Японская война 1904. Книга 2 - Антон Дмитриевич Емельянов Страница 26

* * *

Вчера после небольшой полицейской операции мне пришлось выдержать серьезный разговор со своими офицерами. Сначала мы встретили вернувшихся Врангеля и фельдшера Короленко, а потом Шереметев, смущаясь и отводя взгляд, попросил меня заглянуть к ним на чай. Я сначала даже не понял, что праздник закончился, и все кроме усмехающегося Хорунженкова напряжены и чем-то недовольны. Думал, что-то серьезное, а мне почти полчаса весьма образно, но прямо высказывали, что не должно армейскому офицеру заниматься полицейской работой. Некрасиво это, более того, осуждаемо, и как бы теперь не случилось, что другие части нам объявят бойкот.

— Я правильно понимаю, что лучше было бы даже не доложить о наших подозрениях, а вообще не лезть на поиски шпионов? — уточнил я.

— Вы сейчас утрируете, Вячеслав Григорьевич, — не согласился Шереметев. — Но таковы правила, и именно они помогают держать наше общество в равновесии.

— Пусть стреляют в Буденного, в вас, в меня, так?

— Да, так! — неожиданно зло ответил Шереметев. — Надев форму, взяв оружие, мы приняли на себя и риски. Если же армия полезет во внутренние дела страны, если перенесет те методы, с которыми мы сражаемся на поле боя, на городские улицы, то что будет ждать Россию? Да, иногда нам хочется справедливости! Да, иногда кажется, что никто кроме нас! Но мы же все взрослые образованные люди и должны думать хотя бы на пару шагов вперед. Война и мир, помните? Это вроде бы и такие похожие, но совсем разные вещи.

— С другой стороны, — задумался вслух Мелехов. — Если эти самые гражданские сами начали боевые действия против армии, то почему бы и нам не ответить?

— А вы не забыли все самое главное? — Хорунженков не выдержал. — Имеем право или не имеем — давайте оставим для Раскольникова. Тут вопрос в другом: мы на своей земле, а чужаки у нас в тылу решили провернуть свои дела. Чужаки, вот главное слово! Вот если это свои революционеры, тут сложнее. У них уже есть право так или иначе вмешиваться в дела России, хоть я и не одобряю некоторые методы.

Спор начал разгораться с новой силой, а я невольно думал о том, что ждет Россию в ближайшие годы. Бесконечная волна терактов против консервативных дворян и чиновников — несколько тысяч смертей в год, по несколько взрывов в день, и это в мирное как будто бы время. Почему-то мне казалось, что с преданными офицерами и солдатами за спиной у меня получится сгладить углы и как-то изменить ситуацию. Но нет…

Шереметев, Мелехов, Хорунженков и другие — они спорили, они ругались, но ни один не думал о том, что сила может что-то решить. При том что вот же, пример перед глазами: мы сами пошли вперед, мы взяли шпионов, и стало ли от этого кому-то хуже? Я почти убедил себя в собственной правоте, когда перед глазами встало лицо Казуэ. И ее слова, что на самом деле заказала нападение на Буденного вовсе не она, а значит… Наша сила тоже ничего не изменила, а только сыграла кому-то на руку. Раздражает!

В общем, на этой волне весь следующий день ушел насмарку, и вечером к Куропаткину я шел в самом настоящем раздрае. Хотелось сорваться — не самое лучшее решение в беседе со своим непосредственным начальником — и только огромным напряжением воли удавалось держать себя в руках. А тут еще и сам главнокомандующий с ходу задал совсем не тот тон беседе, которого я мог бы ожидать.

— Ну что, Вячеслав Григорьевич, — Куропаткин махнул на чайник, мол, сам наливай. — Я изучил письменные доклады, ваш и ваших офицеров. Давайте разбирать ваши ошибки?

— Ошибки? — нахмурился я, подставляя чашку сначала под заварочник, а потом под кипяток.

— А вы считаете, что их не было? Или что совет более опытного офицера повредит вашей репутации? — Куропаткин откинулся на спинку своего кресла, очень довольный собой.

— Никак нет, готов выслушать и принять все возражения.

— Что ж, тогда начнем с самого простого. После того, как вы захватили две японских канонерки, почему не использовали стоящие на них искровые передатчики, чтобы согласовать свои действия с генералом Стесселем? Уверен, тот бы нашел применение и кораблям, и пушкам, что вы с них сняли…

— Прошу прощения, ваше высокопревосходительство, — я все-таки не выдержал. — Но вы сейчас исходите из одной очень ошибочной вводной.

— Если вы считаете, что на кораблях не было связи или что ее дальности не хватило бы, то зря. Пусть вы даже и не упомянули эту технику среди захваченной, я достаточно хорошо разбираюсь в вопросе, чтобы со всей уверенностью заявить…

— Мы не стали использовать японские передатчики вовсе не потому, что их не было, — я покачал головой. — Просто японцы — это совсем не такой простой враг, как нам, возможно, хотелось. И да, нам удалось обмануть их, провести свои группы на корабли и даже прикрыть подходы к пушкам и пулеметам. Вот только еще и узел связи нам отдавать никто не собирался. Полвзвода с одними штыками, почти без винтовок, бросились грудью на наши выстрелы, выигрывая время. Я даже с берега слышал, как над палубой взлетело «тэнно хэйка, бандзай!» — те солдаты полегли в полном составе, но и всю радиоаппаратуру с документацией и книгами они уничтожили.

— Похоже, у них был приказ, — Куропаткин на мгновение выпал из образа всезнающего вельможи и на эти доли секунды снова стал обычным боевым офицером. — Разумно… Если бы наш флот смог хотя бы ненадолго слышать и понимать любые их переговоры, это могло бы стоить Японии гораздо дороже пары канонерок.

— Сильные противники, — повторил я.

— Сильные, но… Вряд ли на них можно будет списать все ваши ошибки, — Куропаткин опять был самим собой. — Итак, полковник, продолжим.

Глава 10

Сижу, пью чай, иногда отвлекаюсь на шорох под крышей. Кажется, у генерала завелись весьма крупные мыши, но даже им было не отвлечь Куропаткина от экзекуции. Вопросы, порой противоречащие друг другу, сыпались один за другим.

— Почему оторвались от Одишелидзе, оголив его левый фланг и подставив под японское окружение?

— Почему не передали точную численность идущей за вами дивизии Иноуэ?

— Почему сначала уклонились от боя и ударили