Владимир Поселягин - Командир Страница 27

В кабинет я так и зашел с испачканным коровьим гов…м лицом. Штандартенфюрер с улыбкой наблюдал, как меня сажают на стул, и знаком отпустил конвоиров. Достав из великолепного портсигара папиросу, штандартенфюрер закурил. После чего спросил на плохом русском:

— Ну как вам гостеприимство местных жителей?

— Так себе. Оставляет желать лучшего, — ответил я на немецком языке, что заставило немца удивленно приподнять брови.

— О, ваше произношение великолепно. Для русского просто отлично!

— О, герр штандартенфюрер, вы мне льстите. Позвольте представиться. Вацлав Швед, служу в полку «Бранденбург». В шве моих галифе вы найдете мой опознавательный знак. В эту группу окруженцев попал совершенно случайно. Позвольте рассказать вам после того, как ваши солдаты достанут код. Сам, извините, не могу, все тело болит.

Разговор со штандартенфюрером затянулся почти на час после того, как его адъютант ушел пробивать опознавательный код. Мне даже принесли воды в тазике и полотенце, чтобы я мог умыться. Врать мне оказалось привычно. Только сложно было накладывать на недавние события. Поверил он мне или нет, но слушал внимательно. После допроса меня отвели обратно в сарай.

Пройдя в угол, где находились мои бойцы, сел рядом с радистом. Улыбнувшись, глядя на его синюшное лицо, тихо спросил, наклонившись к уху:

— Как у вас тут?

— «Пока все хорошо», — сказал индюк, направляясь за хозяйкой к колоде. — Кивнув на угол и криво улыбнувшись, радист добавил: — Когда вы ушли, эти двое пытались права качать, но я их послал.

— Старшина не очнулся?

— Нет, но Осокин пришел в себя!

— Да? Потом подойду. Есть возможность уйти отсюда. Будь наготове.

— Понял, — так же тихо сказал радист, его глаза радостно блеснули.

Пройдя к Осокину, спросил у бойца:

— Как себя чувствуешь, боец?

— Рука болит, товарищ капитан. Невезучая она у меня. То пуля, то перелом.

— Ничего, выберемся, сдадим тебя на руки красавицам медсестрам, будешь спать на белоснежной простыне и кушать кашу с маслом.

— Хорошо бы, товарищ капитан.

— Спи, сон полезен.

Еще почти час мы с Молчуновым общались, склонив головы друг к другу, под подозрительными взглядами соседей. Вот что странно, я точно получил контузию, а сейчас ее почти нет. Так, легкий шум в ушах, чего не скажешь про радиста. Речь его изредка начинала заплетаться, нормальный слух так и не вернулся. Я еще тогда заметил, когда сожгли мой первый танк, что пришел в себя после контузии довольно быстро. Странно все это… Отправив радиста отсыпаться, сам лег рядом и, прикрыв веки, начал прокручивать в памяти наш разговор с штандартенфюрером.

«Я буду вас называть вашим настоящим званием, гауптман. Кстати, какое у вас звание в разведке?

— Лейтенант Абвера, герр штандартенфюрер.

— Хорошо, лейтенант. Расскажите, что произошло с вами за последние два дня?»

Мой так называемый рассказ длился почти час, хотя я и старался врать правдоподобнее, вставляя ключевые моменты, происшедшие за это время. Например, командиром моей «тридцатьчетверки» был погибший рядовой Истомин, являющийся в действительности сотрудником НКВД. Повезло, что в танке на четыре человека экипажа нас оказалось пятеро. Я же за все время боя пролежал на днище танка, притворяясь сильно контуженным. Потому как являюсь честным солдатом Рейха и в своих стрелять не желал. Офицер проглотил эту ложь не моргнув и глазом. Поняв, что о нападении на оба лагеря я ничего не знаю, сразу потерял ко мне интерес. Почему-то его интересовало именно нападение на лагерь военнопленных, уничтоженная нами техника в селе его особенно не волновала. Дальше допрос быстро закончился.

Нас так и не накормили, и, хмуро вздохнув, я стал устраиваться спать. Сейчас я самый боеспособный из нас четверых. Еще через полчаса очнулся старшина.

— Ну что, Федя, как себя чувствуешь?

— Непонятно, товарищ капитан, — ответил старшина и начал ощупывать себя руками.

— О, слышишь уже хорошо.

Как ни странно, старшина был в более приличной форме, чем я думал. Походив по сараю туда-сюда, он лег рядом с нами, и мы с радистом начали посвящать его в наш план, получивший его полное одобрение. Закрыв со старшиной радиста своими телами от взглядов предателей, лежавших в противоположном углу сарая, мы позволили ему и дальше раскачивать длинный гвоздь, забитый в стену.

Толчок в плечо разбудил меня. Открыв глаза, я увидел темный силуэт склонившегося надо мной человека. Определив по торчавшим вихрам, что это старшина, спросил свистящим шепотом:

— Что? Рано же еще.

Действительно было еще рано. Сквозь щель было видно встающую луну.

— Товарищ капитан, там за стенкой кто-то шебуршится.

Мне в руку лег стержень из холодного металла. Ощупав его, понял, что это гвоздь двухсотка, все-таки вытащенный радистом из доски. Хозяева использовали его как крючок для упряжи. Вставая, я зашуршал соломой и замер на миг. Со стороны двух предателей продолжал раздаваться храп. Выйдя на середину сарая, я весь превратился в слух, слева встал старшина. Было тихо, только слышны шаги часового, ходившего около двери. Вдруг снаружи послышалось поскуливание.

— Чертова собака, пшла вон! — послышался крик часового на немецком. Послышался удар, и громкий визг обиженной собаки стал удаляться.

В углу зашевелился один из предателей и, привстав, стал прислушиваться к смеху часового. Я подбежал и футбольным ударом в голову оглушил первого. Потом навалился на второго, спавшего рядом, сжал его гортань и с силой вдавил ее. Послышался сип и бульканье из поврежденного горла. Сжав кулак, ударил его в висок. Предатель замер, только из горла продолжало доноситься бульканье. Повернувшись к первому, понял, что добивать уже не требуется. Старшина закончил за меня. Быстро подойдя к двери, встал рядом со старшиной и тоже стал прислушиваться к происходящему снаружи. Судя по всему, часовой так ничего и не услышал и продолжал ходить недалеко от двери. Найдя довольно большую щель размером в пару сантиметров, я смог разглядеть охранника. Хорошо освещаемый луной часовой повернулся к нам боком и, остановившись, замер. Постояв так минуту, продолжил хождение от одного угла сарая до другого. Расстояние для броска было нормальное, только вот просунуть руку наружу и метнуть гвоздь не получится из-за малого размера щели. Знаками показав старшине ложиться отдыхать, я вернулся на свое место и, прижав губы к уху старшины, тихо сказал:

— Уходим на рассвете.

Кивком показав, что понял, старшина отодвинулся и, замерев, стал издавать легкое похрапывание. Восхитившись мастерством старшины так подделывать звуки спящего человека, я стал обдумывать, как уложить часового. Ладно, как говорится, утро вечера мудренее.

Старшина разбудил меня за час до рассвета. Тихо сказав мне на ухо, что караул только что сменился, тенью скользнул к двери и замер, прислушиваясь.

Встав и потянувшись, я подошел к щели и посмотрел на нового часового. В отличие от прошлого, этот был вооружен карабином. Чтобы его завалить, у меня был только один выход. Отойдя от щели на пару метров, я остановился и начал разрабатывать кисти рук и пальцы, возвращая им чувствительность. Был только один шанс из тысячи, что у меня получится. Проснувшиеся бойцы с надеждой смотрели на мои приготовления. Достав гвоздь, я осмотрел его. Нормально, остро заточен, уже хорошо. Подкинул его на ладони, примериваясь к броску.

В немецком лагере Шведа готовили на совесть, так что я надеялся на его моторную память. Сделав несколько тренировочных движений рукой, стал ждать. Сердце в груди вдруг стало громко бухать, странно, я раньше был совершенно спокоен, а тут напал мандраж. Несколько раз глубоко вздохнув, смог успокоиться. Снова приготовившись, я внимательно смотрел на часового, обрисованного луной, сквозь многочисленные щели. И как только в нужной мне щели появился его силуэт, метнул гвоздь. Остро заточенный стержень вылетел сквозь дыру и, пролетев три метра, воткнулся острием в висок часовому. С тихим стуком и бряканьем амуниции тело караульного упало.

— Давай начинай, — прошипел я в сторону бойцов.

Старшина с радистом стали отрывать плохо прибитую доску, обнаруженную радистом в процессе осмотра сарая. Плохо было то, что она находилась прямо у дверей, а значит, под наблюдением часового. Стоящий рядом с ними Осокин сквозь щели наблюдал за улицей.

— Готово, товарищ капитан, отошла, — услышал я тихий шепот старшины и, отодвинув его в сторону, с трудом протиснулся наружу.

Я быстро подбежал к часовому и подхватил его карабин, соскользнувший с плеча во время падения. Открыв затвор, проверил, есть ли патрон в стволе. Держа оружие наготове, стал осматриваться, было тихо, село спало. Посмотрев в сторону леса, увидел едва заметное просветление на горизонте.