Юрий Корчевский - Огневой бой. Воевода из будущего (сборник) Страница 28

Наверху лощины показались первые татарские всадники. Они постояли и исчезли. А немного погодя вся седловина между холмами почернела – ее заполнили татары. Было их много, слишком много.

Впереди на скакуне гарцевал мурза. На его груди уже можно было разглядеть доспехи, из-под которых видны полы расшитого халата. В руке сабелька поблескивает.

Вот мурза оценил обстановку, счел, видимо, что мы не представляем серьезной угрозы, взмахнул саблей и что-то прокричал. Татарская конница перестроилась для атаки и стала медленно разгоняться, ускоряясь вниз по склону лощины. От топота множества копыт дрожала земля.

В животе стало пусто, как бывало у меня перед сечей. Мои всадники стояли неподвижно, глядя на приближающегося врага, и ждали моего сигнала. Вот уже различимы лица, раскрытые в крике рты.

– А… а… а… – накатывался татарский боевой клич «Алла!».

Бояре стали переглядываться. Неуж татары благополучно миновали наши проволочные заграждения?

Ан нет! Милостив русский бог!

Первая шеренга всадников как будто споткнулась – падали, переворачиваясь через голову, кони, своими тушами ломая кости всадникам. Задние налетали на упавших и падали сами. Над полем брани стоял крик раненых и покалеченных, конское ржание. Пора!

Я взмахнул саблей, привстав на стременах:

– Трубач! Сигнал к атаке!! С богом! Вперед!

Всадники хлестнули коней, и мы начали разбег. За полсотни метров до проволоки я показал саблей вправо и влево, и всадники разделились, устремившись к проходам. Через мгновение первые бойцы уже метали во врага сулицы.

Ответные действия русских были очень неожиданны для татар. Вначале их таранный удар был смят нашим проволочным заграждением, потом внесли свою лепту сулицы, лишив жизни многих врагов – почти каждая сулица нашла цель.

Татары сбились в плотную массу, не понимая, что произошло впереди. Они увидели наших ратников, обходящих их с обеих сторон.

Теперь закипела сеча на саблях. Звон стоял, как в кузнице. Только к звону этому добавились крики, стоны, ржание. Дрались даже лошади – кусали за ноги всадников, вставали на дыбы, били передними копытами низкорослых, мохнатых и, в общем, неказистых, но выносливых татарских лошадей.

Я оглянулся. За мной развевалась священная хоругвь, вдохновляя воинов на смертный бой с погаными, умножая силы. Знаменщики следили за моими сигналами, готовые в любой момент подхватить знамя, если кто-нибудь из них будет ранен или убит.

Пора и пешцев в бой вводить: татары немного пришли в себя и пытались пробиться вперед, к речке – через раненых и трупы своих же воинов.

Я привстал на стременах и заорал. Крик ли это был, звериный рык, рев? От оглушительного, парализующего звука присели на задние ноги кони – и татарские, и наши, запрядали ушами. Бой на мгновение остановился, все пытались понять – что это такое? Однако со склонов холмов поднялись и бегом вниз ринулись пешцы. Было их много, они с ходу били остолбеневших крымчаков копьями и рубили боевыми топорами.

Теперь бой кипел по всей лощине. Эх, были бы еще силы – с тылу бы теперь ударить татар. Да нечем!

Из дерущейся массы донесся звук пистолетного выстрела, затем – еще один! Мать твою! Да ведь пистолеты были только у моей десятки да у нескольких бояр.

Я ринулся на звук выстрелов. Там ведь Василий, сын мой, должен быть!

Навстречу мне из сечи вынесся татарин с перекошенным лицом и саблей в поднятой руке. Я выхватил из-за пояса пистолет и с пяти шагов успел выстрелить ему в лицо. Он упал, а я сунул пистолет за пояс и выхватил саблю.

Вот кто-то яростно рубится спиной ко мне. А халат-то то на нем – татарский, и шлем не наш. Не раздумывая, я рубанул его поперек спины.

Рядом на молодого ратника наседали двое татар, и мне было ясно, что долго он не продержится. Ближайшего ко мне татарина я ударил сбоку – прямо в подмышку, достав до сердца. Фонтаном ударила кровь, рукоять сабли стала липкой, скользкой. Второго кончиком сабли в лицо успел достать молодой ратник.

Да где же мой десяток? По-моему – вон там, впереди. Только попробуй пробейся к нему, когда все вперемешку – и русские, и татары.

Я пробивался вперед, когда на меня накинулись сразу трое крымчаков. От злости или гнева я, не владея собой, выбросил вперед левую руку, и в татар полетел клубок огня. Вспыхнули сразу все – и кони, и люди. Жуткий вой и лошадиное ржание на миг перекрыли звуки боя. От горящей троицы все бросились врассыпную – никто не понял, от чего они загорелись, а все непонятное пугает.

Вот и мой десяток. Почти все целы – некоторые в крови, но не понять – сами ранены или чужая кровь на них. И Василий цел – саблей орудует.

Я врубился в сечу, нанося удары направо и налево и постепенно приближаясь к сыну. За мной следовали знаменщики в плотном окружении конных воинов.

Рядом с моим сыном – чуть позади его, прикрывая ему спину, яростно работал саблей Федька-заноза.

С земли кинулся на меня с ножом татарин. Лошадь свою он уже где-то потерял в сече. Я успел выставить саблю вперед, и крымчак сам наткнулся на нее.

Оглядеть бы сейчас поле боя, да как выбраться из сечи? По большому счету, управлять боем я уже никак не мог. Бой разбился на схватки отдельных людей или групп. Со всех сторон – лязг железа, стоны, крики, ржание и – страшный мат.

Я подскакал к Василию и помог ему: зайдя справа, после короткого поединка отрубил крымчаку руку, а потом и добил его.

Расправившись с крымчаком, я стал пробиваться к месту, где стояли проволочные заграждения. В самом начале татарской атаки там, в первых рядах, скакал мурза. В числе первых он и упал. Надо увидеть, что с ним. Живой полководец – как знамя, вокруг него образуется ядро схватки, он вдохновляет на битву остальных воинов. И пока он жив, татары будут биться до последнего. Если мурза погиб, татарские воины могут дрогнуть.

Около груды тел у заграждений никто не сражался – некому было. Тяжело понять в сплетении конских и людских тел, этом окровавленном месиве – кто есть кто. Вот вроде халат цветной шелковый виден.

Я соскочил с лошади, стал растаскивать мертвые тела. Точно – мурза! Мертв уже: глаза остекленели, голова неестественно вывернута – видно, сломал шею при падении.

Я окликнул пробегавшего пешца. Мы вытащили тело мурзы, перекинули его через седло моей лошади и под уздцы повели лошадь на склон холма.

Бой еще продолжался, но уже было видно, что перевес на нашей стороне. Меня поразил воин, сражающийся невдалеке. В кольчуге и шлеме, без щита, он двумя руками держал огромный топор-клевец и с легкостью крутил его перед собой, нанося смертельные удары направо и налево. Татары отступали перед ним. Что может легкая сабля против тяжелого боевого топора?

Мы с ратником сняли с седла тело мурзы и поставили его на землю, придерживая с обеих сторон. Я заорал во все горло:

– Эй, нехристи, вот ваш мертвый мурза! Вы проиграли. Бросайте оружие и сдавайтесь на милость государя!

За мной гордо развевался полковой стяг, поддерживая дух уставших в жестокой сече бойцов.

Бой на мгновение стих, а потом возобновился снова. Но не было уже того остервенения, с которым до этого момента бились бойцы с обеих сторон. Наши яростно наседали, а татары, деморализованные зрелищем убитого мурзы и русского стяга на склоне холма, лишь отбивались. Но и сдаваться пока никто из них не хотел.

И все-таки они дрогнули. Из задних рядов вырвался татарин на лошади и рванулся вверх по лощине. Эх, сейчас хотя бы десяток наших конных наверху – никто бы из них не ушел. А бегство с поля боя – как лавина в горах: сорвался маленький камешек со склона, и вот уже целый поток камней несется вниз, сметая все на своем пути. Так и сейчас – бежал с поля боя один, за ним – второй, а потом и – многие. В панике татары старались поскорее покинуть это страшное место – ускакать или убежать. Но этих догоняли мои пешцы – кололи копьями, рубили саблями.

Бой почти прекратился, оставались отдельные очажки сопротивления, которые вскоре были подавлены русскими ратниками. Разгром был полный, удалось уйти не более чем сотне татар.

Я перевел дух. Победа! Первая в моей жизни победа во главе полка!

Шум боя стих.

Я стоял на склоне холма, рядом валялось тело мурзы. Поставив на него ногу, я вскинул руку и заорал:

– Победа! Мы одолели их!

В ответ раздался восторженный рев: ратники били саблями по щитам, грохот стоял невероятный.

Я подал сигнал трубачу – играть сбор у знамени. Ко мне начали стекаться воины.

Первыми подскочили ратники моего десятка, стащили с коня и стали подкидывать.

– Отпустите, чертяки, уроните, – увещевал я их – все-таки во мне сто килограммов, да железа пуд, как не более.

Наконец меня опустили на землю. Я снова взобрался на коня.

– Своих раненых перевязать, татар – добить, оружие и прочие трофеи – собрать. Для трофеев подгоните сюда подводы.

Ратники, опьяненные победой, ринулись собирать трофеи, попутно добивая раненых татар.