Александр Авраменко - Мы всякую жалость оставим в бою… Страница 27

— Снарядов нет!

— Мадонна!

Правда, и мишеней больше нет. Полыхают остатки бронемашин, клубится чёрный дым, жутко воняет палёным мясом. Нас, оказывается, чуть не накрыли немцы. Подкрались с тыла, но вовремя сообразили, что пушка ведёт огонь по британцам. Да и форма наша оказалась знакомой. Самое страшное, что у них тоже нет офицера… И эсэсовцев тоже только десять человек… Итого, вместе со мной двадцать семь. Но приказ никто не отменял. Вперёд! Слышен знакомый вопль гурков. Опять атака. Да что они не успокоятся! Сволочи! Приятно командовать опытными бойцами — все уже рассосались по укрытиям и ждут только команды. Вот они, гады. Крадутся. А чего орать тогда было! Огонь!!!..

…Вот тут я и понял, что означает подмести улицу огнём: только брызги в разные стороны полетели. Ещё бы — два пулемёта и автоматы в упор! Самое жуткое, конечно, пулемёты. Мой и одного здоровенного эсэсмана. В упор. На весь боезапас! Рвало их в клочья. На такой дистанции одна пуля двоих-троих прошивает. Всего-то метров пятьдесят, а то и меньше. Главное, чтобы нервы выдержали. Мне рассказывали, когда русские в дотах на оборонительной линии сидели, кое-кто с катушек съезжал: стволы уже плавятся, а жёлтые всё лезут и лезут. Так вот и у нас вышло. Целая груда тел уже дорогу перегородила баррикадой, а гурки по ним карабкаются и лезут, лезут… нам только успевают ленты подавать. Сколько мы их там покрошили — жуть просто. И опять прут. Внезапно передо мной возникает клуб вязкого даже на взгляд огня. Смрадный запах палёной человечины. Дикий вопль! Кому-то не повезло. Я отшатываюсь. Опять клуб огня. Гад! Огнемётчик! Высунуться не даёт, сволочь! И, как на зло, никуда не деться. Сейчас он меня поджарит… Но что это? До меня доноситься отборная немецкая ругань. Высовываюсь. Прямо передо мной сцепились двое — гурх и немец. Наш оторвал раструб огнемета, и теперь огнесмесь брызжет на обоих, покрывая их чёрными пятнами. Наконец удар ноги отшвыривает британца прочь, и тут же в него летит, нет, не граната и не камень! Горящая зажигалка! Вой прямо резанул по ушам, страшный вой горящего заживо. Эсэсман перекатывается и оказавшись за полуразрушенным ровиком лихорадочно сдёргивает с себя пропитанную огнесмесью одежду. С разных сторон к нему летят ватники, шапка, даже чьи-то брюки. Слышу его ругань, ещё бы! На дворе далеко не майская жара! Но нам жарко. Пышут пылом раскалённые стволы. Полыхает всё вокруг, нам не холодно. Ой, как не холодно! Оставаться здесь — верная гибель. Потихоньку мы начинаем прорываться вперёд. Небольшими перебежками. Уже виднеется каменная серо-зелёная стена со шлемовидными зубцами. Там нас встречает опять яростный огонь. Но мы слишком опытны, чтобы попасться на эту уловку. Вновь мы с немцем выдвигаемся вперёд и открываем огонь. Остальные идут в обход, прикрываясь здоровенными черепахами из камня. Правда, то, что это черепахи узнаю уже после боя… наконец слышу яростные крики «Ура!» и «Хох!». Бешеная стрельба, вопли, стоны. Кто-то из наших машет нам с немцем, и под прикрытием наших ребят мы вдвоём быстро перебегаем площадку перед Городом. Возле импровизированной баррикады перед воротами груда тел. И, самое главное, ящик гранат и патроны. Замечаю у нескольких мертвецов неизвестные мне ранее автоматы с большими дисками. Калибр внушает доверие. Похоже, что нам крупно повезло. Что меня больше всего радует, так это то, что за стеной стоит американское чудо: крупнокалиберный «браунинг». Не успели ребятишки его дотащить до нашего прихода. Чем мы немедленно и пользуемся. Подхватываю на ходу автомат неизвестной системы, и мы на территории китайских дворцов. Прямо перед нами здоровенная лестница. Главное, держать темп. Ребята подхватывают пулемёт. Я — ящик с патронами. Остальные боеприпасы разбирают немцы. Навьюченные ящиками мы мчимся что есть силы. Кажется, что наше хриплое дыхание перекрывает грохот близкого боя. Ужасно хочется пить. Наконец мы вваливаемся под прикрытие колонн. Забыл сказать, что всё здание представляет собой увеличенный храм весталок в Риме, только китайского образца, с загнутой крышей. Внутри — пусто. Но что это? Откуда ни возьмись валит толпа японцев. Из-под земли они что ли вылезли… Мадонна миа! Они же перекрыли ворота, что делать? Ладно, пока посидим, потом посмотрим. Так, надо пока позицию подготовить. Четверых на левый фланг, двое — справа. Четверо в тылу. Остальные — фронт держим. Пулемёт пока назад. Так, что у нас есть? О, да поможет нам святой Януарий! Патронов-то у нас полно, но вот не те. Хотя к тем автоматам есть. Ладно, пока диски набьём тем, что есть. Ещё немного гранат. И, сидим, тихо, ребята. Ждём, пока помощь подойдёт…

Сидели, пока темнеть не начало. Вокруг вроде немного подзатихло. Только жёлтые бегают, оборону готовят. С нашей стороны постреливают изредка. Мы-то наверху сидим, город хорошо видно. Там — пожар, тут — уже не пожар. Нечему гореть. Бойцы мои от скуки давай по дворцу шастать, смотрю — бегут, да шепчутся так возбуждённо, и тащат что-то. Я как глянул — меч! Настоящий, не подделка! Да ещё прямой, европейского типа. И показывают, что там, мол, комнатушка, а в ней этого добра полно. Разобрало меня, пошёл смотреть. Действительно, понавешено всего… Кривые, прямые. Старые, поновее… Мечи и копья, кинжалы, даже глаза разгорелись. Выбрал себе по руке один агрегат, оставить себе что ли, на память? Да тут в брюхе как заурчит, шутка ли: целый день не емши! Пошёл к своим. Поделили мы смены. Да решили отдохнуть, благо уже порешили всё. Утром проснулись, окоченели как неаполитанское мороженое. Помечтали, кто о чём: немцы — о кофе, русские — о чае. А я — о горячем вине… Вдруг часовые машут: началось! Мы позиции позанимали, точно! Забегали гады, засуетились! Глядим, пушку волокут противотанковую. Быстро её установили, а мы бдим. БА-БАХ! И султан взрыва на площади! Потом скрежет, рёв, и как шандарахнуло там! Везде огненные столбы, в воздухе настоящий стон стоит, осколки просто кишат, а у нас одна забота, чтоб свои не зацепили. Залегли эти гады, но потом, когда всё прекратилось, видим, что досталось им не плохо. Хорошо покрошили. И тут первый танк на площади показался, наш «БТ». И на него эти сволочи свою «тридцатисемимиллиметровку» наводят. Тут уж не помню, что я заорал, только открыли мы огонь… Грохот от этого «Браунинга» неимоверный! Зато и эффект сногсшибающий: только конечности в разные стороны полетели! Ну, руки там, ноги, куски от голов, каски… Причесали мы их жестоко, да тут наше охранение с тыла заорало, и мы, все, кроме пулемётчиков к ним бросились. А там — рукопашная! Все в куче, перемешались, стрелять нельзя… Визг стоит, мат! Я почему-то заметил, что русские ругательства — наиболее охотно перенимаемая команда всеми нашими командирами, независимо от национальности. Мозг, он ведь штука странная… И тут смотрю, мне в лицо винтовка летит, с примкнутым штыком. Как уклонился — не знаю! Потом заорал что-то, и в свалку! Мне потом русские говорят, что про такое только в былинах читали да сказках! Подхватил я свой автомат и пошёл прикладом крушить! Рост-то у меня под метр восемьдесят. И что гурки эти, что японцы мне в пупок дышат. Да ещё нашло на меня… Затмение какое-то. Только хряск стоит, да брызги летят. Так и идём, вышибаем гадов из здания. Когда офицера завалил, не выдержали сволочи, побежали, тут я им в спину весь диск и выпустил. Ох и классная же машина! Так и полетели кто куда!.. Потом где-то с час тихо было, только гремело всё ближе и ближе, да столбы дыма приближались потихоньку. Танк, тот, кстати, отступил в развалины. И то хорошо, что не сожгли, не дали мы им. У нас один боец решил знак подать, шапкой помахать из-за колонны, раз махнул, а на второй от него только мозги брызнули: снайпер оказался. Правда, вычислили мы того и из крупнокалиберного рассчитались. Ещё часа четыре мы так держались. Те на нас, мы им в ответ. Опять на нас — опять свинца отсыпем. Как то по-дурному всё, тупо: прут и прут в лобовую, словно ничего другого не умеют… мы даже перекусить смогли: когда ребята мертвецов в поисках патронов обыскивали, о и галет нашли, и водички. У офицера даже коньяк обнаружился, в плоской такой фляжечке. Самое плохое потом случилось, когда патроны к концу подошли, и мы врукопашную сцепились: мне тогда какой-то гад мечом руку развалил, ну а я, пока он мечом второй раз замахивался, успел под челюсть свой нож вогнать, итальянский. Ещё запомнилось, как какой-то жёлтый в воздух прыгнул, и нашему ногой! Да тот русский оказался: пока японец в воздухе болтался, присел и со всей мочи правой, да между ног! Как тот заорал, мне даже понравилось! И немец тот. Здоровенный, эсэсовец. Его сразу за ногу ухватил, раскрутил вокруг себя и в толпу! Те так и повалились! Отбились, одним словом… Тут слышим, моторы гудят — опять самолёты. Хотел уже команду «Воздух» подавать, да вовремя спохватился, это наши «Штуки» прилетели. Но, народ. Чего я и врагу не пожелаю, так это под бомбёжкой побывать. Хоть лупили и не по нам, но слишком уж близко подобрались «томми», и швыряло нас, и катало. И песенки от осколков слушали, и дерьмо всякое на нас сыпалось, одного не пойму — как это летуны нас с англичанами не попутали? Ведь отбомбились ювелирно! Самая близкая фугаска в ста метрах рванула… Когда в ушах звенеть перестало — высунулся: вокруг тихо, спокойно. Только воронки да развалины. Красота! От баррикады, которую мы из англичан вместе с ребятами нагромоздили, одни ошмётки. Видать, бомба прямо в кучу и угодила. Месиво, если одним словом выразиться. Груда мяса, внутренностей и того дерьма, которым их перед боем кормили. А тут и опять танки подошли и вперёд. Резерв командования. И подмога из пехотинцев. Да ещё монгольская конница мимо пронеслась. Мы было дёрнулись за ними, только по лестнице спустились, да из подъехавшего броника высунулся офицер в немалых чинах и велел нам ждать на месте. А кого, чего, так и не объяснил. Вот и сидели, ждали, пока сам командующий Малиновский не подъехал вместе с Джихар-ханом. Вылезли они, посмотрели на нас, потом велели своим адъютантам награды принести. Идут вдоль строя, вручают, а Джихар-Хан шепчет: