Андрей Мартьянов - Без иллюзий Страница 28

— Выражаетесь в точности как моя мама, когда я с трудом просыпался утром в школу, — беззлобно огрызнулся я, накидывая шинель поверх рубашки, возиться с кителем времени нет.

— У меня трое детей, а это обширная практика, применимая и к столичному начальству, — с неожиданным мрачноватым юморком отозвался Аппель. — За мной!

Мы кубарем скатились по лестнице на первый этаж. Выскочили через боковую дверь во внутренний дворик — я сразу заметил «грибки» системы вентиляции убежища, устроенного со всем тщанием: это тебе не примитивные щели, а настоящий бункер, пускай и расположенный на сравнительно небольшой глубине. Нас догнали еще трое, дежурный по штабу ОТ, кажется, его фамилия Дитрих, телефонистка с коммутатора фройляйн Брейтель и мой референт Ольгерд Динст, тоже ночевавший в доме.

Ббу-у-у! Густой насыщенный рев протолкнулся в уши так, что их слегка заложило. Всегда думал, что музыка разрывов звучит несколько по-другому, но на практике выяснилось совсем иное: с севера накатывала физически ощутимая звуковая волна, слившаяся в грозное урчание одного из титанических монстров древнегерманских легенд — будто мировой змей Ёрмунганд по неизвестной прихоти покинул океанские глубины и выполз на сушу. Над темными крышами сверкали золотистые и блекло-голубые сполохи.

Айнзатцляйтер подтолкнул меня ко входу в укрытие, за которым начиналась бетонная лесенка, уводящая вниз. Шагнул следом, задраил стальную дверь. Освещение слабое, тусклые лампочки, забранные проволочной решеткой, по стенам.

— Типовое сооружение, еще довоенных времен, — пояснил Аппель. — Все государственные учреждения должны оборудоваться своим бомбоубежищем. Инструкция.

— Механистическая функциональность? — невольно съязвил я.

— Совершенно верно, доктор. Спускайтесь. Не скажу, что там очень уютно, но запас воды, продовольствия и даже неплохого алкоголя в наличии. Генератор рассчитан на двенадцать часов непрерывной работы, на крайний случай отыщутся свечи. Принимайте это как не самое приятное, но все-таки приключение. Читали в детстве Жюля Верна?

— Жюль Верн ни разу не описывал бомбардировку Парижа несколькими сотнями «Веллингтонов», дорогой Юлиус…

Обстановка внизу самая спартанская. Убежище рассчитано на двадцать пять — тридцать человек, полный штат бременского штаба. Койки в два яруса, аккуратно застеленные синими флотскими одеялами, отдельная квадратная комнатка для руководителя: телефон, карта города на стене. Склад доверху забит консервами, картонными коробками с итальянскими макаронами, запасными лампочками и полевыми аптечками. Обязательные противогазы. Три электроплитки. Тесная уборная, из крана над раковиной постоянно течет струйка холодной воды.

При необходимости отсидеться вполне можно, бетонные перекрытия с гравийной подушкой в теории должны выдержать прямое попадание, однако проверять устойчивость сооружения на практике я абсолютно не желаю.

— Мы здесь ненадолго, — с невозможным спокойствием предрек Аппель. — Предыдущая воздушная тревога продолжалась четыре часа до сигнала отбоя. Этой ночью, полагаю, всё закончится куда быстрее. Фройляйн Брейтель, вас не затруднит вскипятить воду и приготовить кофе на всех? И найдите галеты с баночкой джема, устроим ранний завтрак.

Снаружи грохотало всерьез, с потолка на одежду опускались невесомые частицы отслоившейся штукатурки. Пол ощутимо подрагивал, значит, бомбы ложатся близко. Слишком близко.

Айнзатцляйтер ошибся с расчетом времени. Едва телефонистка поставила на электроплитку объемистый кофейник зеленой эмали, как случился локальный апокалипсис, других слов и не подберешь. В первые секунды я даже не сумел осознать, что вообще произошло.

Звука я почему-то не услышал. Не уверен, что подобная метафора изящна, но бункер будто подпрыгнул — плитка вместе с кофейником полетели со столика на пол, лампы моргнули, две из них лопнули, выбросив синие искры. Из вентиляционных отдушин под потолком вырвались густые клубы серой пыли и дымка. В воздухе запахло чем-то отвратительно-кислым, химическим.

«О, нет, — промелькнула мысль, — отравляющие вещества в бомбах…»

Сознание померкло, зрение заместилось яркими до рези разноцветными пятнами.

Очнулся я оттого, что господин Аппель, — интеллигентный математик в очках! — отвесил мне несколько тяжеленных пощечин. Рука железная. Присел рядом на корточки, прищурившись посмотрел в глаза.

— Ничего страшного, очень легкая контузия, да и то сомнительно, — со знанием дела сказал Аппель. Голос звучал приглушенно, будто сквозь ватные беруши. — Доктор, возьмите себя в руки! Поднимайтесь с пола, грязно!

Встал, наклонился, протянул руку.

— Вонь… — хрипло выдавил я.

— Так пахнет сгоревшая взрывчатка, — невозмутимо пояснил айнзатцляйтер. — Вы что же, не проходили обязательные для руководящего состава ОТ курсы гражданской обороны? Затянуло через вентиляцию, противохимических фильтров нет, никто ведь не станет использовать зарин, иприт и прочую гадость против городского мирного населения? Женевский протокол от 1925 года подписан Германией и Великобританией.

Как он умудряется совмещать холодный ум и прекраснодушную уверенность в незыблемости отживших свое правил ведения войны? Рыцарство окончательно умерло вместе с Освальдом Бёльке и Манфредом фон Рихтгофеном двадцать с лишним лет назад, а им на смену пришли те, кто отдавал приказы под Ипром и Лоосом. И такие как я — двести тысяч тонн отравляющих боеприпасов Третьего рейха находятся в моей юрисдикции, пускай и покоятся сейчас на бдительно охраняемых складах, ожидая приказа…

Неожиданно выключился генератор, свет погас. Аппель, чертыхнувшись, извлек из кармана фонарик.

— Ничего страшного, сейчас найдем карбидные лампы. Господин Дитрих, займитесь. Доктор Шпеер, с вами все в порядке? Как вы себя чувствуете?

— Как последний идиот, — не стал скрывать я, постигнув очевидную истину: никакой контузии. Я просто насмерть перепугался и свалился в обморок, будто юная послушница, обнаружившая в своей келье пьяного матроса с ополовиненной бутылкой рома. — Я, знаете ли, прежде имел дело с боеприпасами только на артиллерийском полигоне в Куммерсдорфе, причем взрывались они в нескольких километрах от наблюдательного пункта…

— Берлинским чиновникам полезно узнать суровую правду реальной жизни, — изрек Аппель преувеличенно-ханжеским тоном.

Чувство юмора у него в наличии, и айнзатцляйтер позволяет себе подтрунивать над рейхсминистром, что в других условиях выглядело бы святотатством, злонамеренным покушением на незыблемые устои и циничным надругательством над самим понятием «субординация». Такие люди мне не просто нужны, а необходимы как воздух!

Шутки, впрочем, скоро кончились. Взрывов больше не слышно, значит, налет закончился. Аппель поднял телефонную трубку, в надежде связаться с полицией или пожарными, но телефонная линия оказалась повреждена, гудок отсутствовал.

Поднялись наверх, к выходу. Запирающий механизм работал, но сама бронедверь не поддавалась, какие усилия не прикладывай.

— Скверно, — покачал головой айнзатцляйтер. — Вывод, кажется, очевиден: завал. Защитные двери всегда открываются наружу, потому и не открыть… Аварийного выхода нет, проектом не предусмотрен, следовательно, придется сидеть здесь до рассвета и ждать, пока нас откопают.

— Откопают ли? — хмуро заметил Динст.

— Нас всего пятеро, припасов при разумной экономии хватит на несколько месяцев, — ободряюще сказал Аппель. — Да и водопровод, как я заметил, не поврежден… Ну-ну, не смотрите на меня так! RLB обязан в первую очередь расчищать выходы из бомбоубежищ, это аксиома. Будем ждать. Надеюсь, никто не боится замкнутого пространства? В условиях войны от этого страха надо избавляться как можно скорее. Вдоволь побоимся после победы, нарочно здесь запремся и устроим вечеринку!

Нет, определенно, нашивки ОТ-айнзатцгруппенляйтера, сиречь руководителя стройуправления, он сегодня заслужил. Равно и перевод в Берлин, поближе ко мне. Только бы не загордился, стремительное возвышение портит людей необычайно.

Время я не считал — забыл наручные часы в комнате. Просто улегся на откидную кровать, прикрыл глаза рукой, защищаясь от резкого света карбидных фонарей, и попытался задремать. Начинать разговор никому не хотелось, все устали и перенервничали. Господин Аппель, как человек, начисто лишенный рефлексии, почти сразу заснул и посапывал так мирно, что казалось, он находится у себя в супружеской спальне. А ведь неизвестно, остались ли в живых его родные, дом семьи всего в двух кварталах отсюда, могло накрыть…

Сон не шел. Угнетающая обстановка, раздражающие запахи, чувство полной отрезанности от внешнего мира. Ничего себе, угодил в переплет. Для рейхсминистра это даже как-то… Как-то неприлично. Вот Герман Геринг сейчас, вероятнее всего, почивает в огромной спальне Каринхалла с отделкой под барокко и горя не знает — отчет о событиях в Бремене ему предоставят с утренней сводкой, за обильным завтраком.