Ольга Денисова - Вечный колокол Страница 28

Ширяй считал себя ответственным за Мишу, присматривал за ним, когда тот уходил в лес, помогал Младу во время Мишиных припадков и соблазнительно рассказывал мальчику о своих первых подъемах наверх вместе с Младом.

- Через две недели все вместе подниматься будем, вот увидишь! - Ширяй хлопал Мишу по плечу, и Млад, очень сомневавшийся в том, что Миша будет белым шаманом, верил, что так оно и случится: настолько Ширяй убежденно это говорил.

Добробой, который испытывал голод и во время пересотворения, постоянно стремился Мишу накормить чем-нибудь вкусным, но в результате сладкие пироги и тушеное мясо съедал Ширяй.

Последний день дома оказался самым тяжелым. И Млад, и Ширяй, и Добробой следовали зову богов спокойно, и каждый из них испытывал инстинктивный страх перед духами в белом тумане. Но это было не то чувство, которое мучило Мишу. У них это походило на страх перед темнотой, перед неизвестным миром, в который предстояло ступить. Миша же боялся испытания - ни белый туман, ни духи не пугали его. Внутренний зуд перешел мыслимые пределы, но страх не мерк, не исчезал, а с каждым днем становился все сильней, и Млад всерьез опасался, что Миша так и не соберется с силами выйти к духам и сказать, что он готов.

В среду вечером Дана зашла на ужин - помочь Младу собрать вещи. Добробой, увидев ее, каждый раз смущался, начинал ронять на пол горшки и опрокидывать кружки, неизменно молчал или нес несусветную чушь. Ширяй смеялся над ним и дразнил, и от его шуток Млад и сам не знал, куда девать глаза.

Дана появилась, когда все сидели за столом: Добробой надеялся запихнуть в Мишу поджаристую утиную ножку, а Млад говорил о том, что перед испытанием полезно есть мясо.

- Да не хочу я, - Миша с отвращением откусил кусочек и сморщился.

- Кто это тут не слушает Млада Мстиславича? - спросила Дана с улыбкой, перешагивая через порог.

Миша метнул взгляд в ее сторону и скрипнул зубами.

- Здравствуйте, мальчики, - она сняла шапку и опустила платок на плечи.

Добробой кинулся доставать посуду, даже не спросив, будет ли она ужинать, - Ширяй наградил его насмешливым взглядом и придвинул книгу поближе к себе.

Дана прошла к столу.

- Завтра перебираешься? - спросила она, и Млад кивнул.

Миша посмотрел сначала на Дану, а потом на Млада.

- Завтра? - спросил он еле слышно.

Млад вздохнул, подошел к нему сзади и положил руки ему на плечи: они дрожали.

- Я уйду не раньше, чем ты меня об этом попросишь… Я просто знаю, что завтра тебе этого захочется, понимаешь?

- Откуда ты знаешь, чего захочется мне? Откуда? Я еще сам не знаю!

- Ты знаешь. Ты просто не хочешь признать, что тебе пора делать выбор.

- Да! Выбор! Да! Умереть от корчей или умереть во время испытания! Разве не этот выбор мне надо сделать?

Добробой уронил на пол поварешку, Ширяй оторвал глаза от книги и пристально посмотрел на Мишу. Дана замерла, так и не сев за стол.

- Нет. Я предлагаю тебе сделать не этот выбор. Я предлагаю тебе захотеть стать шаманом. Захотеть настолько, чтоб не испугаться испытания. Чтоб пройти испытание.

- А если я не хочу? Если я не хочу становиться шаманом? Я хочу просто жить!

- Этого выбора у тебя нет. Это проклятье. Или умереть, или стать шаманом. Я предлагаю тебе выбрать второе. Ты избран, тебе дано говорить с богами, а от такого предназначения не отказываются просто так.

- Я не хочу говорить с богами! Я не хочу! Не хочу!

Миша сбросил руки Млада со своих плеч и кинулся к двери, на ходу хватая шубу. Добробой глянул на учителя и не спеша направился следом - присмотреть.

Дана выдохнула и села напротив Ширяя.

- Младик, ты хочешь за неделю научить его любить жизнь? - спросила она.

Млад посмотрел на дверь, которая закрылась за Добробоем, и вернулся за стол.

- Каждый человек любит жизнь. Иначе бы мы все давно умерли.

Ширяй отодвинул книгу и сузил глаза:

- Да он просто боится! Он пересотворения боится, только и всего! Любит он жизнь или не любит - неважно!

Млад кивнул.

- А… а это на самом деле так страшно? - спросила Дана, коснувшись пальцами руки Млада.

- Ну… - Млад пожал плечами, - вообще-то… Не знаю. Наверное. Когда это позади, оно страшным уже не кажется. Я не боялся, меня с рождения к этому готовили. А Миша всего неделю назад об этом узнал.

- И ты хочешь за неделю подготовить его к тому, к чему сам готовился с рождения? - она подняла брови.

- Да ерунда это! - фыркнул Ширяй. - Я-то к этому не готовился! Меня Млад Мстиславич за месяц до пересотворения к себе взял.

- Ты старше почти на два года, - одернул его Млад, - это очень важно.

- Да? А ты сам? Тебе тринадцать лет было! Ты вообще был ребенком! - не унимался Ширяй.

- Я - это я.

- Тебе было всего тринадцать? - спросила Дана. Млад никогда не говорил с ней о пересотворении.

- Я так считаю: или ты мужчина, или нет, - важно изрек Ширяй. - Если нет - о каком испытании можно говорить? Почему ты в тринадцать лет был мужчиной, а он в пятнадцать мужчиной быть не должен?

- Я же говорю, меня готовили к этому с рождения, - вздохнул Млад, - а он рос в окружении полусумасшедших женщин и жрецов. Ты бы слышал, чему они его учили!

- И ты хочешь за неделю сделать его мужчиной? - грустно улыбнулась Дана.

- Да! - вспыхнул Млад. - Да, хочу! Потому что если он не станет мужчиной, он умрет!

- И если это случится, ты будешь думать, что во всем виноват?

- Не надо! Это неправильно! Я взял его к себе не для того, чтобы оправдывать себя тем, что у меня была всего неделя! Мой отец говорил… Нет ничего хуже, чем сказать самому себе: «Я сделал все, что мог». Он творил чудеса, он поднимал на ноги безнадежных больных, потому что никогда не говорил: «Я сделал все, что мог»!

Неожиданно, вспышкой, перед глазами появилось лицо доктора Велезара: «Здоровье князя уже не в моей власти». А ведь князь был еще жив…

Миша вернулся быстро. Он вбежал в дом в расстегнутой шубе, без шапки и прямо с порога кинулся Младу в ноги - тот едва успел повернуться в его сторону.

- Прости меня! Прости! - выкрикнул мальчик и разрыдался. - Спаси меня!

Млад тяжело вздохнул: он никак не мог привыкнуть к бесконечным просьбам о прощении, его передергивало оттого, что кто-то падал перед ним на колени, поэтому взял Мишу под мышки и усадил рядом, обнимая за плечо.

- Ну? В чем ты виноват на этот раз?

- Я… я правда виноват, - всхлипнул мальчик и ткнулся лицом Младу в грудь, - я не говорил тебе. Я хотел сказать, но не говорил. А ты должен был знать.

- О чем?

- В белом тумане меня встречает Михаил-Архангел. Он говорит со мной. Он говорит совсем не то, что говоришь ты! Он сейчас… он сказал, что уведет меня к Господу, стоит только дать ему руку, и он уведет меня к нему… Никаких испытаний для этого проходить не надо. Я крещен, а значит - я принадлежу ему.

Млад помертвел. Первым его желанием было немедленно, сейчас же идти в лес и разводить костер - подниматься наверх. Он на миг забыл о том, что он белый шаман и никогда не сражался с духами, это не его стезя. Он забыл о том, что умрет, если попытается подняться, - доктор Велезар прав, сердце остановится. Надо, по меньшей мере, еще дня три-четыре, чтоб на подъем хватило сил. А главное, что он скажет огненному духу с мечом? Что тот неправ?

- И почему ты с ним не пошел? - спросил Млад ледяным голосом.

Миша расплакался еще сильней и обхватил шею Млада руками.

- Потому что ты можешь меня спасти! Ты мне не лжешь! Ты меня любишь по-настоящему!

- А он? Он тебя любит не по-настоящему?

- Он… Он хочет, чтоб я умер…

В дом зашел Добробой и стащил с головы шапку, виновато поглядывая на Млада, словно считал, что с недостаточным рвением выполнил поручение.

Млад похлопал Мишу по спине, снял с себя его руки и вытер ему слезы рукавом.

- Хватит плакать. Я не могу тебя спасти, тебя никто не может спасти, при всем желании. Ты сам себя спасешь, слышишь? Сам.

- Правда что, Миш, - встрял Ширяй, - ну что ты как маленький. Посмотри, нас тут трое. Мы все прошли испытание, и ничего, - правда, Добробой? И ты пройдешь. Все проходят. Ты, главное, не бойся. Ты делай все, как Млад Мстиславич говорит.

На следующее утро, едва рассвело, Миша с тоской глянул в окно и сказал:

- Уходите.

Млад не стал переспрашивать, поднял узел с собранными Даной вещами и закинул его за плечо: дальше Миша пойдет один. Так и подмывало успокоить себя мыслью: он сделал все, что мог. Так и хотелось сказать: ничего изменить нельзя, все идет своим чередом. Но что-то внутри противилось этому! Все можно изменить, надо только захотеть!

- Да ладно, Млад Мстиславич, - усмехнулся Ширяй, забирая свои вещи, - ничего с ним не будет. Все проходят, и он пройдет.

- Я думаю - может, все же подняться… Посмотреть на этого Михаила-Архангела поближе… - пробормотал Млад.

- А он что, может что-то сделать? Или так, разговоры разговаривает? - спросил Добробой.

- Ничего он сделать не может. Другие духи не позволят, - вздохнул Млад.