Игра на чужом поле - Дмитрий Валерьевич Иванов Страница 28

— Вы в самом деле… Но как же? — растерялась журналистка.

— Мадам… — галантно поклонился Торстен.

— Мадмуазель! — топнула стройной ножкой девушка.

— Это точно я! Мадемуазель, могу вам подарить плакат с моим фото, у меня в номере есть. С дарственной надписью. Увы, я жив. Извините, что расстроил вас. Это другой Шмитц умер в той же больнице. Дед, фашист-эсэсовец, который воевал в 1-й танковой дивизия СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». Приехал сюда в Норвегию, и вот — сердце не выдержало.

— Не может быть! — ахнула девушка. — Но телевидение…

— Уже сегодня выдаст опровержение и извинения, — перебил я. — Прошу прощения, но я вас покину.

— Камрад! — обнял меня на прощание Торстен с ещё большей искренностью. Парень был явно доволен тем, что я не собирался составлять ему конкуренцию за сердце… ну и другие части тела хорошенькой француженки. — Мадемуазель, раз уже у меня не вышло покормить червяков, может быть, я покормлю вас?

Подметки на лету рвёт! Наш человек! И посольство ГДРовское оперативно сработало! А интересно, кто их надоумил? Наши или королевская семья?

— Толя! Что от тебя хотела эта лесбиянка? — встретил меня вопросом Виктор Анисимович.

— Почему лесбиянка? Вроде нормальная, — хмыкнул я, оглядывая уходящую красавицу ещё раз, теперь уже издали.

Хуже она от этого, конечно, не стала.

— Татуировка единорога и два переплетённых глифа, обозначающих женский пол. Это знаешь, как визитка. Ну, не суть… — уточнил дипломат, поправляя очки.

«Да ладно! — посочувствовал я про себя бедолаге Торстену. — Сначала я его избил, потом о его смерти объявили на всю страну, и теперь вот это…»

— Она порадовалась, что немецкий боксёр жив. Кстати, это наши его попросили сюда приехать?

— Нет, я бы знал об этом. Скорее всего, королевская семья Норвегии вмешалась. ГДРовцы ещё что-то с этого и поимеют, — с завистью произнес помощник посла.

— Нам тоже что-нибудь обломится, — уверенно пророчествую я, помня обещания кронпринца.

— Господин Штыба, — мне приказано сопровождать вас, если вы захотите поехать в гости в Стаугум, — к нам подошёл гвардеец, возможно, из командного состава. Хрен там разберешь их звания.

— Кем приказано? Улафом вторым? — пошутил я.

— Ах-ха! Отличная шутка. Расскажу нашим, — рассмеялся Виктор Анисимович и ответил гвардейцу, решив все за меня: — Конечно, захочет.

Ну, раз так звезды сошлись…

Машина Марты оказалась рядом, и она тоже видела моё общение с журналисткой.

— Толя, что тебе сказала эта девушка? Напрашивалась в постель к чемпиону? — хитро блеснув глазками, невинно спросила подруга, когда я сел в машину.

— Она бы если и просилась, то, скорее всего, к тебе. Девица оказалась лесбиянкой!

— Воч? — на инглише высказала своё удивление Марта. И это хорошо, ведь у неё скоро учёба в Оксфорде, надо с немецкого на английский перейти в общении с подругой.

Я со знанием дела объяснил значения татуировок на шее француженки, о которых сам только что узнал, и заметил, как разочарованно вздохнул неизменный водитель Йоханссон. Интересно, а у этого арийца к Марте… — нахмурился я. — Надо будет попросить другого водилу ей подобрать! Какого-нибудь опытного старичка. Хотя, Йоханссон же ещё и охранник, я так понял.

Глава 13

Других претензий к парню не было: Йоханссон явно знал свое дело. Каждое его действие — от плавных переключений скоростей до аккуратных поворотов — было отточено до автоматизма. Однако, что выделяло его среди других водителей, так это стиль, с которым он вел машину. Легкий наклон туловища при крутых поворотах, совершенно не имеющий смысла в машине, наводил на мысль о гоночном прошлом Йоханссона.

Я всю дорогу ревностно следил за шофёром, мысленно отмечая каждую деталь его поведения. Ведь если кто и может представить угрозу для Марты, то это тот, кто всегда рядом. Йоханссон, к счастью, не давал поводов для подозрений, но его грациозная уверенность за рулём… Она меня всё же слегка настораживала.

Марта, напротив, была погружена в свои мысли и на водителя никакого внимания не обращала, лишь время от времени бросала на меня задумчивые, но ласковые взгляды.

Ехать было недалеко — всего каких-то тридцать километров. Да ещё и по отличным норвежским дорогам, и если учесть, как плавно и уверенно вел машину Йоханссон, то путь до Скаугума превратился в комфортную прогулку.

«Элегантное поместье», — промелькнуло у меня в голове, когда мы свернули на гравийную дорожку, ведущую к дому. Кирпичный фасад в мягких кремовых тонах выглядел добротно и одновременно изысканно. Дом растянулся буквой L: одно крыло уходило к уже оживающему весеннему саду, а другое, как доверительно шепнула Марта, скрывало в себе жилые и хозяйственные помещения. Высокие окна на первом этаже, смотрелись как драгоценные картины в золотистых рамах, что вкупе с каменной отделкой стен придавало Скаугуму некую монументальность, достойную жилища монархов.

В общем впечатление на меня домик произвел, а вот парк, конечно, лучше было бы увидеть летом. Кто знает, может и доведётся.

— Ну вот… здесь я и живу, — тихо и несколько смущенно произнесла Марта, выйдя из машины.

Я немного мандражировал. Ну а как иначе? Предстояла встреча с родителями Марты. Кронпринца я уже видел — нормальный мужик, по крайней мере, пьющий. А вот мама… Ничего о ней не знал, кроме того, что Харальд любил её до такой степени, что был готов отказаться от титула наследника. Красивая легенда, конечно, но какая же Соня в жизни?

Кстати, если Хокон вдруг решит отказаться от трона, то следующей в очереди будет Марта. Вот это уже не укладывалось у меня в голове. Ну какая из неё королева? В этой взбалмошной девчонке, которая с азартом бросается в авантюры, я видел кого угодно, только не будущую монархиню. Хотя… если вспомнить, как она лихо расправилась с владельцем гостиницы из-за номера или расколотила, по словам отца, несколько фамильных ваз… Тьфу на тебя Штыба, накаркаешь ещё!

Нас, конечно, встречали. Но не папа с мамой, как это сделали бы любые русские люди, а дворецкий. Мужик с повадками… Ну, прямо скажем, непростой. Обшарил меня цепким взглядом с головы до ног, будто прикидывал, не тяну ли я на угрозу безопасности. Двигался он плавно, с достоинством, всем своим видом давая понять, что это дом королевской семьи, а не проходной