Алексей Махров - Спасибо деду за Победу! Это и моя война Страница 3

С трудом поднявшись, поковылял к разгромленному поезду. По пути буквально пришлось перешагивать через трупы. Много трупов. Десятки, если не сотни. И они были самыми настоящими, а не бутафорскими. У многих оторваны конечности и головы, разорваны тела, вывернуты наружу кишки. Пахло гарью, кровью, вокруг вились мириады невесть откуда взявшихся мух.

Я уже понял, что нахожусь очень далеко от дачного поселка, но все-таки зачем-то продолжал искать всему происходящему рациональное объяснение. И не находил! Окончательно мои сомнения развеял взгляд женщины, сидевшей возле окровавленного трупика маленькой девочки. Такое горе не сыграешь.

Это не кино! Я непонятным образом очутился в месте, где самолеты, похожие на немецкие, убили несколько сотен человек. В основном – женщин и детей. Мужчины мне на глаза не попадались.

Поправка! Возле развороченного бомбой паровоза лежал человек в военной форме. Вернее, в чем-то, напоминающем военную форму. По цвету вроде хаки, но с непонятным песочным оттенком. И без погон. Обутый не в сапоги, а в ботинки. Поверх ботинок – до самого колена – ногу обвивали матерчатые ленты. Половина головы у солдата отсутствовала, но зато в метре от обрубка лежала… пилотка с красной звездочкой. Я наклонился и подобрал – точь-в-точь, как у наших бойцов… в фильмах про войну! И эти ленты на ногах… Обмотки! Точно, так они и назывались. Я оглянулся по сторонам, уже догадываясь, что увижу. Ага, вот и она! Неподалеку лежала трехлинейка. Доковыляв до оружия, я поднял винтовку и бегло осмотрел. В Югославии мне доводилось держать в руках множество самых разных стволов, вплоть до экзотических. Из многих удалось пострелять, а некоторые даже собрать-разобрать, удовлетворяя любопытство. Так что я прекрасно знал, как должна выглядеть обыкновенная русская винтовка. Это была самая настоящая мосинка. Практически новая – ни одной царапины на стволе и ложе. Машинально открываю затвор – магазин полон патронов, не похожих на холостые – видны остроносые головки пуль. Зачем-то досылаю, направляю ствол вниз, жму на спусковой крючок – грохает выстрел, на который испуганно оборачиваются бродящие вокруг люди. Патроны боевые – в земле образовалась аккуратная дырочка.

Значит, все вокруг действительно настоящее?!!

Что-то мне опять поплохело. Не выпуская винтовки из рук, присаживаюсь на обломок шпалы. Во рту пересохло, но где взять воды? Так вот же – на поясе солдата висит фляга. Отцепляю и, мимолетно подивившись дизайну (фляга оказалась не алюминиевой, а стеклянной!), делаю большой глоток. Твою мать! Это водка! Но это же к лучшему! Делаю еще один глоток. Ну вот – теперь можно трезво обдумать ситуацию.

А получается настоящая херня – я в чужом теле, а вокруг – война. И если второе могло получить хоть какое-то рациональное объяснение (увезли в другую страну на другом континенте), то первое обстоятельство вообще не поддавалось разумному осмыслению. Внимательно смотрю на свои (чужие!) руки. Так они еще и в кровище! Где это меня угораздило? Ах да! Это я глаза протирал – теперь понятно, что за липкая жижа мне смотреть мешала. А откуда кровь? Аккуратно ощупываю голову – чуть выше линии роста волос обнаруживается нечто, напоминающее засохшую рану. Довольно большую – в палец величиной. Похоже, что чиркнуло осколком, – рана хоть и глубокая, но узкая – края закрылись и запеклись. Повезло…

– Мальчик, это ты сейчас стрелял? – спрашивает тихонько подошедшая седая женщина.

Я мальчик? Опаньки! Эх, мне бы зеркальце – на рожу свою новую глянуть! На сколько лет я помолодел?

– Да, – вежливо отвечаю. – Видите ли, мне показалось, что оружие неисправно, вот и пришлось проверить.

– Хорошо! – Взгляд женщины становится равнодушным. – А мне подумалось – ты с ума сошел, раз в землю стреляешь… Ты ходить можешь? Если можешь – помоги собрать и перевязать раненых.

– Конечно! Только передохну немного – а то я хоть и хожу, но с трудом! Видимо, сотрясение мозга.

– Ты разбираешься в медицине? – в равнодушных глазах женщины вспыхивает надежда.

– Нет, к сожалению, с чего вы взяли?

– Ты употребил медицинский термин!

– Сотрясение мозга? Но чтобы понять это, необязательно быть врачом. Однако хоть я и не врач, но повязку наложить смогу.

– Хорошо! – повторяет женщина, и ее глаза вновь становятся равнодушными. Она медленно и тихо уходит, по пути разглядывая все лежавшие вокруг тела. Но живых поблизости нет.

Она уходит, а я продолжаю сидеть. Сделав еще глоток из фляжки, вдруг соображаю: мы разговаривали по-русски. Значит вокруг как минимум не Южная Америка. Но вроде бы ни в одной русскоговорящей стране сейчас не воюют? Так, может, это не война, а… нападение террористов? Угу, террористы на антикварных самолетах… А им противостоят реконструкторы с трехлинейками.

– Игорь? Глейман? Ты живой?

Это кто меня зовет? Ко мне быстро шагает высокий худощавый парень лет шестнадцати-семнадцати на вид. На нем просторные светлые штаны и рубашка с коротким рукавом. Когда-то белая… На лице – улыбка. Рад меня видеть?

– Откуда ты меня знаешь?

– Игорь, ты чего? – Парень, огорошенный вопросом, неуверенно останавливается в паре шагов. – Ой! Ты ранен? Я посмотрю!

И он бесцеремонно хватает меня за подбородок, задирает голову и начинает осматривать рану. Приходится освободиться от его рук. Возможно, я делаю это излишне резко. Парень снова ойкает и отскакивает.

– Ты чего? Что с тобой? Обиделся, что я в лес убежал, а тебя возле поезда бросил? Прости! Сам не знаю, что со мной случилось, – видел, что ты упал, а остановиться не смог!

И он вдруг зарыдал, закрыв лицо ладонями.

– Эй! – Я осторожно тронул его за локоть. – Я тебя прощаю! Убежал и убежал… Вот только скажи мне: откуда ты меня знаешь?

– Так ты… Так ты меня не помнишь? – всхлипывая, парень заглянул мне в глаза, чтобы убедиться, что я не шучу. – А-а-а, понял… Тебя ведь в голову ранило! И ты, наверное, память потерял, да? Совсем-совсем меня не помнишь? А мы ведь две недели в соседних квартирах прожили!

– Где это мы рядом с тобой жили? В Южном Бутово?

– Где? Нет, не там. В военном городке стрелковой дивизии. Я Миша. Миша Барский. Сын майора Сергея Ивановича Барского, начальника штаба полка.

– А я тогда, по-твоему, кто?

– Ты Игорь Глейман. Сын подполковника Петра Дмитриевича Глеймана, командира полка.

Ептыть! Это я, что, – в теле деда очутился? Осталось выяснить только одно…

– Какое сегодня число?

Миша от неожиданности икнул.

– Двадцать пятое. Двадцать пятое июня.

– На хер подробности! Год! Какой год?!! – рявкнул я.

– Сорок первый! Тысяча девятьсот сорок первый.

Ну, все… Я попал… Ровно шестьдесят пять лет назад (или вперед?) я приехал к деду на дачу. Так что, мать вашу, произошло? Перенос сознания через время и пространство? Мелькнула мысль: хотел молодость вернуть – на! Получи и распишись! На тридцать лет помолодел!

Чтобы помочь мозгу в осознании этого дикого факта, я сделал большой глоток из фляги, которую так и держал в руках. Водка пошла по пищеводу горячей волной и бомбой рванула в пустом желудке. Если учесть, что глоток был не первый… Мне явственно захорошело.

– Эй, ты что делаешь? Водку пьешь? Как ты можешь? Ты ведь комсомолец! – вдруг возмутился Миша.

– Это не водка, это противошоковое средство! – отмахнулся я. – Практически лекарство. На, хлебни. Тебе тоже будет полезно!

Но Барский отскочил, словно я совал ему в лицо горсть собачьих экскрементов. Ну, вольному воля, а мне больше достанется.

Однако пора завязывать с рефлексиями. Я в прошлом, и это факт. Есть, конечно, некоторая вероятность, что все вокруг – красивые цветные глюки, но из-за этой вероятности сидеть на месте и предаваться философским размышлениям о сущности бытия я не буду. Надо действовать! О чем просила та тетка? Найти и перевязать раненых?

Я решительно встал и огляделся, впервые совершенно реально, а не как съемочную площадку, оценив место, где произошел перенос. Фашистские стервятники были опытными и хорошо выбрали место для атаки – состав остановили посреди большого пшеничного поля. Вначале поработали бомбардировщики – вижу несколько воронок от крупнокалиберных, не менее двухсот пятидесяти килограммов, бомб. Они-то и разнесли паровоз и вагоны. И кинули еще десяток «гостинцев», когда народ начал разбегаться. А потом тех, кто уцелел, проштурмовали истребители. Совместно эти гады собрали богатый урожай… Оба откоса насыпи усыпаны телами. Лежали они и дальше – метров на пятьдесят в обе стороны. Хлебные колоски – слабая защита от пуль и осколков. Никаких укрытий, кроме небольшого лесочка, почти рощицы, просматриваемого насквозь, в окрестностях не наблюдалось. От паровоза до него было около пятисот метров. Похоже, что, когда меня «накрыло», дед бежал именно туда. Сейчас из этого леска тянулась редкая цепочка людей. Видимо, тех, кто имел счастье добежать. Основную часть возвращающихся составляли девчонки и мальчишки от десяти до шестнадцати лет, но я заметил среди них несколько девушек постарше. Навскидку, без точного подсчета, здесь погибли или получили ранения не менее четырех сотен человек. И около двухсот осталось на ногах.