Во славу русскую - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 28

Глава 10

10

Дверь из приёмной премьерского кабинета открылась, чтобы впустить гостью, возвещавшую о своём приближении шуршанием длинных юбок.

— Ваше высокопревосходительство!

Прекрасная вдова исполнила книксен на европейский лад и замерла с чуть опущенной головкой, слегка прикрыв глаза длинными ресницами.

— Дорогая Юлия Осиповна! Не надо без конца повторять про высокопревосходительство. Эти слова я слышу каждый Божий день и прекрасно выучил, на какой должности тружусь.

О! не обманывайся, сердце,О! призраки, не увлекайте!..Нас цепь угрюмых должностейОпутывает неразрывно.

Продекламировав Грибоедова, снова располневший Павел Николаевич жестом услал адъютанта, подвижным шариком выкатился из-за стола и приник губами к тончайшей перчатке, не скрывавшей сладостную мягкость женской руки.

— Искренне сожалею, что не бывал в шишковском доме, проезжая через Москву, да и ныне недосуг: взвалил на себя непосильные хлопоты. Говорят, у вас собирался цвет московского общества — писатели, поэты?

— Смотря кого считать цветом, а кого сорняками, ваше высокопревосходительство. Иные больше ценят происхождение от Рюрика, а не писательские таланты.

— Вот! Опять вы меня обижаете. Не по чинам зовите, а просто Павел Николаевич. Известно же, купеческого мы племени, ваше родовое дерево по польской линии куда древнее и почётнее. Присаживайтесь, не чинитесь. Приказать чаю?

— Спасибо, Павел Николаевич. Только неловко мне от державных дел отрывать, да в самый разгар дня.

— Отчего же? — легкомысленно заявил Демидов, с откровенным удовольствием разглядывая гостью. — Их все не переделаешь. Да и Бог знает, какие важнее. Аврора нас покинула, да и брак неудачен: Господь не подарил нам ребёнка.

Павел остановился напротив кресла, в которое усадил Шишкову, заполнив панораму перед ней своим массивным телом.

— Тогда вы замечательно поймёте меня. Осенью двадцать восемь исполнится, а с престарелым мужем, увы, тоже детей не случилось.

Глаза Демидова заинтересованно блеснули под линзами.

— Оттого припадаю к вашим ногам, — продолжила вдова совершенно не в том направлении, которое ожидал тот. — Подпишите помилование Строганова. Когда он вернётся из ссылки, боюсь — поздно уже будет думать о детях.

«Ай да Пушкин, ай да сукин сын. Как же, долгая печаль не в природе человеческой… Знаток! Самого, небось, дамы тоже вокруг пальца обводят». Спрятав эту неприятную мыслишку поглубже, Демидов развёл пухлые ручки.

— Дорогая Юлия Осиповна, рад бы помочь, да не всесилен я. Лишь месяцы прошли, не могу бередить неуспокоенную память народную о К.Г.Б. и Расправном Благочинии. На беду, после усопших Пестеля и Бенкендорфа ваш Александр Павлович — живое олицетворение прошлых несчастий. Вы же знаете, как неспокойно в обеих столицах, семьи обиженных взывают об отмщении.

— Но что же мне делать? Хотела к нему, но он пишет — и думать не смей. В Шушенском ужасно! Никогда себе не простит, если из-за него подвергнусь лишениям.

— Да, — участливо наклонил голову Демидов, отчего второй подбородок опасно свесился за расшитый золотом воротник. — Село Шушенское — безусловно не то место, где сосланный может спокойно проживать со своей женой. Не место для надежды. И для любви тоже.

— Посоветуйте, ваше высокопревосходительство! — Юлия Осиповна встала и предприняла попытку упасть на колени, впрочем, достаточно плавно, чтобы Павел Николаевич успел её подхватить, с удовольствием вцепившись в дамские руки и обнаружив её взволнованное лицо подле своего, внезапно покрывшегося испариной.

— Есть же другие мужчины! Достойные, перед державой не запятнанные. Посмотрите возле себя… Совсем рядом!

Он даже чуть подался вперёд, полуприкрыв глаза и искательно выпятив полные красные губы. Но его ждало разочарование — упрямая полька освободилась и шагнула в сторону.

— Простите, ваше высокопревосходительство. Стало быть, единственный способ — самой отправляться в Сибирь.

— Но позвольте! Вас к нему даже не пустят! — отвергнутый и разочарованный, он не подумал, что в его власти обеспечить ей пропуск… Но осталось вне его возможностей привязать к себе женщину, которая вдруг показалась невероятно желанной, до вожделения и безумия.

— Всё равно поеду. Насколько возможно близко. Там буду ждать и молиться о помиловании. Прощайте, ваше высокопревосходительство.

Она сделала книксен и упорхнула, оставив в воздухе неуловимый аромат неосуществимой мечты. Демидов почувствовал, что кровь прилила к лицу неимоверно, горло душит, но не от жёсткости воротника, а от безмерной досады. Да, Строганов — красавец. Он высок, породист и ни в малейшей степени не похож на купеческого сына. Но при этом — обычный граф, обречённый на опалу, ссыльный, чьё пребывание там ограничено лишь устным обещанием, приговор на бумаге куда суровее. А сам премьер-министр, первое лицо в державе, по влиянию — равное императору, только что предложил… точнее — намекнул, но чрезвычайно определённо дал понять, желает, мол, отношений тесных, близких и далеко идущих. Ради счастливого соперника Шишкова отказалась стать нежным другом, а в будущем, быть может, матерью наследника огромного демидовского состояния?!

Павел действительно подумывал, что Строганова надо вызвать в Москву. Первый восторг от низвержения фюрера давно улёгся, нарастает недовольство, что многие русские пороки, ещё с романовских времён унаследованные, при Республике лишь умноженные, не изжиты до сих пор. Государственная дума первого созыва только из оставшейся знати будет избрана и потому покорна, но не популярна, народ избирательных прав требует, крестьяне, иудеи, магометане! Нужна твёрдая строгановская рука, пусть даже не во главе возрождённого Благочиния в виде Тайной канцелярии. Хотя бы посадить его товарищем Министра внутренних дел, за государственную безопасность ответственного. Но после подлости неслыханной, когда он удерживает за тысячи вёрст женщину, которой не может обладать и не позволяет этого никому, Александра нельзя прощать!

О полном отсутствии логики и связи между чиновными талантами Строганова, полезными для России, и невозможности соблазнить его возлюбленную премьер не думал.

В этаком русле Павел Николаевич побурлил недельку и успокоился, снова кинувшись с головой в государственную круговерть. Сколько побед одержано, когда неутолённые на амурном фронте главы держав и правительств проявляли себя на другом доступном поприще? Пожалуй, не меньше, чем у героев, вдохновлённых пылкой взаимной любовью.

Ещё дней через пять Демидов не выдержал и велел узнать, чем занята Шишкова. Она и впрямь отправилась в Шушенское! Как жаль, что по свободной России всяк езжай куда хочет, не нужны подорожные. Наконец, глядя на снежинки, печально