Владимир Белобородов - Хромой. Империя рабства Страница 28

— Да-а, подвело нас зелье…, — когда просмеялись, резюмировал Чустам.

— Не скажи, зато как смело работали, — попытался я найти хоть что-то хорошее. — Так бы струхнули наверно.

— Ну да. Только вот могли и оставить там кого.

Мы замолчали, обдумывая слова корма. Так-то оставить жизнь за тряпки или кусок сала…. Опять же, кто заставляет?

На лошадях, изредка переходя на рысь, мы буквально к обеду были на половине пути домой. И это с учётом того, что мы поплутали по лесу, пару раз выезжая на дорогу, чтобы запутать следы и заехали за вершами. Езда на лошади с седлом и без, отличалась как…, м-м-м…, даже сравнить не знаю с чем, но очень кардинально. В этот раз отбивать мягкое место приходилось Клопу. Ну, не его сегодня день. Впрочем, он не жаловался, только постанывал.

На том же месте где и в прошлый раз, я вновь ощутил присутствие взгляда. Оглядел окрестности. Всё обычное.

— Что, тоже не уютно? — спросил корм.

— Ага. Словно смотрит кто.

— Странное место. Я ту дорогу всё осмотрел. Тут даже спрятаться то толком негде.

— Согласен.

Местность представляла собой довольно редкий берёзовый лес. Спрятаться, если захотеть, можно было, но вести поиски полагаясь только на непонятные ощущения. Да и неизвестно что найдёшь. Клоп видимо тоже хотел поучаствовать в беседе, но Чустам махнул на него рукой:

— Молчи. Опять губы разбередишь.

На всякий случай минут через пятнадцать остановились около кустов и затихли. Убедившись, что за нами никто не едет и не идёт, направились дальше, перейдя на рысь.

— Тава…, — всё-таки решил нас оповестить Клоп.

— Что? — переспросил корм.

Клоп облизнул губы:

— Трава за нами не примята.

Мы развернулись и подъехали к кустам. И вправду, за нами не было следов. А лошади это вам не люди — вес то у них хороший, да и толклись мы тут достаточно долго…. Чустам спешившись, прошёлся назад. Потом вернулся к нам. Через минуту! Стебельки стали выпрямляться.

— Нехорошее место. Едем отсюда, — корм ловко запрыгнул в седло.

Заметили нас издалека. Ларк, чуть ли не кубарем скатился с холма и побежал на встречу.

— Ого! Вы ещё одну лошадь увели? А рубаха где? А с лицом что?

Похоже, у Ларка от переживаний прорезалась почемучкина болезнь. Вечер провели, словно в семье. Мы рассказали, как съездили. Толикам осудил нас за безрассудство:

— А что, камешек в кого кинуть, не догадались перед тем как лезть?

Потом в восемь глаз умилялись, как Ларк первый раз в жизни пробовал колбасу. В мешке была крупа, но её Толикам убрал на будущее. Под конец выпили почти всю настойку из фляги. Почти, потому что наш голубопечатый хозяйственник не дал выпить полностью, оставив на случай дезинфекции загноившихся ран — шамана здесь не было. Ларк, со второй закосел. Опять же посмеялись. Осмотрели новую лошадь. Не арабский скакун, но и не старая кляча. Назвали Серебряная рабыня. Серебряная — потому что седого цвета, ну а рабыня — потому что освободили из-под злого ига корыстолюбивых купцов.

«Один из лучших вечеров в этом мире», — посетила меня мысль, когда засыпал. Кстати, Клопу хоть в чём-то повезло. Поскольку рубахи у него не было, ему досталось одеяло.

Глава 14

Ещё с вечера решили сделать временную передышку с «рейдами». Если честно, то где-то очень глубоко, меня глодала мысль о не правильности воровства. И тут дело не в моральных принципах и воспитании. Слово выжить — глушило мораль, не полностью, но глушило. Ну а рабство меня давно перевоспитало и отнюдь не в лучшую сторону. Терзало другое. Во-первых, с аналитической точки зрения, уверен, что много мы наворовать не сможем — мы же не местные чиновники, которых допустили к кормушке казны. А вот рано или поздно попасть в переплёт — попадём, только уже с другими последствиями, и ладно если просто убьют, а если обратно…. А во-вторых, воровали то ведь мы не у самых богатых людей, а как следствие, могли и довести кого-нибудь и до рабства. Вообще испытав тяготы, по-другому смотришь на некоторые вещи. Нет, правда. Может, конечно, это когда-нибудь сгладится и порастёт быльём, но сейчас….

— Я свободе-е-ен…, — напевая, я двинулся к омуту — искупаться.

— Хромой, — окликнул Чустам, отдыхающий в теньке.

— А?

— Правда, откуда ты? Я много разных языков слышал, а вот тот, на котором ты поёшь — никогда.

— Из Замухрынска, — выдал я свою наработанную теорию.

— Не хочешь, не говори. А как тебя до рабства звали?

— Алексей.

— Красиво. А как в рабство попал?

— Да я потерялся лет в двенадцать в лесу и вышел к работорговцам. По-местному говорить не умел, они меня и прибрали в рабский торб. Потом годик поскитался у людей и к оркам продали. А что?

— Да так. Просто вместе уже сколько, а друг о друге мало знаем.

— Ну, это ты с нами недолго, мы то, уже более-менее.

— Клоп, а тебя как звали?

— Колопот, — смахнув предплечьем пот, Клоп продолжил чистку рыбы.

— А попал как?

— Сам продался.

— Это как?

Я хоть и знал историю Клопа, но остался посмотреть на реакцию Чустама, так как довольно глупое попадание, собственно как и моё. И там и там, воздействовали на слабости. Только в моём случае низменные — желание спариться, а в его — нормальные человеческие.

— Ну, к нам в деревню, — начал Колопот, — пришли пятеро в латах и сказали, что набор в армию ведут, бумаги показали. С ними уже трое парней были. Отступные семье дают хорошие и потом пока на обучении — пять башок в месяц, плюс оденут. Ну а после обучения по пятнадцать башок платить будут. А у нас семья бедная. Я как подходящий по возрасту и согласился. Я, да ещё два парня с нашей деревни. Ходили мы с ними три дня, ещё народ собирали. Десять человек набралось. А потом усыпили нас, а проснулись мы уже с печатями и связанные. На следующий день приехали орки и забрали нас. Сначала в один клан, потом в другой продали…. Через год вот с вами оказался.

— Рекрутеры в броне не ходят.

— Да знаю я уже, — мрачно ответил Клоп.

— Понятно. Много родителям дали?

— Десять башок.

— А продали за сколько?

— Не знаю.

Я уже собрался идти по своим делам, как вдруг корм поднял голову:

— А покажи печать?

— Что печатей не видел?

— Видел, — Чустам встал и сам подошёл к неудачливому вояке. Взял его за голову и повернул на солнце правый висок.

— А ты чего ж, даже вывести не пробовал?

— Нет, а зачем?

— Ну да, от орков не сорвешься.

Дело в том, что хоть и понятно, что печать не свести, но больше половины рабов, гораздо больше, не верят, и пробуют это сделать. Я пробовал. Трижды. Первый раз ткнул горящей веткой в край татуировки, чтобы сапожник, у которого я тогда был, не заметил. Через неделю волдырь спал, а тату снова проступила. Потом ещё дважды — сомневался в первом разе. Ну а, попав к оркам, это потеряло актуальность — так просто не сбежишь — свёл ты печать или нет уже не важно. Чустам, судя по ожогу, ткнул как минимум утюгом. Ну, или с десяток раз пытался вывести. Толикам понятно, что не пытался — он заранее знал, что она не выводима, тем более, что у него их две. На печать Ларка я как-то не обращал внимания.

Чустам посмотрев, отошёл от Клопа.

— Ну, что? — спросил новоявленный для всех, кроме меня, Колопот.

— Нет, ничего. Я так.

— А что смотрел?

— Ну а вдруг не настоящая, давай прижжем?

Клоп посмотрел на Чустама, а вернее на его ожог, потом видимо образумился или изначально не предполагал такого развития событий:

— Не-е, себя изуродовал, хочешь всех такими сделать?

— Да ладно, я только предложил.

Чустам вернулся к дереву.

Представление развернулось через час, я как раз искупался, выстирался и развесил все шмотки на местной берёзе. Хотя, чем больше расцветало лето, тем меньше это дерево напоминало её. Вообще я как-то в лесу видел хоть и не пальму, но, тем не менее, на мой взгляд, дерево совсем не средней полосы. Такой вроде нормальный серый ствол, из которого торчат лопухи. Может магия….

Чустам вылез из нашей берлоги и направился к Клопу. Из-за его спины предательски шёл дымок, но никто кроме меня этого не видел. Я присел, готовясь к развлечению. Клоп зашивал дыру в своём «мокасине» полностью сосредоточившись на этом действе. Чустам идя как бы мимо, зашёл сзади и с завидной сноровкой зажав голову Клопа в захвате на удушающий, ткнул головешкой прижав её секунды на две.

То, что кричал Колопот, пытаясь, прихрамывая, догнать корма, воспроизводить не буду. Непереводимая игра слов, из которых внятно понятными были два — Чустам и догоню. А кто такой Чустам и что с ним будет, когда Клоп его догонит, было высказано с такой экспрессией…. Верю, сказал бы Станиславский.

— Ладно, ладно. Не прав, — Чустам стоял в отдалении. — Ну, теперь-то ведь ничего не изменишь. Дай посмотрю?