Александр Мазин - Богатырь Страница 29

А ноги великана – на полсапога.

Снова упала булава. На сей раз Илья сумел пустить вскользь – и даже рубануть по вражьей деснице. Лязгнула сталь клинка о железо наруча…

Хмыкнул великан. Но уже по-другому. Вроде как одобрительно. И ударил двойным. Крест-накрест. От одного Илья ушел уклоном, второй опять пришлось принять на щит. Затрещало так, что Илья решил – всё. Пропал щит.

И удивился, глянув. Потому что и щит был целехонек, и рука, что интересно, не болела. А ведь от такого удара и вовсе онеметь могла.

И еще на полпяди погрузился в землю Илья. А великан и вовсе на локоть ушел. По колено. И наконец-то за меч взялся. Причем – шуйцей. Тут только Илья заметил, что меч у громадины не слева, а справа. Леворукий, выходит, великан-то.

Илья засмеялся. Страха не было, хотя понимал: рубанет такой – и сразу напополам и щит, и Илья. Страха не было, а было весело, и жизнь кипела внутри, поднимаясь по здоровым ногам, наполняя нестерпимой силой грудь и плечи…

– Ну давай! Бей! – азартно выкрикнул Илья.

И, не дожидаясь, рубанул справа, финтом от пояса снизу – в подмышку. Великан качнулся назад (клинок Ильи пропел, не достав), потом вперед – и огромный меч без хитростей упал на Илью сверху. Как раз тем ударом, какого он ждал. Таким ударом не то что воина со щитом – коня напополам разрубить можно.

Лязгнуло знатно. Удар пришелся по умбону, но до руки Ильи не достал. Илья, чудом, не иначе, но удержал и щит, и вражий удар. И ударил сверху, наискось, целя меж шеей и плечом.

Великан не успел отбить. Ушел телом влево, и меч Ильи угодил не в голую шею непомерной толщины, а в широкий наплечник. Звук такой, словно в било вечевое ударили. У Ильи на миг уши заложило, но это пустяки. Он откинулся назад, пропуская перед собой круглую голову булавы, и рубанул длинно, из-за спины, с оттягом, будто не мечом, а саблей.

Жутко заскрежетала сталь по шлему-котлу. Глухо вскрикнул великан. А Илья, в азарте, ударил снова, и снова… Пока не сообразил, что враг больше не отвечает. Не может. Провалился в землю до подмышек.

Илья посмотрел на собственные ноги, босые, в портках, будто вцепившиеся пальцами в рыхлую почву…

Потом снова на утонувшего в земле великана.

И опустил меч.

– Добей его, – раздался позади злой женский голос. – Вбей его в матушку по маковку.

– Не стану. – Илья вбросил в ножны чистый меч. – Нет в этом чести.

– А я не прошу! – Красавица-лягушка шагнула вперед. – Я – велю! Или хочешь опять – в калеки?

– Нет, – качнул головой Илья. – Я воин, баба. Поищи себе для такого дела палача.

– Мальчишка! – взвизгнула красавица. – Дурак безголовый! Делай, что велю! Вышло его время! Не держит его земля! Сам, что ли, не видишь?

– Она правду говорит! – Голос у великана – размеру под стать. – Не держит земля мою силу. – Он уронил булаву и протянул Илье руку: – Помоги подняться – и часть силы моей твоя будет.

– Зачем мне твоя сила? – пожал плечами Илья. – Мне и своей довольно. А подняться помогу, что ж не помочь-то?

Илья уже протянул руку, и лапища великана обхватила его ладонь, накрыв ее целиком.

И вот только теперь Илья ощутил настоящую силу противника. Когда поволокло его вниз, к земле, ниже, ниже, в глубину ее, в нутро, в пещерную тьму…

А потом отпустило. Совсем.

Илья вновь стоял на поверхности, а великана не было. Только почва рыхлая, будто на свежей могиле.

А в голове Ильи кто-то сказал отчетливо: «Ты придешь ко мне. Но не сегодня».

И рядом – сердитый женский голос:

– Сказала ж тебе. Не послушал. Так пеняй на себя!

И тотчас обе ноги Ильи подогнулись, и он беспомощным кулем повалился наземь.

Пробуждение Илью не порадовало. Сон оказался – в руку. Вернее, в ноги.

Глава 3

Гридь была единодушна: «Убить змеюку!»

Духарев же с выводами не торопился.

Он внимательно выслушал сына. Заставил его дважды пересказать виденный сон. Потом велел всем заткнуться и задумался. Даже ёжику понятно: сон этот – неспроста.

Эх, как сейчас пригодился бы совет Рёреха. Вот уж кто разбирался в закромочных делах.

Еще понятно: ведунья подобного результата не ожидала.

Попыталась оправдаться: мол, не по нраву Илья Морене пришелся. Что-то не так сделал, вот и отняла богиня у парня вторую ногу.

– А ты куда смотрела? – буркнул Духарев.

Эх! Знать бы заранее… Хотя чего тут знать? Будто ему не ведомо, что такое – дрянь языческая? Один только Рёрех из всей этой братии достоин был доверия…

Ведунья же от вопроса растерялась.

– Так это… Не поспела я, – пробормотала она. – Быстрый он, сынок твой. Глядь, а он уж за Кромкой. А там его сыскать…

– Не смогла? – строго спросил Духарев.

Явнея понурилась.

– Сожгем ее, батько? – предложил Витмид. – В огне ей самое место!

– Это мы всегда успеем. – Духарев глянул на сына. Илья сидел, опершись спиной на дерево, мрачный, помалкивал.

Духарев поднялся, шагнул к ведунье, ухватил за волосы:

– Ты напортачила, Явнея, тебе исправлять!

Он не стращал, не грозил, просто велел.

– Не смогу я, княже! – пискнула ведунья. – Я не смогу!

– А кто – сможет?

Задумалась надолго. Зыркала время от времени на Духарева, и он чувствовал: боится Явнея – понимает: время снисхождения кончилось. Запах горелой человечины уже витает в воздухе.

А жить-то хочется!

– К волохам идти надо! – наконец изрекла ведунья. – На капище.

– Они помогут? – спросил Духарев, для себя решив: соврет – умрет.

Не соврала:

– Не знаю, мой господин. Может быть.

Теперь уже Духарев задумался. Чувствовал: Явнее тоже не очень-то хочется – к волохам. У нее – своя богиня. Причем – из другого лагеря. Волох – жизнь поддерживает, а Морена – наоборот. Конкуренты. Хотя у других племен, как слыхал Сергей Иванович, наоборот. Волох позлее Морены. Черт их разберет, этих бесов языческих. Однако попробовать стоит. Тем более волохов Духарев уважал. И уже обращался к ним по поводу Ильи. Киевский волох не справился с задачей. Но тогда поражение было чисто физическое, а сейчас – нет. Если одна языческая сила нагадила, может, другая – исправит?

– Илья, как, в седле удержишься?

Сын кивнул.

– Тогда собираемся, – решил Сергей Иванович. И ведунье: – Дорогу покажешь.

– Может, связать ее, батько? – предложил Развай.

– Не надо. – Духарев глянул на ведунью особым взглядом, да так, что женщина отшатнулась. – Не сбежит она.

Что-что, а увидеть, когда человек признал его господство, Сергей Иванович умел. Явнея – признала. Отныне она больше не была свободной. Теперь ведунья принадлежала к его чати. До тех пор, пока он сам ее не отпустит. Если отпустит.

Упрятано капище было на совесть. Без проводницы им пришлось бы поплутать. Хотя нашли бы всё равно. С Витмидом – точно. У него на такие места нюх прям-таки фантастический. Ведунью, вон, углядел раньше, чем она – его. Интересно, а будь на ее месте такой, как Рёрех? Вычислил бы его Витмид? Ой, вряд ли.

Давненько Духарев здесь не бывал. Сколько прошло с тех пор, когда они с Рёрехом сюда заявились? Лет тридцать с хвостиком. Но изменилось с тех пор Волохово капище незначительно. Частокол подправили местами. Новые колья по цвету нетрудно отличить. Часть звериных черепов на частоколе заменили свежими. А вот человечьих на нем больше нет. Хотя, может, и раньше не было? Волох, он погуманней того же Сварога.

Духарев уже знал, что каждое такое капище делится на две части: запретную для людей и запретную для духов.

Первой, внешней границей был вот этот частокол. Внутрь пускали только своих. Но внутри была еще одна граница, внутренний круг. Там царил сам Волох и призванные его служителями духи, которым был заказан путь наружу так же, как чужим был запрещен доступ за внешний частокол. Там, во внутреннем кругу, была уже не Явь, но еще не Навь. Что-то вроде запретной полосы вдоль Кромки. Там находилось физическое тело Волоха, емкость, так сказать, для нисхождения божественной силы, обращавшей этот мир в момент принесения жертвы.

Ворота «внешнего доступа» были закрыты. Но открылись, когда Развай разок-другой стукнул в створ древком копья.

Духарев с гридью въехали внутрь. Ага. Вместо давешней бабки – здоровенный кудлатый смерд с дубиной, а вместо мишки – свора не менее кудлатых псов. Последние, надо полагать, с воинами уже встречались, потому что лаяли яростно, но с приличной дистанции.

– Старшего позови, – велел смерду Развай. – Мухой!

– Помню тебя.

Медогар. Старый знакомый. Надо же, жив еще. Седой, морщинистый, но держится прямо. Сколько ж лет ему?

Сергей Иванович кивнул Разваю, и тот вручил главному волоху кожаный мешочек.