Самодержец - Денис Старый Страница 27

склонялся поговорить с племянником даже не потому, что испугался, нет, пусть и эмоции Фридрих ощутил не самые приятные. Прусский монарх понял, что сам бы с удовольствием поступил бы так же, но его шпионы не имели возможности близко подойти к императору. Да уже и не смогут, так как, оказывается, русские знали о деятельности шпионской сети Фридриха и играли с ними.

— Получается, что те данные, которые я получал из Петербурга, могут быть недостоверными? И в какую сторону? Русские хотят показать, что они слабы и вынудить меня начать войну? Или, напротив, они преувеличивают собственные силы и стараются меня сдержать? Сто тысяч войск в Восточной Пруссии это много? — разговаривал сам с собой Фридрих. — Да! Это много, очень много! И число задействованных войск, сведения о чем пришли из Петербурга, сильно меньше. Получается… он вытягивает меня на войну! Значит, есть чем бить! Австрия отмалчивается, и кто знает, может это заговор против меня, и я начну наступать на русских, а юбка австриячки пойдет собирать пыль с дорог Силезии?

Со стороны Фридриха могло показаться, что Россия и Австрия вступили в сговор. Если бы не факт разгрома шпионской сети в Петербурге, то король был более склонен к тому, что Мария-Терезия не решится на что-то, так как сведений о переговорах России и Австрии не было. Но разведка ссылалась именно на данные, полученные из Петербурга.

— Их дети женятся, они могут влезть в дела Польши. Да! Будущую католическую конфедерацию будет проплачивать Франция и папский престол. Где же тогда католическая Австрия? И если русские совместно с австрияками начнут боевые действия, то от Речи Посполитой полетят только ошмётки и Французы не успеют среагировать, — усмехался Фридрих.

Короли могут в своих умозаключениях ошибаться, они тоже люди. И далеко не факт, что ошибается именно Фридрих, преувеличивая степень доверия и стремления к сотрудничеству у Австрии и России. Скорее именно Петр и Мария-Терезия, занятая больше своей новой… какой-то по счету беременностью, не видят возможностей. Европа уже устала считать и количество детей в правящем доме Габсбургов и уж, тем более количество беременностей, которые вроде бы как и не сходятся в цифрах. Выкидыши, новые беременности. Куда смотрят медики австрийской императрицы? Пора бы уже запретить австрийской императрице рожать.

— Нужно встретится поговорить! И каков все же? Подставил мне своего верного шпиона! Я же своих, что провалили работу в Петербурге, просто забуду. Зачем такие шпионы, что вводят в заблуждение своего короля? И не жалко Петру отличного парня? Действительно, империя не знает слез! — размышлял Фридрих.

* * *

Петербург

30 сентября 1762

— Нет, Степан Иванович, это более, чем серьезно! — выкрикнул я.

— Но мужичье же, Ваше Величество, сколь много таких вот Лжедмитриев? Народ жалеет сирых выдумщиков, вот и подают чуть более, чем иным. А те крамольники и рады стараться выдумывать небылицы, — выразил свое единение с Шешковским и министр внутренних дел Померанцев.

— И ты туда же, Савелий Данилович? Если некто объявляется у казаков, объявляет себя чудом спасшимся Иоанном Антоновичем, и те, пусть и малой частью, но поддерживают его, это более, чем серьезно. Нужно напоминать про Смуту? — возмущался я.

— Такого не может быть. Заводы охраняются, большая часть казаков и вовсе на войне, это разбойники, не более, таких и казачьем круге не примут. А башкиры, да кайсаки, так и вовсе вся Степь, те постоянно бунтуют, а мы их подавляем. Простите, государь, но мне не совсем ясны Ваши опасения, — Шешковский явно сегодня нарывался еще раз получить по своему горбу тростью. — Мы всех самозванцев вылавливаем. С кем разговариваем, кого и пристраиваем то в рекруты, то и в Сибирь картофель высаживать. И этого изловим.

Спелись два моих управленца, выступили единым фронтом. И был бы кто иной, так подумал, что просто не хотят работать, так нет же, эти трудятся и тогда, когда и я не замечаю их усердия. Им не нужно постоянно напоминать про обязанности.

Хотя, а что тут такого? Появился некий казак, имя которого пока еще не выявили, представился Шлиссельбургским затворником, которого убили, я это точно знаю, теперь народ баламутит, чтобы идти ко мне. И в этом случае я, якобы, жду своего брата, ибо милосердный и покарал злых Шуваловых, которые извели по наущению Елизаветы мальца, лишенного венца. И меня, оказывается, чуть ли не на цепи держит Иван Иванович Неплюев.

Именно личность Неплюева на Юге Урала самая ненавистная, так как методы, которыми пользовался мой Первый министр, бывший некогда губернатором только зарождавшейся Оренбургской губернии, мягко сказать… не изобиловали милосердием. Но как было иначе действовать, когда русские крепости практически осаждались? Когда первое строительство Оренбурга закончилось кровавыми набегами степняков и пришлось город переносить в иное место? А у тех, кого некогда покарал Неплюев, сейчас подросли дети, и они знают лишь одно — русский губернатор убил отца.

Вот так, в народе я и законный и милосердный и, по представлениям обывателей, должен любить своего брата, или, получается, какого-то там племянника, что буду лишь благодарным, если ко мне допустят спасенного Иоанна Ивановича. Это кто так точно чувствует душу народа, чтобы столь грамотно использовать и представления моих подданных и их понимание справедливости? За самозванцем идут люди, многие. И это не только башкиры и кайсаки, это и крестьянство, которое обживается на северо-востоке Оренбургской губернии, немецкие переселенцы Нижнего Поволжья. Даже до этих доходят отголоски народного движения. Моим именем подымают народ!!! Царь, дескать у нах хороший, а вокруг его только ворье и предатели. Таким «Макаром», скоро пойдут меня освобождать от злого Неплюева.

— А вам не кажется, господа, что виднеются уши английских зайцев? — спросил я.

— Ваше Величество, там и французская лягушка квакает, — усмехнулся Шешковский.

— А меня выманивают. Знают о том, что должен сорваться и лично отправится к казакам, чтобы провести там встречи, успокоить народ, как это уже случалось, когда я был только наследником,- размышлял я.

— Боюсь повториться, Ваше Величество, но я не считаю, что незначительный бунт на юге Яика достоин того, чтобы привлекать большие силы, которые так сильно нужны в начавшейся войне, — повторил свою мысль Померанцев.

Не знают они о Емельяне Пугачеве, как тот начинал малым отрядом, но после имел армию до тридцати тысяч человек. И не так уж и неспособную армию. Разоренный юг Урала, разоренное Нижнее и частью Среднее Поволжье, волнения в Москве и иных городах, которые уже ждали Петра Федоровича, чудом спасшегося. Это ужасные последствия того самого «русского и беспощадного» бунта, которые лишь на поверхности [в РИ, при дворе Екатерины Великой, так же никто не верил в серьезность Пугачевского бунта].

Сам по себе бунт подобного пугачевскому масштаба, даже для этой России уже удар и откат чуть назад в развитии. На юге Урала много заводов, Самара превратилась в одну большую фабрику, которая способна одеть и в шерстяные ткани и в деним половину России. Это, в современных условиях, удар и по позициям России в гибридном противостоянии моей империи с Китаем на Востоке в землях кайсаков-казахов и джунгар.

И это в то время, как начались активные боевые действия со шведами, русские войска уже заждались персидской и турецкой атаки, которые, вероятно, были синхронизированы со зловещим планом атаки на казацкие поселения. Но не получилось создать хаос на Кавказе, следовательно, идет пересмотр планов. Тут недавно подал аналитику Генеральный штаб, где высказывается предположение, причем аргументированное и с цифрами, что начало активности турок должно совпасть с готовящейся нашими врагами атакой на иных направлениях, но прежде всего с операцией англо-французов в Дарданеллах. И понятно, что в случае прорыва и выхода вражеского флота в Черное море, турки могут и, скорее всего, должны, атаковать и Константинополь. Вряд ли взор недругов России устремляется дальше атаки на бывшую столицу Османской империи. Вместе с тем, если мы теряем проливы, мы теряем очень много, ставя при этом под угрозу и Крым.

Туркам бы замириться с нами. Ведь очевидным становится, что балканские государства останутся независимыми, туркам дальше Константинополя не дадут продвинуться. Из Турции просто и незатейливо сделают марионеточное государство, каковым, к примеру, являлась некогда Латинская империя, существовавшая на части территории Византийской, но была под контролем Венеции и частью Генуи. Но все эти эмоции… Отомстить нам желают.

— Обложили нас! — со вздохом произнес я. —