Владимир Коваленко - Против ветра! Русские против янки Страница 27

Они стоят, слушают. Им проще — им вся эта наука действительно пригодится, быть может, через считаные часы. А еще они знают, что другим частям тяжелой артиллерии торжественная порка еще предстоит.

Их командир слушает не пушечную мудрость. И зол, скорей, на Борегара, отдавшего воинов Юга на расправу чужаку. Впрочем, если у того, и верно, был выбор между своими флотскими и русским… Густав-Тутан намекнул — раз дело дошло до Уэрты, скоро обо всем узнает морской секретарь Мэллори и не преминет на ближайшем совещании у президента макнуть армию поглубже. Долг платежом красен: уж больно часто сухопутные вояки язвили по поводу неудач флота. И если бы только вояки! Джосайя Горгас, создатель военной промышленности Юга, охотно готов выдернуть из-под флота заводик-другой. И если морские заводы выполняют заказы армии во вторую очередь, то армейские на нужды флота не работают вообще. Но уж если Мэллори наносит контрудар… В прошлом году он отбил Сельму. Что ему понадобится в этом? Огаста?

Потому лучше подать пример офицерам и терпеливо слушать русского. Каждая колкость — насквозь! Шею бы свернуть молокососу! Но… ни одной лишней. Каждая — к месту. Каждая — не гвоздем, заклепкой на оба уха — вбивает в мозг пушкарские истины. «Из нарезного орудия нельзя стрелять абы чем: засорятся нарезы, и его разорвет». «Из нарезного орудия можно стрелять двойным зарядом и тяжелой болванкой. По вражескому броненосцу, если иначе не пробить брони. А если садить на разрыв десятки раз куда-то вдаль — не следует удивляться». И постоянным рефреном: «Лучшие пушки мира заслуживают и лучших артиллеристов!»

И если у русских такие мичманы… Какие у них тогда адмиралы? И не является ли американская междоусобица для этих людей в лучшем случае схваткой двух хунт за какой-нибудь Гондурас? Если не войной зулусов с готтентотами. Несмотря на все пушки Уэрты. Потому что пушки — это пушки. Но любое оружие — ничто без людей, которым этим оружием сражаться.

Возможно, генералу стало б чуть легче, если бы он знал, что русский каждым словом бьет — в себя.

То, что вся Конфедерация называла победой во второй битве за форт Вагнер, для Евгения Алексеева стало чудовищным поражением. Бой, в котором он впервые командовал кораблем… и чуть-чуть его не потерял. «Александра Невского» от верного потопления спасла конфедеративная мина. Ну и как после этого было отказывать тому же Борегару в сущей мелочи — принять на свою голову раздражение тех, кто виноват ровно в том же, что и он сам?

Сказать им в лицо — правду, которая полностью относится и к нему, мичману Алексееву. Мальчишке, непригодному для капитанской рубки. Школяру, склонному к дурацким шуткам, увлекающемуся через меру и не способному к холодному рациональному мышлению. Фигляру, научившемуся изображать капитана… но не ставшего им.

Слова падали, прибивали к земле, разили насмерть — тех, кто должен подняться другими людьми или сдохнуть. Евгений Алексеев выносит приговор не полкам тяжелой артиллерии — себе. Совершенно не замечая, что наживает врагов, почитателей и подражателей — батальонами! Вот генерал Талиаферро сменил оскал на улыбку. Принял решение: когда русский «хлопконосец» будет удирать от янки под защиту его батарей, они немного запоздают с открытием огня. Исключительно для пользы дела, чтобы подпустить преследователей поближе. В голове складываются строки боевой инструкции…

Которую командир батареи, что окажется ярым «алексеевцем», и начнет с тренировки личного состава «для приближения к русским», перешлет через голову непосредственного начальника самому Г. Т. Борегару. А уж тот, тонко улыбнувшись в наполеоновские усы, исправит несколько слов. После чего двое суток будет пребывать в солнечном настроении, несмотря на зимнюю слякоть. Подставлять под расстрел хороший корабль, пусть и союзнический, Конфедерация себе позволить не может. Зато показать русскому, что в армии Юга есть генералы, разбирающиеся в артиллерии получше его, — другое дело. А коммандер Алексеев, если не дурак, оценит. У него есть чутье на сообразность, на момент — но вовсе нет чувства такта! Пусть прочувствует свою манеру на собственной же шкуре. Поймет — хорошо. Окажется идиотом, которого лишь временами осеняет свыше, — плохо, но лучше знать, что на порт базируется, по его же словам, опоссум с гранатой. А примет как должное — останется смириться, что на море завелся свой Борегар. Несносный, но эффективный.

Миссис ла Уэрта сегодня спокойна. Масса Хорас больше не портит глаза. Мисс Берта последние недели все меньше сидит с бумагами… зато ходит по порту и верфи. Не место для такой красавицы — но на все один ответ: война. И что она сделала из правильной жизни? Но на верфи спешно достраивают три новых броненосца. Они заменят «Чикору» — а кто заменит ушедших на нее мужчин? Броненосцам нужны механики. Так что мисс Берта уже не столько секретарь, сколько заместитель отца. Переписка досталась ее подруге, ту пришлось выдергивать из госпиталя… и она не выглядит слишком уж удрученной! Так что отец прикрыл натруженные глаза, сын просто дремлет в кресле, отогреваясь от сырости внешнего рейда. А дочь и сестра перебирает заголовки. Ждет отцовского кивка… но иногда начинает читать и не дождавшись.

А что делает Джеймс? Верно, подпирает собой стену. Ему газеты интересны не меньше, чем массе Хорасу. Вот «Чарлстонский вестник»: желтая бумага, самый мелкий шрифт. Полей нет. Котировки хлопка… Голова массы Хораса чуть наклоняется. Как можно не читать котировки хлопка? Хлопок — это Юг. Даже если на порох его теперь идет больше, чем на корабли. И вот новость: на вокзале не узнали приехавшую из Ричмонда миссис Чеснат. Пишут — потому что она не покупает контрабандных платьев, ходит в старых. За два года самое красивое истреплется. Совершенно не извиняет клушу-билетершу и ее начальство. Леди всегда можно узнать. Лицо, руки, говор… И как не назвать безглазую дуру белой сволочью? Может, мисс Берте придется куда-нибудь ехать… и ее тоже не узнают и обхамят? Тратить на порт приличные платья ей мать не позволяет. По делам ходит в домотканине… уже считает формой. Покрасила ореховой скорлупой. От траура осталась черная повязка на рукаве. Как у мужчины! Общество проглотило.

Заголовки, заголовки… Кивок. Ровный голос Берты:

«Чарлстонская ассоциация экспортеров хлопка приняла решение наградить экипаж подводной лодки „Американский ныряльщик“ за героическую атаку на броненосец Союза „Нью-Айронсайдз“, выплатив экипажу премию в размере ста тысяч конфедеративных долларов. Еще сто тысяч будет передано капитану и изобретателю нового могучего оружия на строительство нового, более совершенного подводного корабля. Мы все надеемся, что дальнейшие успехи мистера Ханли позволят покончить с блокадой порта».

Вот что значит долго злить южных джентльменов! Ведь целый месяц с того болотного острова подарочки прилетали. И совсем не все в воду. Пятнадцать домов — как исчезло. Только «бух» — и ничего нет, от крыши до подвала! А во всем квартале стекла вылетают… так до сих пор обратно и не вставили. И правильно. Янки с одного острова выбили — так они на другом сидят, подальше. Летом стреляли из «Болотного ангела». И верно, ангел: никакого вреда, шум. Да и стрелял лишь два дня. Зимнюю пушку прозвали «Болотным чертом». Этот был зловреднее, людей убивал хороших, и хороших негров. А что будет следующим летом? Янки упрямые…

Так пусть знают — если чарлстонцев раздразнить как следует, их гнев выше деревьев встанет! И выше крыш. И выше… Да тот столб, наверное, в Вашингтоне было видно. И стекла, у кого еще остались, едва не вынесло. Но — едва. Дрожали, о раму колотились, а уцелели. Все-таки Хорас Ханли хоть и не каролинец — настоящий джентльмен, а не сорванец, что бьет соседям окна из рогатки. Пусть большой и подводной.

Но вот «Вестник» отложен в сторону. В руках Берты другая газета, «Ричмонд Инкуайер». Бумага как бы не похуже. А еще столичная! Заголовки, заголовки… Вот снова про морские дела:

«Слухи, приписывающие уничтожение федерального броненосца подводной лодке, совершенно беспочвенны. Хорэйс Лоусон Ханли, безусловно, мужественный человек, сам многократно заявлял, что не успел провести атаку, а в гибели броненосца виноват либо удачный выстрел с русского корабля „Александр Невский“, вооруженного отличными пушками ла Уэрты, либо внутренний взрыв непонятной причины».

Врут в столице! Масса Юджин говорит, это не он. Говорит, его потопить могли. В его-то броненосце от брони — только цвет. Краска!

А вот белая бумага, и буквы в ярд «Нью-Йорк таймс». Откуда? Северяне меняются: с острова Фолли на остров Морриса лодочки запускают. Газеты, кофе, шоколад. Обратно — табак, фрукты, газеты. В них — опять про бой на рейде и опять по-другому…

«Все опровержения ничтожны!

Мы понимаем конфедеративных писак — им хочется, чтобы мы успокоились. Тогда „Ныряльщик“ беспрепятственно потопит еще один-два наших корабля, а то и больше. Может быть, тогда до адмиралов-республиканцев дойдет, что прятать голову в песок — не лучший способ борьбы с подводной опасностью.