Анатолий Дроздов - Изумруд Люцифера Страница 27

– В книгах есть описание. Чаша, выточенная из цельного куска зеленого минерала, то ли изумруда, то ли вулканического стекла, размером с половинку большого апельсина. Я видел копию в Ватикане, – гость рассеянным взглядом обвел комнату и вдруг оживился: – Вон, у вас в шкафу очень похожие! Я знаю этот набор, – тонкие губы его тронула легкая улыбка. – Когда-то, давным-давно, и у меня был такой. Знали бы ты тогда на советском стекольном заводе, копию чего они делают…

– Могу уступить. Недорого. Шесть штук за десять процентов объявленной цены…

Однако гость шутки не принял. Встал, взял свою визитку и на обратной стороне вывел "6 000 000 $".

– Это, чтобы вы не забыли, – пояснил. – Меня можно найти в президентском номере отеля "Столица". Звоните в любое время. Но поторопитесь. Завтра утром я уезжаю. И тогда к вам придут другие…

Не попрощавшись, он вышел из кабинета…

Кузьма едва успел расстаться с одним гостем, как почти сразу появился второй. Григорович по-хозяйски вошел к нему в кабинет и, не снимая плаща, плюхнулся на стул. Об лицо его можно было прикурить сигарету.

– Это что? – он бросил на стол газету.

– Здравствуйте! – холодно сказал Кузьма.

С минуту они в упор смотрели в глаза друг другу. Григорович первым отвел взгляд.

– Привет! – Он расстегнул плащ и уже расслаблено откинулся на спинку стула. – Почему ты рассказал все этой шлюхе из "Оппозиционной"? Зачем?

– А я должен был это согласовать?

– Да!

– Я не помню, чтобы мы об этом договаривались. Подписки о неразглашении я тоже не давал.

Григорович шумно вздохнул.

– Кузьма! Ты же не ребенок! Неужели непонятно: секретная операция, только-только провели. И на тебе! – он стукнул ладонью по газете. – Все теперь знают, что не Служба, а какая-то б… вернула деньги государству.

– Между прочим, так и было, – холодно заметил Кузьма. – Или ты успел доложить, что сам их обнаружил?

Григорович еще раз шумно вздохнул, и Кузьма понял, что не ошибся.

– Ладно, – Григорович взял газету и сунул ее в карман. – Пусть я такой. Но она же тебя по полной программе в своей газетенке обделала! Ты-то чего?

– В качестве платы за кров.

Григорович недоуменно посмотрел на него.

– Ты же сам мне сказал: найди место, где никто не будет разыскивать. Вот я и нашел.

– Так ты… Ночевал у нее? – изумился Григоровича.

– Разумеется. Ужин, ночлег, завтрак, машина – за все надо платить. Я и расплатился.

– Ну ты… Ну… – Григорович замотал головой. – И не побоялся?

– Чего?

– Говорят, она всех своих гостей тайком на диктофон записывает, а потом шантажирует.

– Не думаю, что она это проделает со мной, – улыбнулся Кузьма.

– А еще, я слышал, что она полгорода сифилисом заразила! – торжествующе сказал Григорович. – Понял?

– Врут люди, – усмехнулся Кузьма. – А представителю Службы не стоит разносить сплетни о гражданине нашей страны. Кстати, очень симпатичном гражданине, добром и ласковом. Тем более, что проверить слухи вам при желании труда не составит.

Григорович бросил на него странный взгляд и опустил глаза.

– Хорошо. Не будем больше об этом, – он примирительно поднял руки. – У меня к тебе серьезный вопрос. Сегодня утром заговорил наш задержанный…

– Быстро вы! – удивился Кузьма.

– Умеем, – улыбнулся Григорович. – Он поначалу ежом стоял, требовал посла и адвоката, но мы разъяснили: смертная казнь за убийство у нас пока не отменена. Посол и адвокат подтвердили. Вот он и скис.

– Я думал люди в Аненербе покрепче.

– А ты откуда про Аненербе знаешь? – сощурился Григорович.

– Просветили. Но ты доскажи, я потом.

– Досказывать нечего. Им не деньги Ломтева были нужны. Чашу они искали. Знаешь, какую?

– Вот эту? – Кузьма показал обложку книги.

– Твою мать! – Григорович аж подскочил. – Ты все знал?!

– Тогда – нет. Сегодня – знаю, – спокойно сказал Кузьма. – Так ты за чашей?

– Она у тебя? – Григорович вскочил.

– У меня их шесть. Вон, в шкафу. Выбирай любую.

– Кузьма! – Григорович сел обратно. – Допрыгаешься!

– Ну вот, угрозы пошли. Зачем Службе святая чаша? Молиться будете?

– Это же такая реликвия! Мировая ценность!

– А вы тут причем?

– Ты не понимаешь! – Григорович поднял руки, глаза его горели. – Если мы ее найдем…

– Ты найдешь? – уточнил Кузьма.

– Пусть я. Это же мировая сенсация. О нашей стране, о нас весь мир трубить будет! Тысячи журналистов приедут!

– А тебе орден дадут. И генеральские погоны. Но мы договаривались только на полковника.

– Ну что ты, Кузьма! – обиделся Григорович.

– Извини, – Кузьма понял, что переборщил. – Устал я от вас. Только одну банду спровадил, другая приплыла. Тоже чашу ищет. Велели завтра к утру принести. Не то – секир-башка.

– Это кто? – взъярился Григорович.

– Вот! – Кузьма выложил на стол визитку. – Некто магистр Радкевич. Только что, перед тобой, тут сидел.

Григорович взял визитку, некоторое время рассматривал, затем перевернул.

– Что это за цифра?

– Шесть миллионов долларов? Это он за чашу предлагает. Из фонда ордена.

– Серьезные люди… – задумчиво сказал Григорович.

– Может, серьезные, может, и жулики. Пообещать можно и шесть миллиардов… Ты бы занялся им, Коля! Он остановился в президентском номере гостиницы "Столица". Будет до завтрашнего утра.

– Займусь! – Григорович спрятал визитку в нагрудный карман. – Сегодня же. А как с чашей?

– С чашей трудно. Только Бог знает, куда ее Ломтев сунул. Мне он сказал, что хрен ее кто получит!

– Подумай, Кузьма! – Григорович по-дружески обнял его за плечи. – У тебя же не голова, а компьютер. Как ты эти деньги нашел: наши долго поверить не могли. Только когда сумма доллар в доллар совпала… Не думай, я не собираюсь все под себя. Ты найдешь – ты и героем будешь! И пусть, если хочешь, эта твоя, заразная, пишет. Мировой знаменитостью станешь! Для страны большое дело сделаем! А?

– Подумаю, – пообещал Кузьма, видя, что иначе гость не отвяжется.

– Молодцом! – хлопнул его по плечу Григорович и быстро вышел из кабинета.

…После того, как дверь за гостем закрылась, Кузьма встал и прошелся по кабинету. Остановился перед стулом, на котором сегодня сидели по очереди Радкевич и Григорович, и вдруг пнул его.

– Достали! – воскликнул в сердцах. – Ходят и ходят, ходят и ходят! За что это мне?!. То им деньги, то им чашу… Вон, берите, у меня шесть! Любую или все сразу! – он подошел к шкафу, резко открыл стеклянную дверцу и вдруг замер.

– Шесть… – не веря своим глазам, сказал он, не отводя взгляд от посуды. – Господи!..

10.

Воды в цистерне было по щиколотку, и хотя она не переливалась через края сапог, ноги стыли. Абей слышал, как рядом, в темноте, переминаются с ноги на ногу спутники, пытаясь разогреть кровь в ледяных ступнях, и сам, стараясь не шуметь следовал их примеру. Уже здесь, внизу, он понял замысел Пьера-Роже. Во-первых, в цистерне было мало воды (в крепости экономили на всем, и воду из цистерн вычерпывали почти до дна), а, во-вторых, юго-восточный угол Монсегюра был местом жизни простых людей, и хлам, валявшийся здесь повсюду: грубая мебель, тряпье и прочие отбросы – не вызывали никакого интереса у победителей.

И действительно: крики и шаги мародеров почти не доносились до Абея и его спутников. Несколько раз по плите, закрывавшей вход в цистерну, прошли чьи-то тяжелые сапоги, и опять все стихло. Победители, собрав добычу, ушли за стены.

…Они, все четверо, присутствовали на последней молитве и вместе со всеми встали на колени, когда епископ Бертран Марти поднял в вытянутых руках чашу. В этот момент солнечные лучи, как это было и прежде в день весеннего равноденствия, ударили снопом в проем между зубцами стены, и огромный изумруд в руках Бертрана сначала налился мягким светом, а потом выбросил к небу широкий зеленый столб. Все самозабвенно запели гимн, и величественные слова, написанные лучшим трубадуром страны "ок", вознеслись вслед зеленому потоку – к тому, кто смотрел на них с небесной тверди, радуясь их твердости в вере.

На молитве посторонних не было: наемники, трусы и болтуны давно покинули замок. Молились все вместе: и те, кто выбрал костер во имя веры, и те, кто не решился на это по малодушию, и те, кто отказался от последнего утешения по приказу Бертрана. Абей, стоя у стены, горевал, что в этот час он не может быть рядом с сеньором, который преклонил колени рядом с епископом.

Когда молитва завершилась, в замке закрутилась суета: по договоренности с осаждавшими, первыми должны были выйти, принявшие solament. В долине их ждало аутодафе. Согласившиеся покаяться выходили во вторую очередь. Для них уже были приготовлены цепи, чтобы закованными довести до ближайших церквей и там принять от раскаявшихся грешников покаяние.

Воспользовавшись суетой, Пьер-Роже препроводил Абея и его спутников к цистерне; а когда они спустились вниз, сунул Амьелю Эскару небольшую кожаную сумку с сокровищем. Это видели многие, но никто не сомневался, что все, даже согласившиеся покаяться, которым раскрытие тайны цистерны угрожало смертью (пряча людей, защитники нарушали договор), будут молчать. Затем тяжелая каменная плита со скрипом и грохотом упала на люк, и все четверо оказались в темноте.