Константин Калбазов - Бульдог. В начале пути Страница 27

— Петр Алексеевич, иные казнокрады и мздоимцы с легкостью смогут откупиться от наказания. А оставшись на прежней должности, восстановить все утраченное сторицей. Разве только станут осторожнее, — возразил Ягужинский.

— Я думаю так же, — поддержал его Головкин.

— А ты что скажешь, Андрей Иванович, — Петр посмотрел на Остермана.

— Государь, мне мнится, что ты прав. Господа, я объясню свою позицию, — подняв руку, и слегка склонив голову на правый бок, Остерман поспешил перебить готовые сорваться возражения. — Судите сами. В империи на сегодняшний день не хватает образованных и подготовленных кадров, должности зачастую занимают люди сторонние, которые в иное время там не оказались бы. Далее, нельзя отбрасывать в сторону то, что большинство подается соблазну, пребывая в уверенности, что не будут в том уличены. Сомнительно, что после суда они будут пребывать в той же уверенности, а значит если даже не перестанут заниматься прежним, станут куда более скромными и осторожными. Впрочем, уверен, большинство воздержится от дальнейшего небрежения законом, страшась наказания. Обжегшись на молоке, дуют на воду.

— А по мне, так вы не правы, Андрей Иванович, — возразил Головкин, — Сегодня наказания куда суровее, но племя воровское меньше не становится. А ведь и живота лишают, шутка ли. Здесь же можно отделаться штрафом. Всех его прегрешений никто не прознает, хорошо как малую часть, потому и штраф он уплатить сможет без труда.

— Как прознать про все их грехи, о том у других головы болеть будут, как и у генерал–прокурора. А вот с Андреем Ивановичем, я полностью согласен, — подвел итог Петр. — Далее. Всяк, кто дает мзду, так же на первый раз может отделаться штрафом, десяти рублями, против каждого рубля, подносимого лицу должностному. А повторится подобное, так же кроме штрафа, понесет наказание по уложению.

— Но бывает нередко так, что тем же купцам или мануфактурщикам и выхода иного нет, кроме как уплатить мзду, потому как их вынуждают к тому, — высказал свое мнение Ягужинский. — Может все же иметь исключения?

— Никаких исключений. Коли домогаются начальные люди, так о том доносить нужно, а не мзду в зубах таскать. Но твоя правда, в таком разе десять рублей против одного много. Коли будет доказано, что мзду вынудили дать угрозами кары, то штраф так же пять рублей против одного. Но наказание должно последовать непременно.

— И все же, я не думаю, что данная мера будет действенной, — продолжал упорствовать Головкин. — К тому же и сегодня у преступивших закон отбирают имущество.

— Ты сам сказывал, Гавриил Иванович, что при всей суровости наказания, племя сие изжить не получается. Значит, нужно пробовать иные подходы. А касаемо отобранного имущества, так у меня нет сомнений в том, что в кубышках припрятано и поболее того, что всем ведомо. Штрафы могут превзойти стоимость известного добра, вот тут и порастрясем их кубышки. Потому как не сомневаюсь, захотят откупиться, и впредь будут аккуратнее, а то и вовсе удовлетворятся жалованием, чай оно в России не такое уж и малое. Попробуем так, а там посмотрим…

Петр обвел всех внимательным взглядом и убедившись, что все вопросы обсуждены, откинулся на спинку кресла.

— А теперь о не менее важном. Я молод, а потому приняв императорскую корону, веду корабль под именем Российская империя, имея ту команду, что досталась мне от деда. Иной у меня сейчас нет и появится еще не скоро. А потому, каждый из вас мне просто необходим. Павел Иванович, — обратился он к Ягужинскому, — Мне доносят, что несмотря на свой невеликий возраст, ты маешься разными болячками и сильной подагрой. Но против наставлений медикусов, которые говорят о том. что тебе необходим более размеренный образ жизни, ты частенько предаешься бахусу и весельям чрезмерным. Чем ведешь себя к могиле.

— Государь, да какая вера тем медикусам, — все же польщенный вниманием, попытался отнекаться генерал–прокурор.

— Ты свое дело хорошо ведаешь, они свое, — твердо произнес Петр. — Уймись, Павел Иванович. Поумерь свой пыл и подумай о здоровье. На погосте ты мне без надобности. Вон Андрей Иванович, — кивок в сторону Остермана, — куда бережнее к здоровью своему относится, и за то я ему благодарен. Дед мой жизнь свою положил на служение России, а вы все его птенцы, и вам по иному поступать не к лицу. Помереть много ума не надо. А кто о России заботу иметь будет? Иль бросить меня удумали?

— Да что ты государь. Как можно, — чуть не в один голос, заговорили все трое, и как отметил Петр, не без довольства.

— Велю всем личным лекарям, при всех важных персонах прибывающим, завтра же прибыть к Блюментросту и учинить ему подробный доклад. Прознаю, что какой наказ им был сделан, пусть тот умник пеняет на себя. Совместным консилиумом медикусов, каждому будет определено лечение, если таковое потребно. Волю консилиума исполнять неукоснительно. На сегодня все.

Покончив с делами государственными, Петр вновь возвращался к учебе. Занятия заканчивались только к семи часам вечера. Лишь с этого момента, он имел возможность заниматься чем‑либо для того чтобы отвлечься и расслабиться. Порой он отправлялся на приемы или просто в гости. Вообще‑то он был склонен к тому, чтобы и это время посвятить обучению, но понимание того, что ограничивать свой круг общения решение не верное, толкало его к расширению оного.

Раз в неделю он непосредственно участвовал в заседаниях сената. И в этот же день, удостаивал своим вниманием коллегии, общаясь не только с лицами возглавлявшими их, но и с их подчиненными, знакомился с делопроизводством.

Окружающие только поражались той страсти, с которой Петр занимался всем этим. Впрочем, это была одна из черт его характера. Было время когда он отдавался разгульному образу жизни, забывая в тот момент обо всем остальном. Но самой захватывающей из страстей была охота, которой он посвятил чуть не половину всего своего времени пребывания на престоле. Что же, на этот раз у него появилось иное увлечение, и он предавался ему всей душой.

Едва только Петр проводил троих гостей, как во дворце появился Ушаков. Петр принял его без промедления, находясь все в том же кабинете. Бросив взгляд на массивные часы, стоящие в углу, император прикинул время. До занятий оставалось полчаса. Что же должен поспеть.

— Чем порадуете, Андрей Иванович?

— В производстве КГБ находится несколько дел о преступлениях, но сведения о каких‑либо заговорах отсутствуют.

— Что же, по мне так это хорошие новости. Но если ничего срочного, тогда с чем пожаловал?

— Государь ты обещался просмотреть положение о канцелярии, поданное мною на твое усмотрение. Прости, но не дождавшись ответа я сам решил к тебе пожаловать.

— Как же, помню и даже просмотрел. Но это все не то.

— То есть как все? — Было видно, что слова императора задели Ушакова за живое.

Он уже далеко не первый год занимается своим делом, и ему казалось, что он вполне стройно изложил задачи канцелярии, как и пути их решения. И тут, малец, который ничего в своей жизни не видел, вдруг решил указать ему на то, что его труд ничего не стоит.

— Минуточку Андрей Иванович. Василий.

— Да государь, — денщик тут же появился в дверях.

— Передай Арнольду Павловичу, что занятия с ним переносятся на семь часов. У меня возникли кое–какие дела.

— Государь, так ведь к вечеру тебя ждут на приеме у Шереметевых.

— Порезвятся без меня.

— Петр Алексеевич, совсем ты себя загонял с этими науками.

— Васи–илий.

— Прости, государь. Все исполню.

— Вот и исполняй. Итак, Андрей Иванович, вот взгляни на то, что у меня получилось за эти дни.

С этими словами, Петр протянул Ушакову исчерченный и исписанный аккуратным убористым почерком, лист бумаги. Тот в свою очередь углубился в чтение. И чем дольше он читал, тем большее удивление отражалось на его лице. Еще бы. Тайная канцелярия которой он ведал имела в своем штате всего лишь двенадцать человек, в производстве которых было просто запредельное количество дел. А здесь…

— Государь, но это более двух сотен человек.

— Если отделить особую роту КГБ, то получится значительно меньше.

— А для чего нужна особая рота?

— Особые знания и умения, которые потребны для выполнения особых поручений. Заметь, я там указал и особое вооружение, ничего громоздкого и мешающего, так чтобы и через забор махнуть, и на стену без труда забраться, и догнать убегающего. Вот только и форму им нужно будет создать особую и удобную, ни на парадах ни в штыковую, им не ходить. Более того, муштра строго ограничена, а вот обучить их кое–каким приемам борьбы, будет совсем не лишним. Ну, к примеру, чтобы один без оружия, мог скрутить троих.

— Один, скрутить троих? Эдак мне солдат туда из гренадеров нужно будет набирать.

— Вот уж в чем нет никакой необходимости. Когда я по лесам на охоте пропадал, так при мне был один казак, с виду, невысок, без особой стати, но помнится для разогреву начали как‑то парни бороться, так он один четверых валял по земле очень даже занятно. Я тогда ему еще пять рублей пожаловал, больно уж порадовал он меня. Так он сказывал, что у них почитай каждый, бороться горазд. Вот такого молодца отыщи и пусть он твоих парней и обучает. А еще лучше, нескольких, пусть разные ухватки будут. А еще записать бы те ухватки, да с рисунками подробными, как хватать, как бросать, куда бить и составить учебник.