 26

Афанарик. Для троих братьев Эйрих стал неоспоримым авторитетом в воинской стезе, потому что отец — он-то ладно, уже давно в набегах, а Эйрих — этот же тут всё время был, почти ничем от них не отличался, только странно себя вёл и вообще был какой-то не такой... И тут успех в набеге, к нему прислушиваются вождь и отец, а потом он Вульфу на поединке зарубил — это была заявка на титул самого славного сверстника и доказательство того, что если усердно тренироваться, то можно стать таким же.

Только вот Эйрих не видел перспектив в своих братьях. Не воины они, как бы им там ни казалось. А вот перспективной, к его удивлению, оказалась Эрелиева. Она разительно отличается от сверстниц, стреляет из лука лишь чуть хуже Эйриха, сама уходит в лес и тренируется там с настоящим боевым топором, раздобытым невесть где. Возможно, украла, возможно, выменяла на что-то...

Эйрих с предубеждением относился почти ко всем женщинам, причём имел на то основания: в степи женщины не значили практически ничего. Почти ко всем, потому что была его мать — Оэлун, и жена — Бортэ. Они имели на него влияние, потому что он никогда бы не смог поднять на них руку и даже не помышлял о том, чтобы от них избавиться. Матери он был обязан и любил её, а вот Бортэ... Первая его жена была особенной женщиной. Она обладала волей, какую не проявляли иные мужи, а ещё умела мастерски интриговать...

«Я только допускаю, что казнил некоторых своих младших жён совершенно не по делу...» — подумал Эйрих, выходя из дома. — «Никогда не забуду ту грызню в ставке, развернувшуюся из-за взятия мной в жёны меркитки Хулан...»

Эту жену Темучжин получил в качестве дара от вождя меркитов, Дайр-Усуна. Хулан была дочерью вождя, поэтому такой щедрый жест был воспринят как акт примирения и нешуточная возможность для мирного сосуществования. Но надежд этот брак не оправдал, поэтому меркиты, в конце концов, были уничтожены.

«И поделом, неблагодарным собакам...» — подумал Эйрих с застарелой ненавистью.

Хулан дала ему двоих сыновей, которые показали себя с лучшей стороны.

Но всё равно, основная масса женщин в степи — это вещи. Некоторые женщины доказывали делом, что достойны большего, но большинство так и влачили своё существование как приложение к мужчинам. Ведь так удобнее и проще.

У готов, собственно, положение вещей отличается не сильно. Правда, в древних мифах, рассказываемых Тиудигото детям перед сном, были сведения о девах-воительницах, сокрушавших своих врагов, как мужчины. Эйрих считал это брехнёй, потому что ни одна женщина не устоит в схватке против крепкого воина, но сказки на то и сказки.

Впрочем, если Эрелиева не окажется пустышкой, он позволит ей быть лучницей в собственном кешике. Это, во-первых, может послужить поводом для расхождения молвы о его славном воинстве, во-вторых, хорошие лучники, в этих краях, на дороге не валяются, а в-третьих, родичи Эйриха должны быть не такими, как все, не хуже, а лучше остальных.

«Род господ, вне сословий, но над ними», — сформировалась в голове Эйриха концепция. — «В этом точно что-то есть».

У кого-то бы возник вопрос: хочет ли Эрелиева становиться пресловутой Девой щита? Но это неправильно поставленный вопрос. Правильный звучит так: как скоро она начнёт умолять Эйриха взяться за её обучение ратному делу?

Римляне устраивают гладиаторские бои, где участвуют и женщины в том числе. Октавиан Август, в своём труде, осуждает это явление, но не запрещает законом.

«Всё-таки, странные люди эти римляне», — подумал Эйрих, вспомнив об этой двойственности.

Вспомнив «О своей жизни» Октавиана, Эйрих невольно вспомнил и «Деяния» Марцеллина. Если первый изъяснялся на максимально простой и понятной латыни, то последний использовал такую витиеватую её форму, что у бедного мальчика спотыкался мозг, иногда полностью отключающийся от труднопонимаемых формулировок, на которые даже Хрисанф и Виссарион лишь недоуменно разводили руками. Вот так никогда нельзя писать — никому от этой витиеватости не станет лучше, зато написавшего возненавидят всюду: от Геркулесовых столбов до крайних степей Сарматии...

Последнее — это фраза из «Деяний», которую Эйрих решил использовать, когда надо будет описать что-то протяжённое.

Думая об этом и клятвенно обещая, что заставит себя вновь сесть за «Деяния» сегодня же, за несколько часов до заката, Эйрих дошёл до жилища вождя, расположенного рядом с бражным домом. Видимо, не любит далеко ходить.

Возле жилища стояли диковинного вида телеги, а также пара десятков... римлян.

Эйрих сначала ненавязчиво замедлился, а затем остановился. Он отсутствовал в деревне всего часа три, а тут появились римляне, свободно беседующие на своём наречии и посмеивающиеся над своими шутейками.

Взглянув на бражный дом, он разглядел за бычьим пузырём, натянутым на окно, многочисленные силуэты.

Неизвестно, что делать с римлянами, но они ведут себя так, будто всё происходящее в порядке вещей и ничего экстраординарного не происходит. Эйрих решил, что прежде смелых действий нужно разобраться в происходящем.

Так как он молодой дружинник, он свободно вхож в бражный дом. Поэтому он смело зашагал к входу и наткнулся там на подвыпившего мужика в пластинчатых доспехах.

— Дай пройти, варвар, — приказал мужик.

Эйрих уступил ему дорогу, но хорошо запомнил его лицо.

Римлянин не стал уходить дальше трёх шагов и начал справлять нужду прямо на стену бражного дома. Случись такое в его ставке, в прошлой жизни, Темучжин приказал бы всыпать этому подонку сотню плетей. Испражнения вызывают болезни, он это знал от сводного брата и шамана Тэб-Тенгри, который услышал это от проезжего арабского учёного, изучающего встреченные на своём пути народы. Тэб-Тенгри говорил, что араб был очень мудрым, поэтому оснований не доверять его словам не было. С тех пор в ставке Темучжина нельзя было справлять нужду где попало и... это действительно снизило количество заболеваний болезнями живота, а кишечные лихорадки, редкие гости всех стойбищ, перестали посещать его ставку совсем.

Пусть с шаманом у Темучжина не сложилось нормальных отношений, ведь он начал грести власть под себя, но нельзя было отрицать мудрость Тэб-Тенгри. А ещё он был прожжённым интриганом — его интриги его же и погубили...

Войдя внутрь, Эйрих увидел дружину, сидящую за длинным столом, а также римлян, пьющих вино и мёд из рогов для дорогих гостей вождя. Что-то явно идёт не так.

— Эйрих! — пьяно заулыбался увидевший его Брета. — Садись и выпей с нами! Я приказываю тебе!

Мальчик прошёл к столу и сел рядом с одним из римлян.

Отец сидел на противоположной стороне стола