Японская война. 1904 - Антон Дмитриевич Емельянов Страница 26

В общем, рис выкинули, освободив повозки для раненых и другой полезной добычи. Самой главной нашей прелестью стали две горные пушки «Арисака» образца 1898 года. Горные они, потому как готовили их с самого начала, чтобы, что логично, таскать по горам, которых в Корее и Маньчжурии более чем достаточно. И если обычную полевую пушку — хоть нашу, хоть ту же «Арисаку» — сдвинуть с места довольно непросто, то эти легко разбирались на четыре части, которые можно было тащить прямо на себе. Собственно, все в них было сделано в угоду мобильности. Короткий ствол, легкий поршневой затвор, полное отсутствие противооткатных устройств.

— Как часто такая стреляет? — спросил я у Хорунженкова.

— Около 2 раз в минуту, ее ведь каждый раз нужно заново нацеливать, — без раздумий ответил тот.

— А наши? — заинтересовался Буденный.

— От 10 до 15 выстрелов в минуту, — теперь ответил уже Врангель.

— То есть японские сильно хуже? — интерес будущего красного маршала к добыче резко упал.

— С одной стороны, да, — согласился я. — Вот только наши как поставили на позиции, так они и там и останутся. А пару таких «Арисак» будет тащить за собой каждый японский полк, чтобы в любой момент поддержать атаку пехоты. И когда с одной стороны ничего, а с другой даже плохонькая пушка, как думаешь, у кого шансы выше?

— А ведь она и низкая, такую легко спрятать, — Семен снова заинтересовался пушкой и принялся замерять ее высоту от земли. — Чуть больше половины аршина всего.

Я тоже обратил внимание — сантиметров сорок. Действительно, для такой оборудовать позицию можно за считанные минуты. И сколько потом уйдет времени, чтобы понять, откуда по тебе шрапнелью заряжают?

В общем, пушки мы в итоге оценили, разобрали и бережно загрузили на одну из повозок. А вот снаряды к ним решили не брать. Тут уже я принял волевое решение. Не знаю, кто был прав в будущем: те, кто уверяли, что шимоза совершенно не страшна, или те, кто рассказывал, что она могла рвануть даже от громкого голоса. Я решил, что потерять людей, перетаскивая и перевозя снаряды, которые у нас и свои есть, будет совсем глупо.

На следующий день мы дали всем по очереди отдохнуть, разобрали всю добычу, а потом двинулись назад. Не механизированная рота Второй Мировой, но пешком никто не шел. Или на лошадях, или на телегах — мы покрывали километр за километром. Если по пути туда мы старались не попадаться местным на глаза, то теперь я не стеснялся прокладывать дорогу прямо через корейские деревни: пусть идут во все стороны слухи о победе русского оружия.

И слухи шли, а мы, окрыленные успехом, отмахали дорогу до Ялу — больше семидесяти километров — всего за один день. Уже в ночи нас встретил один из дозоров, передал сообщение на ту сторону, а там к нашему появлению целый комитет встречи устроили. Засулич, другие командиры полков. И я почему-то не заметил на их лицах особой радости. Скорее наоборот.

* * *

Куроки Тэмомото был в ярости.

Генерал первой японской армии, что шла в наступление по Корее, рассчитывал совсем на другое начало войны. Рассчитывал… но боялся именно того, что случилось. Все-таки ему было уже 59 лет: он видел сожженную Британией Сацуму в 1863-м, видел, как кроваво и эффективно русские брали Пекин в 1900-м. Япония долго готовилась, чтобы бросить вызов настоящей европейской армии, которые веками не знали поражения на Востоке, сделала первый шаг, и сразу же такая ошибка. Тяжело, но разве это не повод стать еще сильнее?

Куроки поборол волнение и вышел к собравшимся с привычным каменным лицом. Взгляд скользнул по пустующим местам. Генералы дивизий и гвардии — Ниси, Иноуэ и Хасэгава — сейчас со своими войсками продолжают движение на север, зато вот штаб на месте в полном составе. Почти… Куроки церемонно кивнул своим главным помощникам. Начальник снабжения Курита, комендант Ватанабе, старший по инженерам Кодама, главный военврач Танегучи, начальник штаба Матсуиши. Обычно рядом с ним всегда был его помощник, майор Факуда, но не сегодня…

Взгляд Куроки на мгновение задержался на полковнике Хагино — начальнике разведывательного управления. То, что случилось два дня назад, в том числе и его вина, и генерал хотел убедиться, что тот это понимает. Увы, на лице полковника после семи лет в России словно застыла одна и та же холодная маска. Обычно она нравилась Куроки, заставляя верить, что тот перенял не только знания, но и саму суть северных варваров, но не сегодня…

— Все вы знаете, что случилось у Чонджу, — начал Куроки. — Враг изменил тактику: если раньше мы полагали, что окопавшаяся пехота сможет сдержать русских казаков, то теперь они доказали, что могут брать наши укрепления. Более того, они доказали, что могут разбить нас в поле! Полковник Хагино, уже удалось что-то узнать о том отряде?

— Сведения противоречивые, — начал тот. — Мы собрали отстрелянные гильзы на поле боя у Чонджу и севернее, где прошло полевое сражение, и благодаря этому смогли частично восстановить их тактику. Если коротко, то враг опередил нас в маневре, зажал со все стороны и принудил сдаться. Вскрытие могил показало, что в плен было захвачено более трехсот человек, в том числе выехавший на передовую майор Факуда.

Все было еще хуже, чем казалось. Куроки с трудом удержался, чтобы не бросить взгляд в дальний угол, где стояли приглашенные на собрание иностранные наблюдатели. Можно было и придержать их на расстоянии, но что бы они тогда понаписали? Нет, Куроки был обязан показать всем, что ничего страшного не случилось.

— Что ж, — он кивнул Хагино, как раз закончившему доклад, — значит, нам повезло.

На мгновение в помещении повисла тишина. То самое удивление, на которое он и рассчитывал.

— Нам повезло, — продолжил Куроки, — что мы узнали о силе врага еще до первого серьезного боя. Мы готовились к тому, что увидели от русской армии в прошлую войну, но они успели стать сильнее. Подобное нельзя игнорировать, и на следующий бой каждый из нас, каждый из наших солдат должен будет выйти со всем уважением к врагу. Дать бой со всей серьезностью нашего разума